Кубатура сферы, стр. 53

ГЛАВА 25

Сухой, сидя на своем месте в багажном отсеке, отрешенно смотрел на дорогу, не снимая очков-коммуникаторов. Большой пластиковый сверток со шкурой он придавил ногой, так чтобы под прессом шкура быстрее просолилась. Машина кралась по грунтовке медленно, словно на ощупь. Сталкер устал за последний час изнурительного, напряженного движения. Больше всего его утомило то, что так ничего и не произошло — бесплодное ожидание вызывало сильное напряжение. Не выдержав, Сухой вдруг вернулся к мучавшему его вопросу.

— Вот едем мы, едем, Сферу эту ищем. А толку? Только Зону вашими приблудами электронными мучаем. Зачем это? — обращаясь непонятно к кому, спросил Сухой.

— Да что тебе наша электроника далась? — обиделся Герман. — Кому она мешает?

— Да приди вы сюда, как все нормальные люди, с чистой душой да с открытыми глазами, посмотрели бы на Зону, — Сухой снял очки, — а не через эту дьявольщину. Может, и были бы сейчас все целы и здоровы.

— Уж больно ты мнительный, Сухой, с каких пор техника людям мешает? Да и поверь, мы и так сюда пришли и с глазами открытыми, и с душой, — ответил Вадим. — Только видим мы немножко больше, чем ты. Ну и можем. Ну и конечно, твою помощь принимаем, разве нет?

— И все-таки что же вы за люди такие, что так на вас Зона взъелась? — не успокаивался Сухой.

— А ты уверен, что именно Зона взъелась? И именно на нас? — Малахов повернулся к сталкеру так, чтобы видеть его лицо. — Вот ты мне скажи, ты давно в Зоне?

— Ты еще что-нибудь глупее спроси. — Сухой насупился. — Не любит она, когда стажем хвастаешься. И что такое давно или недавно здесь? Пыль…

— Ладно, хрен с ними, с вашими приметами и суевериями. Сформулируем по-другому. Когда ваши зомби стали толпами ходить? Словно у них командир есть. И были времена, когда в Зоне и артефакты водились, и не было бандитов, и твари толпами не носились? — не отставал Малахов.

— Ну… — задумался Сухой. — Бандиты, конечно, не сразу появились. Сначала тут жили только те, кто в Зоне еще до войны сидел. Были даже такие, кто с самой катастрофы тут торчал. Ну некуда им было деваться. Тут же как, до войны в общем-то совсем тихо было. Какой бандит тут поселится? Смысл в этом какой? Ну, ученые разные лазили, мониторили. Диссертации писали всякие. Скорее от безысходности, чем от жажды знаний.

— В каком смысле от безысходности? — удивился Малахов.

— А ты попробуй так — всю жизнь отдал науке, у тебя семья, дети, работа была, а тут бабах! — и все прикрывают! Зарплаты нет, а если и есть — не прожить на нее. На науку твою всем плевать, за бугор ехать не хочется, а то и не можется, держит и семья и родители, вот и полезешь в Зону, где хоть что-то платят. Да и то не свои, а всякие международные центры. — Неожиданно Сухой стал рассуждать о вещах, которые казались совершенно чуждыми этому человеку. — А потом уже понимаешь, что вне Зоны ты вообще никто. Так и осели тут люди. Ну а как первый артефакт нашли — началась жизнь полегче.

— На мед мухи слетаются, ну, не только на мед. — Гера тоже включился в разговор, однако не оборачиваясь и не отвлекаясь от контроля дороги. — Небось понаприбегали сразу?

— Ну само собой. Только к тому времени уже тут был свой, ну как бы сказать, — замялся сталкер, — ну вроде профсоюза. Ну и так просто тут не погуляешь. Места-то знатные!

— Погоди, что значит профсоюз? Вы не пустили сюда чужаков? Народное сопротивление? — В голосе Малахова слышалась ирония.

— Как бы тебе объяснить. — Сухой откинулся на спинку сиденья, словно так легче было вспоминать давние дела. — Вот представь, ищешь ты артефакт, «стальку» ту же самую. Ведь опытный человек знает и как она лежит, и где искать. Вот только идиот в полнолуние, как сейчас, «стальку» с левого бока в руки брать будет. Или, там, та же «бабкина шляпка», ну как у вас. Ведь сталкер, он, прежде чем в руки взять ее, все учтет — и азимут первой сосны, и опять же…

— Что — опять? — Герман прямо заслушался диковатыми сентенциями сталкера и расстроился, что тот остановился. — Не темни.

