Возвращение Остапа Крымова, стр. 12

Крымов перелистнул еще одну страницу журнала и уперся взглядом на броский анонс выступления Филиппа Киркорова.

Бог мой! — воскликнул он, хлопнув себя по лбу толи от радости, то ли от досады. — Как же я забыл! А еще сам спрашивал, какой толк может быть в наше время от культуры! Непосредственный! Если «Бомонд» даст нам средства на хлеб насущный, то к хлебу надо еще масло, мясо и фрукты, богатые столь необходимыми витаминами. Поэтому назовем этот пункт: «Не хлебом единым».

Остап задумался на минуту, видимо, прикидывая про себя какой-то расклад. Ход его мыслей в данную минуту не смог бы отгадать ни Вольф Мессинг, ни Штирлиц, ни «агент 007». Продукт этих размышлений выразился в нескольких не связанных между собой фразах, репродуцированных маэстро вслух явно самому себе.

Да, это классика. Но по причине легальности это будет мелочь. Надо усилить… Где-то я там видел объявление о продаже кафе. Кризис жанра… Это положительно наталкивает меня на какую-то мысль. Конечно! Вот этого, я думаю, будет достаточно.

Крымов резко повернулся к Нильскому.

Пишите, президент: «Не хлебом единым». Завтра же предоставьте мне график гастролей в Харькове популярных российских исполнителей и групп. Выписать объявления о продаже кафе или ресторана. Собрать мне объявления о пропажах собак, кошек и документов, а также об угонах машин. Все!

Когда Нильский закончил, Остап выхватил у него листик и сделал на нем какие-то пометки. Наконец он закончил писать, посмотрел еще раз на результат и передал бумагу Сан Санычу.

Вот, я составил окончательный вариант «Великого пути» и проставил ориентировочные суммы. Огласите весь список, пожалуйста, господин президент.

Нильский взял план и стал читать:

«Великий суконный путь»

«Веселый кукольник» — 500

«Музыкальный бомонд» — 3500

«Не хлебом единым» — 10 000

«Храм человеческих страстей» — 50 000

«Все на выборы» — 70 000

«Благородное собрание» — 80 000

«Пчелиная связь» — 100 000

«Ценная информация» — 300 000

«Золотой Пегас» — 400 000

«Банк ва-банк» — 1 000 000

Итого: приблизительно 2 000 000 долларов.

Но это грязными, — сказал Остап, забрав список у Нильского и снова черкая в нем. — Вычтем отсюда расходную часть и налоги. Получим один миллион восемьсот тысяч долларов США чистого заработка. Ну что? Неплохой списочек, а, президент? — спросил Остап, довольно потягиваясь.

Да, лишь бы нас не внесли к этот список вперед ногами, — мрачно пошутил Нильский.

Сан Саныч, вы мучительно остроумны, — сказал Остап и с разбегу прыгнул на диван, который ответил на это злобным рычанием. — А мне наш план положительно нравится. Сегодня мы заложили основу. Теперь у нас в руках план дороги, ведущей наверх. По-моему, он гениален.

А что означает последний пункт — «Ва-банк»? — спросил Жора, изучивший весь список, но не разделивший после этого оптимизма Остапа.

А это и есть то, за чем я, собственно, приехал в этот город, — хитро сказал Крымов. — Но об этом я как-нибудь потом. Пока что перед нами стоит элементарнейшая и пошлейшая проблема — что мы будем жрать завтра.

За пятнадцать лет до этого…

Постепенно наращивая звук, ночной звонок телефона бесцеремонно ввинтился в его сознание. Как и все звонки, врывающиеся к вам домой глубокой ночью, он был омерзителен. Вжавшись в подушку, фотограф изо всех сил старался не потерять нить волнообразных ночных грез. Вцепившись бультерьерской хваткой в сознание, звонок неумолимо вытаскивал его из сна.

Слушаю, — его приглушенный хриплый голос был начисто лишен любезности.

Привет, начальник! Это я, Люсик!

