Остатки былой роскоши, стр. 34

– Рад стараться, вашество, – браво гаркнул Степа, вскакивая, – пришью Иволгину еще одно уголовное дело, засадим его на все двадцать пять.

– А вот это ни к чему, парень. Не надо паясничать, не к лицу тебе.

– Есть, – вздохнул Степа. – А как вы относитесь к факту исчезновения Рощина из часовни? К его появлению в доме Сабельникова, встрече с редактором?

– Вот ты мне это и объяснишь, – улыбнулся Куликовский.

– Последний вопрос: что «нашим» будет за акт вандализма?

– А у тебя есть доказательства? – вопросом на вопрос ответил Куликовский.

Степа, конечно, ни слова не сказал начальнику о свидетельнице. О присутствовавшей и все видевшей своими глазами Янке.

В машине Заречный мрачно буркнул Толику:

– Едем на старое кладбище. С ветерком, пожалуйста.

– Степа, у тебя появился какой-то нездоровый интерес к кладбищам. Прям как у некрофила, – откликнулся тот, разворачивая автомобиль. – Кстати, знаешь, что такое «некрофил»? Некрасивый Фил. А «пеньюар» – это пень из ЮАР. Ха-ха-ха. Между прочим, я придумал, а вернулось ко мне из чужих уст. Представляешь, все мои залипухи мне же иногда и рассказывают. Патентовать пора мои словесные изобретения.

Степа глядел в окно. Толик угадал: оперу было не до смеха.

Зиночка уступила место во главе стола Николаю Ефремовичу и скромно заняла стул по правую руку от мэра. Но прежде пухлым пальчиком ткнула в газетную статью:

– В рубрике «Сенсация».

Мэр читал в полной тишине. По мере чтения на щеках его выступали поочередно то белые пятна, то красные. Но вот он обвел взглядом бешеного быка присутствующих:

– Где Ежов?

– Сообщил, что заболел, – недоверчивым тоном сообщил Бражник.

– Нашел время болеть! – свирепо взревел мэр. – Или думает отсидеться? Теперь скажите, как фотографии сюда попали. Не помню, чтобы нас снимали.

– Теперь молите бога, чтобы нас не зафиксировали вчера, – сказал все тот же Бражник. – До вашего прихода мы тоже обсуждали этот вопрос. Факт налицо – нас фотографировали.

– Но там же было темно, а вспышек не было, – возразил мэр.

– Видите ли, – вступил Медведкин, – сейчас техника существует самая разнообразная. У разведчиков она вообще фантастическая. Возможно, аппараты или пленка были сверхчувствительные, какие нам неизвестны. Может, почистили на компьютере, вот и получились достаточно качественные снимки. Ким хорошо подготовился.

– Я сейчас позвоню, чтобы мне доставили весь тираж. – И мэр схватился за телефон, как за палочку-выручалочку. – Кто там заведует печатью?

– Бесполезно, – остановил его Медведкин. – Теперь доставка тиража газет из других городов производится не в одно место, как было раньше, и уж оттуда пачки развозятся по киоскам. Сейчас договариваются с конкретными людьми на точках. Это же заработок для киоскеров. Так что если хотите скупить тираж, то придется объехать все точки, где торгуют печатной продукцией, в городе и за городом.

– Так надо объехать! – по-царски грозно приказал Сабельников.

– Не горячитесь, – осадил его Бражник. – Чтобы выкупить все газеты в городе, нужна наличность. У меня на данный момент ее мало.

В доказательство Бражник выложил из карманов все до копейки на полированный стол. Почин поддержал Медведкин, у которого денег оказалось еще меньше. Фоменко небрежно бросил пачку:

– Надеюсь, этого хватит.

Зиночка с благодарностью и обещанием райского счастья посмотрела на банкира, ведь ей не пришлось опустошать карман.

Поделив деньги поровну, заговорщики достали карту, распределяя районы, где нужно объехать киоски и скупить газеты. Торопились. Раннее время давало надежду, что народ еще не узнал о сенсации. Безлошадному Медведкину было поручено обойти центр. Но в его возрасте не побегаешь по улицам без риска заработать сердечный приступ. Да и пачка газет не легонькая, а их доставить в здание администрации предстоит не одну. С редактором скооперировался Бражник, следовательно, за обоими закрепили два района. Николай Ефремович вызвал помощников и приказал им скупить в таком-то районе газеты, даже не поинтересовавшись, есть ли у ребят деньги. Своих, разумеется, не дал и остался «дома».

