Рена и армия чародеев, стр. 38
Туман окутал его, съедая не только окрестности, но и малейшие звуки. Вязкая тишина казалась мрачной и грозной. Время от времени он останавливался, борясь с головокружением и прислушиваясь к себе в надежде вновь обрести силу волшебства. Но все было бесполезно.
«А вдруг Андреус какими-то страшными заклинаниями напрочь изгнал волшебство, отравил меня так же, как он сумел отравить воду и землю вокруг?» с тоской думал Коннор.
К исходу дня Коннор наконец выбрался из тумана, который остался лежать пухлыми клочьями в седловинах и горных перевалах где-то внизу, под ногами. Но теперь на невероятной высоте стало одолевать сильное головокружение.
«Слишком долго я ничего не ел…»
Но вокруг были снег, камни, небо. Никакой еды.
Коннор слишком обессилел, чтобы продолжать свой путь. Значит, пришло время отыскать укромное местечко и отдохнуть. Если же это окажется его последним приютом, то надо, чтобы место было и красивым.
Он еще раз огляделся вокруг. Чуть выше по тропинке поднималась из-за скалы небольшая редкая рощица. Коннор, едва волоча ноги, двинулся вверх.
Тут, на дикой скале, поросшей клочьями мха и низкими папоротниками, росло единственное дерево. Скрюченное от постоянных ветров, древнее и морщинистое, со стволом, будто завязанным узлами, оно распростерло над Коннором свои усеянные крупными зелеными иглами ветви. Они обнимали его, словно добрые, надежные руки.
Коннор опустился на узловатые корни дерева и вгляделся в даль. Воздух был чист и прозрачен, и Коннор мог видеть далеко внизу долину, лес, реку. Чуть севернее блестело отражающее золотой закат озеро.
Он был слишком высоко надо всем этим, чтобы различить дома или хоть какие-нибудь дела рук человеческих. Войны, схватки, заговоры все исчезло перед этой спокойной в своем могуществе землей, распростертой перед ним. Зрение Коннора обострилось настолько, что он мог отчетливо различать в предвечернем тумане дальние отроги гор на западе.
Коннор старался дышать глубже и равномернее. Вдох и выдох. Вдох и выдох…
Теперь и слух его обострился. Но каким-то особенным образом. Он различал не только обычные звуки, но и тот гул, ту музыку, что пронизывала его, исходя из глубины скал, возникая в корнях дерева и возносясь к узловатым ветвям и проникая оттуда в каждую зеленую иголочку, до самого ее острия.
Закрыв глаза, Коннор прислушивался к жизни дерева, к неслышному току восходящих соков внутри его. Он чувствовал и обратный ток света, который стремился к корням от самых кончиков игл.
Он слышал и ропот дерева, и музыку камней, и шепот ледяного ветра.
Его существо было пронизано жизнью дерева, земли. Сознание стало медленно погружаться в глубь самого окружающего мира, и Коннор уже не мог отделить себя от гула мироздания. Он с радостью сдался, утрачивая постепенно ощущение своей отдельной, человеческой жизни.
Мимо него, над ним, вне его протекал день, а затем и ночь, и еще один день, и еще один…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Тайрон прислонился к стене пещеры и наблюдал за Реной, которая бесстрашно взобралась на самую верхушку кучи обломков скалы. В одной руке у нее был Хрустальный Кристалл, в другой раскрытая тетрадь. Переводя взгляд с голубого Кристалла на чистую страницу, Рена быстро что-то писала. Время от времени она переворачивала на ладони Кристалл и снова принималась писать.
— Вот! — Голос ее эхом разнесся по пещере. — Тут еще один знак Ийон Дайин! — Она подняла повыше Кристалл и приложила его к колонне сталактита. — Опять сработало! — радостно воскликнула она. — Стоит лишь поймать гранью Кристалла один знак, и проявляются все древние письмена. Они видны так ясно, будто начертаны только вчера. Жаль, что я не могу их прочесть.
— Оставь это на будущее, когда станешь настоящим магом, — посоветовал Тайрон.
Рена улыбнулась в ответ. Потом вдруг, словно спохватившись, показала ему язык и состроила уморительную рожицу.
— Ага! Выходит, сейчас ты считаешь меня круглой дурочкой? Думаешь, нечего задерживаться? — Она просительно поглядела на него. — Позволь хотя бы срисовать этот хвостик надписи, и пойдем.