Стряхнув с себя лохмотья сна, фотограф вспомнил. Это был звонок из Пермской области. После августовской «кидки», как называли на жаргоне фотоволынщиков сдачу работы и ее оплату, образовался большой «лом», то есть неоплаченные фото-портреты. Только напрочь отмороженный Люсик, известный в городе специалист по пристраиванию «лома», брался за такие объемы. Работая за тридцать процентов от суммы, он творил чудеса, возвращая до половины, казалось бы, пропащих денег. Чисто по-человечески фотограф не любил отморозка-Люсика, но признавал, что в работе равных ему нет. Не уплатившим заказчикам бесполезно было хитрить, прятаться и выворачивать пустые карманы. Люсик находил их из-под земли и вместо денег мог забрать корову или полное собрание сочинений Ленина, отобрать последнюю четверть самогона или оторвать калитку. Фотограф вспомнил, что его настырный посланец уже вторую неделю топчет своими импортными башмаками землю древнего Урала.

Который сейчас час? — фотограф никак не мог найти часы.

Точно не знаю, — ответил за две тысячи километров запыхавшийся голос Люсика. — У меня тут уже светает.

Какого черта! У нас три часа ночи! Ты что, утром не мог позвонить?

Не мог, — голос периодически исчезал, хотя слышимость была идеальная. — Докладываю… В данный момент… сдаю последние… два «лопуха».

Впечатление было такое, будто Люсик разговаривает по телефону и бежит трехкилометровку одновременно.

Тебя там бьют, что ли?

Наоборот…

Ты бьешь?

Да нет же…

Говори, паразит, в чем дело! Что за шуточки в три часа ночи!

Начальник… Докладываю… Всю работу за… исключением… полного мертвяка… пристроил… Деньги выслал почтой… Сейчас кидаю последние два портрета…

Это я уже слышал.

Я должен согласовать… форму оплаты…

В три часа ночи?

Потом не будет… возможности… У хозяйки совсем нет денег… и в доме… шаром покати… Предлагает рассчитаться натурой… Решил брать… Нужна твоя… резолюция.

Бери.

Так уже беру… Звоню тебе… прямо в процессе… Значит, заметано… полцены за эти два «лурика» с меня…

В трубке послышался слабый женский стони чмокающие звуки.

Люсик, я давно знал, что ты — ненормальный, но не до такой же степени! Почему нельзя было позвонить утром?

Объясняю… За два «лопуха»… она была должна четвертак… Делим пополам… Получается двенадцать с полтиной… Переходим к натуре… Ты же знаешь… что больше червонца… я за это дело не плачу… Два раза мне сегодня… не смочь… Остается еще трешка… Вот на три рубля… решил наговорить… по телефону… У меня еще есть… пять минут… Не вешай трубку… а то междугородка… рассоединится… Знаешь, как трудно… дозвониться…

Фотограф подавился легким междометием.

Слушай, Люсик, позвони-ка лучше Марику и поговори с ним оставшиеся три минуты. Тем более, что он «за это дело» платит не больше пятерки. Так что у вас появится дополнительное время поболтать по душам.

ВЕСЕЛЫЙ КУКОЛЬНИК

Наступило утро начала «Великого пути». На набухших почках деревьев лежал белый налет — след ночных заморозков. Весна опаздывала, как капризная девушка на свидание со второстепенным вариантом. Истомленные долгой зимой люди проклинали метеорологов, астрологов и, как всегда, политиков. Тем не менее, это была весна, и это чувствовал каждый, начиная от дорожников, созерцающих изломанные зимой проездные пути, и кончая простой каштановой веткой, из которой безудержно поперла зеленая жизнь. Весна… Она томила кровь, заставляла думать о себе лучше, чем было на самом деле. Она превращала серенькую мышку в Микки Мауса, а Золушку — в принцессу. Она дарила людям надежду на теплое лето, когда у людей будет на одну неприятность (холод) меньше. Она делала резче грань между полами и придвигала их вплотную к этой грани, заставляя щепку лезть на щепку.

Под табличкой «Злая собака», которая была прибита почему-то прямо к будке, сидел кислый Барон. Он хмуро поглядывал на надпись, понимая, что это не лучшая реклама для кобеля, желающего найти себе подругу жизни. С другой стороны, его успокаивал тот факт, что только собаки и большие начальники имеют персональные таблички.