5

Степа искал на кладбище людей, по облачению напоминающих бомжей. В начале аллеи сидели несколько человек бесхозного вида, включая двух женщин, явно мучающихся с тяжелого перепоя. Они почему-то Степе не показались: скорее всего имеют жилье, а на кладбище ходят на работу – попрошайничать. Он прошел мимо них вглубь, свернул к часовне купца. Задержался возле статуи ангела – высоко поднял вверх голову, рассматривая скульптуру. По положению правой руки Степа определил, что когда-то ангел держал в руке копье. Вовсе не меч, как думала в свой визит сюда семерка «столпов города». Сейчас копья нет, но фигура не потеряла грозный облик карателя, навевала сумрачные мысли о коротком человеческом веке. Вообще-то Степа не склонен к философским размышлениям. Он слишком молод, и работенка его слишком прозаична. На взгляд некоторых, только не для него. Однако последние события несколько встряхнули опера, заставив задуматься о жизни и смерти, о том, существует ли душа и кто над нею властелин. У Степы были ситуации, когда он рисковал жизнью. И делал он это играючи. Все на земле он воспринимает с позиции игры длиною в человеческий век, поэтому легко переносит неприятности и неудачи, полагая, что они все равно пройдут. Степа относится к тем редким людям, которые считают себя счастливыми. А почему, собственно, нет? У него есть интересная работа, комната в общаге, друзья, стабильная зарплата, которая, правда, могла бы быть и побольше, а еще любимая девушка, отправившаяся с ним вместо дискотеки на кладбище. Для начала неплохо.

И вот ему представилась возможность расследовать из ряда вон выходящее дело, которое по плечу лишь знаменитым сыщикам. Впрочем, так казалось на первый взгляд. На самом деле к утру сегодняшнего дня он догадался уже о многом. Оказалось, что и распутывать-то тут особо нечего. Даже грустно. Тем не менее вопросов не убавилось, а прибавилось. Степа очутился на распутье. От него сейчас требуется помочь... семерым негодяям. А помогать им у него совсем нет охоты. И вовсе не потому, что те пренебрежительно отнеслись к нему. За время работы в органах Степа привык к подобному отношению. Тогда почему ему впервые не жаль потерпевших? Все очень просто – он на стороне Рощина.

До прошлой ночи Степан Заречный никогда Кима Рощина не видел. Более того – нуворишей он вообще терпеть не может, но именно Рощина ему стало жаль. Степа с удовольствием завел бы дела на каждого из семерки в отдельности и на всю компанию вместе. Но сегодня он расстался с этой мечтой. Куликовский ясно дал понять, что этому не бывать, а ведь буквально вчера пел другое: «Заводи дело хоть на мэра». Как же, заведешь тут... Такой резонанс возникнет в области – ого-го! А Кулик шум не любит. Так и будут семь пиявок сосать кровь у людей и отправлять их сюда, на кладбище.

Сегодня Степа верит в те мистические события, о которых рассказали ему вчера. Видимо, все было именно так, как изложила семерка. Значит, Рощин похоронил себя, чтобы заставить содрогнуться от ужаса тех, кто никогда ничего не боялся. Право, он достоин восхищения, хоть и негоже оперативнику так думать. Только как он умудрился мистифицировать свои действия? Но ничего, в запасе у Степы еще девять дней, он разберется.

Пробираясь к купеческой часовне, Заречный услышал храп. Покружив у могил, набрел на загороженный участок, основательно заросший зелеными и сочными сорняками почти в рост человека. Здесь он и обнаружил мужчину, спавшего под сенью сорняков. Одежда на нем выдавала представителя самой низшей касты сограждан – бомжа. Рядом валялся нехитрый скарб спящего, состоящий из ручной тележки на одном колесе с сумкой, привязанной к тележке веревкой. Тут же валялась пустая чекушка и остатки еды на газете. Степа присел на корточки, позвал:

– Эй, приятель. Очнись, слышь?