Возвращение Остапа Крымова, стр. 36

Совершенно случайно оказалось, что у Крымова завалялась пара-тройка тысяч голосов, которые он бы уступил по бросовым ценам. Рассказав поучительную историю о скупердяе Гугиле, развернув списки с личным составом Фонда, показав гору папок с заявлениями, Остап назвал цену. Профессор сразу сказал, что цена реальная, но попросил дать ему возможность поторговаться. Остап дал, но заметил, что и он имеет в таком случае моральное право продать остаток голосов тому, кто даст сходную цену. Профессор заявил, что речь может идти только о продаже всего пакета голосов. Для того, чтобы решиться на второй тур выборов, Пинскому надо было добрать еще три тысячи голосов, а ресурсы его были уже исчерпаны. Правда, у него оставалась непроданная дача в Липцах и экзаменационная сессия на носу. Подсчитав возможную выручку за дачу и экзамены, Пинский согласился на пять долларов за нос. На этом и сговорились.

Покончив с предварительными переговорами, Остап перешел в стадию ожидания, надеясь, что нарастающая конкуренция сама пригонит в его сети этих четырех жирных карасиков. Оставалось только ждать, когда кандидаты проверят предоставленные им данные и решатся вложить деньги в верное дело.

Доверенные лица претендентов без излишнего шума, аккуратно, под видом водопроводчиков, санитарных врачей и алкоголиков провели проверку информации по Фонду Буйного. Вступая в случайные связи и беседы с жителями района, подобранными самым случайным образом по спискам Остапа, разведчики действительно убедились в существовании «Солидарности-18» и любви ее членов к председателю.

Еще через неделю были окончательно согласованы цены и формы оплаты. Петросянц произвел благотворительный взнос безналичными на счет Фонда — сорок две тысячи в эквиваленте, которые Остапу пришлось обналичить через братьев Рыжиковых. Гена Нанайцев подкатил фуру с бананами, которую Остап переправил в Москву за семнадцать тысяч баксов. Бойко принес коробку с девятью тысячами мелочью и мелкими купюрами, перетянутыми резинками. Пинский отдал четырнадцать с половиной тысяч новенькими стодолларовыми купюрами и вручил Крымову свой учебник с дарственной надписью.

После окончательного расчета с последним кандидатом поздним майским вечером Остап отщелкал на счетах восемьдесят три костяшки. Этой цифрой он подвел материальные и моральные итоги третьего этапа» Великого пути».

Вот вам наглядный пример — перевыполнение плана на девять процентов и полная безвредность операции. Объективность выбора кандидата сохранена, ибо мы не даем никакой команды нашим подопечным членам Фонда. Уличить нас в жульничестве невозможно, как невозможно объяснить и непостижимый ход мыслей и поступков нашего избирателя. Ведь если говорят, что мы имеем правительство, которое заслуживаем, то очевидно, что мы заслуживаем правительство, которое выбираем.

Четыре года назад…

У телефона-автомата была с корнем оторвана трубка. В развороченных почтовых ящиках только у него стоял замок. Уже седьмой. Они не допустят, чтобы у него было не так, как у всех. Он присмотрелся к свежим царапинам. Уже пытались ломать, но, видимо, сходу не получилось, Ничего, в следующий раз или выпьют побольше или прихватят инструмент.

«Интересно, им что, не пишут совсем?»

На дне ящика валялось письмо. Знакомый полосатый конверт из Америки. Кто это? Точно, Вовка Соколовский. В корявых торопливых строчках — напускное душевное благополучие.

«Почему они пишут чаще, чем мы им, и почему так подолгу звонят?» Смысл письма никак не шел в голову. Затем догадался: «Ни о чем».

Он начал вспоминать, кто у него еще в Америке. «По моим друзьям-иммигрантам можно изучать географию: Штаты, Германия, Канада, Австралия, Чехия, Перу, Испания, Австрия, ЮАР. Питер — тоже другая страна. Неужели у меня было столько друзей?»

На стол легла фотография десятилетней давности. «Вот они все вместе на мой четвертак. Последний раз вместе. Собрать их всех опять так же осуществимо, как собрать вместе Советский Союз образца 1988 года». Вокруг него на фото застыли двадцать радостных лиц. Прямо в центр этой фотографии попала авиационная бомба. После мощного взрыва тлеющие осколки этой дружбы разбросаны по всему миру. На месте взрыва — пустая воронка. На месте пустой воронки — его душа. Зачем оправдывать отсутствие друзей возрастом? Вот они, двадцать живых человек. Вместо них сейчас двадцать мертвых почтовых адресов.