Она быстро закончила и скатилась вниз, чихая и отряхиваясь от пыли.
— Списала почти все, — бодро сказала она. — Эх, Тайрон, знал бы ты, как мне хочется срисовать все-все, что здесь написано!
Тайрон не возражал, но вздохнул с облегчением. Петляя по извилистому тоннелю, он размышлял об их бегстве из Эдранна. Правильно ли он поступил, разрешив Рене так часто и неосмотрительно пользоваться ожерельем? Конечно, это здорово помогло им. Иначе вряд ли удалось бы так легко и быстро добраться до древних тайных тоннелей, ведущих из Сенна Лирвана прямо в Мелдрит. Лирванцы, кажется, еще не обнаружили вход в это переплетение подземных коридоров. Им пока не доступны волшебные знаки, оставленные давними гостями из иного мира.
С самого начала Тайрон и Рена двигались только ночью, потому что днем на плоской равнине Сенна Лирвана далеко видна была каждая движущаяся точка. Но погоня могла настигнуть их в любую минуту, и Рена настояла на том, чтобы использовать силу ожерелья. Один раз она попыталась превратиться в лошадь, чтобы нести на себе Тайрона. Однако лошадка получилась мелкая и слабая, быстро уставала, и Тайрону все равно приходилось тащиться за ней пешком, Тогда Рена, оставаясь лошадью, решила приманить настоящих лирванских коней, Увы, к несчастью, ни одна оседланная скотина по пути им не попалась.
Зато каждый раз, сбрасывая ожерелье и возвращая себе человеческий облик, Рена чувствовала себя все хуже и хуже. Силы совершенно покидали ее. На редких привалах она, даже не поев, сваливалась от усталости и моментально засыпала. Однажды, когда Рена спала, Тайрон попробовал надеть ожерелье Идрес на себя, но его так затрясло, что он поспешил скинуть волшебную цепь.
— В этом ожерелье очень древнее волшебство, — буркнул он наутро и, коснувшись змеиного переплета взятой у Андреуса книги, добавил: — Такое же древнее, как эта книга… И такое же опасное. Может быть, тебе не стоит так часто рисковать? Поищем другой выход.
Рена упрямо насупилась.
— Идрес знала, что я могу управлять этим волшебством. Иначе она не дала бы мне ожерелье.
До сих пор она действительно худо-бедно управлялась с опасной цепью, и возразить было нечего. И все же в их блужданиях по лабиринту тоннелей надевать ожерелье пока не было надобности. И Рена постепенно обретала вновь свою живость, веселый, неунывающий нрав, становилась по-прежнему радостной, любопытной, даже без меры болтливой. Тайрон теперь получил возможность спокойно наблюдать за ней, прикидывая, сколько еще раз Рена сможет безнаказанно пользоваться древним волшебством, подаренным Идрес?
Наконец они добрались до выхода из пещер. Поспав в последний раз в безопасности, они утром вышли навстречу злому зимнему ветру. Через пропасть, разделявшую Сенна Лирван и Мелдрит, висел узкий, раскачивающийся на ветру мост.
Тайрон ухватился обеими руками за натянутую вдоль моста вместо перил тонкую стальную проволоку и, скользя подошвами по дрожащему дощатому настилу, пополз вперед боком, как краб. Металл холодил руки даже сквозь перчатки.
Дважды он оглядывался, желая узнать, как там Рена. В первый раз Тайрон увидел, как ее маленькое тельце раскачивается и трепыхается от каждого порыва ветра, словно прицепившийся к стальной струне тряпичный лоскуток. Когда он оглянулся во второй раз, то с ужасом увидел, как Рена оторвала на мгновение руки от проволоки и неуловимым движением накинула что-то на шею.
Ветер перекинул ее через трос. Она зависла над мостом, готовая в следующее мгновение рухнуть в бездну. Тайрон зажмурился. Раскрыв глаза, он обнаружил, что Рена раскинула руки и парит над пропастью. Не в состоянии отвести взгляда от необычного видения, он наблюдал, как руки Рены удлинялись, изгибались, превращаясь в оперенные птичьи крылья. Ее летящие волосы ложились на спину ровным панцирем крупных блестящих темно-золотистых перьев. И вдруг над его головой воспарил огромный крокан. Золотая цепь с медальоном Идрес болталась на шее гигантской птицы, а в отточенных, как кинжалы, когтях повисла дорожная сумка Рены.