Остатки былой роскоши, стр. 31

– Тебя купили, Гена, давай называть вещи своими именами. А потом кинули.

– Называй как хочешь. Я отвоевывал место под солнцем, не удалось, что ж из того? Я наладил бизнес, живу неплохо. Сейчас меня волнует Ким, где он затаился. Он хочет отомстить, а я не желаю, чтобы меня кокнули.

– Да кто сказал, что он убьет нас? Ким обещал уничтожить нас нашими же методами. Это не значит, что он станет убивать. Нет, ему мало убить. Впрочем, неизвестно, как мы вынесем его шаг конем, возможно, кто-то и станет покойником. Но, Гена, признай: мы заслужили. Нельзя топтать человека, он от этого звереет. Ладно, спи, а то уже рассвело. Я пойду выпью валокордин.

Медведкин поплелся на кухню, выпил капли, сел на табурет и долго смотрел в окно, как солнце золотило верхушки деревьев и крыши домов. Наступило утро, и кому-то оно принесло радость...

3

Два взрыва в ночь на субботу потрясли город. И уже в десять утра готово было толкование ночных событий в городе. Правда, версии разнились. На рынке, в магазинах, в транспорте судачили:

– Террористы и до нас добрались.

– Какие там террористы! Бензоколонки принадлежат главе администрации, его наказали конкуренты. Он же не дает никому хода. Все хапает, хапает.

– Правильно сделали, а то совсем зажрался!

– А я слышала, что по халатности взорвались.

– Какая халатность! Вы что, дама, не понимаете? Так не бывает, чтобы халатность взорвалась одновременно в двух разных местах, но одинакового предназначения.

– Да какая нам разница, как и почему взорвались бензоколонки? Благо, что стоят бензоколонки на отшибе, за городом. Хоть люди не пострадали.

– Не скажите, разница большая. Если это террористы, то вдруг они вздумают взорвать бензоколонки в городе, что тогда будет? Ведь всем известно, что ставить бензоколонки в городе опасно, а ставят. Кто разрешение дает? Мэр. А чьи они? Тоже мэра. Все понятно?..

И тому подобное переходило из уст в уста.

В дом помощники попали через второй этаж. Забрались сначала на крышу, потом один влез в раскрытое окно второго этажа, рискуя жизнью.

Мэр храпел на полу в гостиной, не слыша ни стуков в дверь, ни криков. Помощники его растолкали, поволокли в ванную и привели в чувство холодной водой, поливая нещадно голову и грузное тело с жировыми накоплениями. Мэр как следует обложил их матом, а услышав новости, прощения не попросил, помчался на бензоколонку. Вообще-то прощения просить он просто не умеет.

Куликовский прибыл туда же лично, хотя не обязан был это делать. Ходил вокруг дымившегося пепелища – пожар уже успели потушить – такой большой, такой хмурый, такой злой. Дело в том, что в городе ничего подобного не случалось. Город на хорошем счету в области, а счет сей обязан родной милиции. Операции по поимке преступников проводили потихоньку, без паники и лишнего шума. Ну теперь шумиха обеспечена. Одно радовало: слишком рано, поэтому местное телевидение на пожарище пока не пожаловало. Впрочем, телевизионщиков можно и прогнать без церемоний – чай, не баре. Завидев Сабельникова, выскочившего из машины с перекошенным и отекшим лицом, Куликовский не поторопился навстречу, а еще больше нахмурился и уставился под ноги: мол, думу думаю. Здесь же слонялся и Степа.

Мэр носился туда-сюда вокруг дымящихся головешек бензоколонки, взмахивал руками, невнятно бормотал, никого не замечая, а похож был на пассажира, прошляпившего свой поезд и заклинающего его вернуться. Замначальника управы нехотя приблизился к мэру, тот, увидев его, залепетал:

– Как же так? Что тут произошло? Почему?

– Есть предположение, что рванула бомба, – кисло сообщил Куликовский.

– Бомба? – поразился Сабельников, не вспомнив звонок Рощина. – Кто посмел? Кто осмелился? У нас в городе не было бомб!

– Работаем над этим.

– Хорошо, что люди не пострадали. – Подошедший Степа высказал мысль, уже прозвучавшую в народе.

– Что? – не понял мэр. – Какие люди?

– Те, кто обслуживал бензоколонку, – ответил тот.