— Да вы опять же начнете додалбываться. А я так скажу, если помета йоптеля рядом нет, то грош цена той «шляпке». Она не вас скрывать будет, а наоборот! Всех от тебя спрячет, и будешь ты, как последний лох, на пацанов напарываться.

— Что-то ваш лексикон, уважаемый сталкер, — вмешалась Клава, — сильно нестабильный. То вы про беды ученых с хорошим знанием дела вещали, то просто на феню скатываетесь. Вы уж определитесь.

— Вот я и говорю, — Сухой не обратил никакого внимания на замечание, — если чужак, он легко попадется на всякую ловушку. Ну, вот мы и того.

— Что того? — не отставала Клава. — Вы прямо как на допросе. Мы не милиция, не прокуроры, судить вас не собираемся. Нам в общем-то понять хочется.

Клава понимала, что Сухой сейчас говорит о каких-то совершенно неизвестных внешнему миру вещах. И еще чувствовалось, что Сухой, сам того не понимая, рассказывает о чем-то, что его постоянно мучает, о сокровенных тайнах Зоны.

— Ну в общем-то, — продолжил Сухой так, как будто и не было вопроса Клавы, — решили мужики, что надо пришлых отваживать. Так, по мелочи. То «стальку» положат, а сверху ее кислотой польют, так что потом пальцы облезут. А вот если на «шляпку», опять же, так и под нее мину не жалко. Главное, что мы особо и не скрывали. Каждому говорили: Зона она требует знания и умения. Умения понимать ее.

— Ни фига себе понимание. Под артефакт мину подкладывать. — Гера покачал головой.

— Так мы ж предупреждали — не ходите сами. А потом… Потом все пошло враскоряку. Словно кто-то другой стал ловушки ставить, словно все, что мы задумывали, все хитрости, чтобы чужих отваживать, своей жизнью зажили. — Голос Сухого дрогнул.

— Это как? Мины по полям забегали? — зло спросил Малахов.

— Тебе смешно. Ведь не было здесь никаких аномалий! Не было! Артефакты были. Мало, но зато их надо было просто искать и не рисковать собственной ж… кхм… шеей каждую минуту. — Сухой покосился на Клаву. — А тут как прорвало! Твари местные — они же безобидней котенка были! У меня пес слепой был. Ходил за мной, как простая собака. И шерсть не облезлая, и не вонял. А в один прекрасный день — глядь, сидит, скалится, а у самого струпья по бокам. Порычал — и в лес. Все разом свалилось в хрен знамо куда. Тогда еще как раз Тумак пропал.

— А Тумак — это что? Или кто? — не понял Малахов.

— Он у нас тут за старшего был. Кремень, а не человечище! На него глянешь — мороз по коже. Он тут всех держал в кулаке. Ну а потом, как крест-дерево пропало, все, — зло сказал Сухой. — Все и рухнуло. Считай, ушла человеческая душа отсюда.

— Какое дерево? — не понял Вадим;

— Вот видишь, ты даже не слыхал, — вздохнул сталкер. — Давно это было. В войну, Отечественную, тут партизанский край был. А немцы тут, чтобы местным неповадно было, устроили место для экзекуций. Метрах в четырехстах от реактора нынешнего они устроили виселицу. Там сосна такая странная стояла, как крест — две ветки толстые в стороны раскинула. Ну, фашисты, рационализаторы, чтоб им… вбили железные скобы в эти ветки и людей вешали на той сосне.

Сухой замолк на секунду. Словно где-то в глубине его сознания всплыла жуткая картина.

— Ты понимаешь — это же не игрушки с хабаром, не побегушки с бандитами, это война была. Никого не спрашивали, хочешь или не хочешь. И герои были настоящими, а не искатели говна этого. — Сухой почему-то показал в окно. — Люди умирали за правое дело. Мир спасали!

— Ну и? Почему дерево пропало?

— Как реактор грохнул, с него иголки послетали. Весь Рыжий лес под нож пустили, а дерево тронуть не посмели, так и стояло оно, раскинув ветви посреди поля. Словно держало в руках мир этот. Ну а потом, когда в Киеве памятник первый фашистам поставили, исчезло. Даже дерево не может во лжи жить. Никто не видел, как и куда. Может, и срубили его, а может, и само ушло. С тех пор и нет у Зоны добра. С тех пор и понеслось тут окончательно.