«Почему они бомбят самых умных, самых талантливых и чистых? Кто здесь останется? Они добомбятся до полной дегенерации этого народа. Они завершат кровавый труд, начатый Лениным, по искоренению цвета этой земли. Ну что за козлы нами вечно управляют!»

Зазвонил междугородный телефон. Говорить не хотелось.

«Почему мы должны бежать со своей земли? Почему мы должны задолго до смерти хоронить друг друга? Кто за это ответит? Кому останется эта страна? Уж не тем ли, кто ежедневно совершает это преступление?»

Телефон накалялся. Не дать же ему разорваться. «Привет! Почему не звонишь?» Почему-то подумалось: «Куда? На тот свет?» Нельзя дружить по телефону. Нужны глаза и тепло души.

«Все! В этой жизни с друзьями покончено. В следующей жизни постараюсь родиться в другой стране».

Когда он выходил из подъезда, дверца его почтового ящика уже была вырвана с корнем. Покореженный замок болтался на одном погнутом болте. «Суки! Упорно продолжают устраивать мне тут Гарлем из Салтовки. Ничего, я вам покажу, что и в этом свинарнике еще живут люди». Несмотря на то, что его ждали в Центре, он вернулся обратно за инструментом и новым замком. У него было еще семь штук. Он не мог ни на секунду допустить торжества идеи всеобщего скотства.

Закручивая последний болт, он подумал: «Ну как же вам, падлы, доказать, что можно жить иначе?»

САШЕНЬКИНА ЛЮБОВЬ

В конце мая вместе с цветением сирени и каштанов начала расцветать фирма, руководимая Остапом. Предприятие не только начинало цвести материально, но и непрерывно расширялось количественно. Жора целыми днями носился по городу на мотоцикле. За ним, исходя лаем, гонялись собаки, подтверждая истинность теории реинкарнации, то есть переселения душ. По всей видимости, в собаках, которые гоняются за автомобилистами, живут души гаишников из других жизней.

В центре города, на втором этаже небольшого особнячка, были арендованы несколько комнат. Штат конторы рос и увеличивался на хорошо вздобренной почве крымовских идей. Помимо изящной секретарши, переманенной Жорой с какого-то госпредприятия, появились делопроизводитель, два помощника бухгалтера и охранник по имени Макс.

Максим Лысько, любящий, чтобы его называли Максом, начал накачивать мышцы еще с восьмого класса школы, твердо зная, что в свое время ему кто-нибудь обязательно заплатит за каждый килограмм натренированного мяса. И только с бурным развитием частного бизнеса, путем непрерывного совершенствования экстерьера, Максу удалось довести расценку за месячную эксплуатацию своих мышц до уровня цены за килограмм говядины. Макс был добр, туповат, прямолинеен и нахален, как бывают нахальны все не толстые молодые мужчины, весящие более ста килограммов. Макс не собирался всю жизнь работать охранником. Он вообще не собирался много работать. О будущем он не думал, резонно полагая, что от судьбы все равно не уйти. Если бы его резко и неожиданно спросили, кем он себя видит в будущем, то он бы ответил: милиционером или бандитом. И то, и другое было неплохим жизненным вариантом.

В отличие от Макса, секретарша Сашенька твердо знала, что ее сила в красоте и изяществе. С девятого класса школы она прошла боевое крещение на баррикадах сексуальной революции, разгоревшейся в стране с неожиданным приходом демократии. Образование Сашенька получила так себе — среднее. Главное знание, которое она вынесла еще со школы, было понимание того, что против мужчины у любой женщины есть оружие, которое, в принципе, не дает осечек. А знание — это сила. Почитая Фрейда, хотя и не зная в деталях его теории, Сашенька считала, что секс — это двигатель человеческого прогресса и единственное спасение беззащитных женщин. Из половых извращений Саша признавала лишь одно — воздержание. В будущем муже ее интересовали только две вещи: его размер (она любила крупных мужчин) и условия, на которых, в случае чего, он даст ей развод. Сашенька никогда не чувствовала себя одиноко. И если иногда она оставалась без кавалера, не беда, — у нее в сумочке всегда было зеркало. Одевалась Сашенька модно и смело, полагая, что женщина должна одеваться так, чтобы мужчине хотелось ее раздеть. Возраст и пониженный темперамент партнеров ее не волновал, потому что она твердо верила, что женщина не остынет, если ее укрыть дорогими мехами.