– Ах люди... – промямлил Николай Ефремович. – Угу. Какой ущерб нанесен! Постойте, как – не пострадали? Никто не пострадал? Они бросили бензоколонку?!

Переглянувшись со Степой, Куликовский подозвал одного милиционера, попросил привести свидетеля. Когда тот привел молодого человека в фирменной робе работника бензоколонки, вяло попросил:

– Расскажи-ка еще раз.

– В пять утра мы заправили «Вольво», из машины никто не выходил. Машина уехала, а потом, примерно минут через десять, мы услышали сообщение через громкоговоритель: «Через пять минут взорвется бензоколонка, просим срочно покинуть ее и как можно дальше убежать. Повторяем, через пять минут произойдет взрыв». Мы и разбежались. Тут как раз и рвануло...

– Вы не попытались найти бомбу? – Мэр был вне себя от бешенства.

– А мы, извините, не саперы, – огрызнулся рабочий.

– Ах ты... – Сабельников сжал кулаки и зубы. – Уволен! Все уволены!

– Николай Ефремович, держите себя в руках, – сказал Куликовский, потом обратился к рабочему: – А ты иди.

Тот, сплюнув в сторону, явно предназначая плевок мэру, пошел к товарищам, дававшим показания. Куликовский предложил поехать и посмотреть еще на один объект.

– А что такое? – испуганно вскинул глаза Сабельников.

– Тебе не сообщили? – удивился Куликовский. – Тогда наберись мужества. Еще одна бензоколонка взорвалась.

Вначале была пауза. Мэр, выкатив глаза на Куликовского, находился в состоянии потрясения, предшествующего чуть ли не инфаркту. Паузу сменили глубокие вдохи, как будто Николай Ефремович добирал в легкие воздуха, чтобы начать яростно кричать.

– Это все он! Он! – выговорил наконец мэр полушепотом.

– Кто? – Куликовский оглянулся на Степу.

– Рощин! – И Сабельников побежал по разрушенной бензоколонке, крича: – Рощин, гад, я тебя урою!

Куликовский никак не отреагировал на крики Сабельникова. Только бросил оперу еще один многозначительный взгляд, в котором тот уловил недоверие к басням мэра, и направился к служебному автомобилю. Все расселись по машинам. Степа, забравшись к Толику, тихонько спросил:

– Ты жива?

– Жива пока, – отозвалась Яна. – Долго мне под креслами лежать?

– Часика два, – усмехнулся Степа. – Счастье, что Кулик не захотел с нами покататься. А ведь говорил тебе: езжай домой.

– Ничего, потерплю, – буркнула Яна снизу.

Толик от души посмеивался над девчонкой, Степа оставался невозмутим. Вскоре они ехали за автомобилями мэра и Куликовского. Поскольку сыск не дело шофера, Толик про себя старался понять странную привязанность таких разных людей, как Степа и Яна, которые часто конфликтуют, являются объектом для шуток, потому что их отношения «папы и дочки» не только Толику непонятны. Так что же их сблизило? Тем не менее есть в них нечто чистое и детское, оба умиляют, а посему притягивают к себе. «Вообще, Степа хороший человек, только бы не обжегся на Яне, очень уж крученая она», – думал Толик.

На втором объекте им предстала та же картина, что и предыдущем, и рассказ рабочих был в точности похож. Ясно, что взрывы на обеих бензоколонках одних и тех же рук дело. Николай Ефремович, схватившись за сердце, опустился на край сиденья автомобиля с выражением обиды на лице. Возможно, такое впечатление мэр производил из-за мешков под глазами и одутловатости лица с опущенными вниз уголками губ, но вид его говорил: меня обидели, ну, хоть кто-нибудь пожалейте!

– Плохо? Может, «Скорую» вызвать? – спросил Куликовский с сочувствием.

– От чего ж тут хорошо будет? – простонал Сабельников. – Ты, вместо того чтобы «Скорую» вызывать, отыщи лучше этого гада, который нанес удар по моей личной экономике. У, контра, посмел взорвать мои бензоколонки! Целых две!

– Кто, Коля? – Куликовский говорил с ним как с больным.

– Да сколько раз повторять! – вспыхнул Сабельников. – Рощин же, Рощин! Ага, ты мне не веришь, да? Думаешь, мы все врем?