Охотники за сказками, стр. 24
От этого руки на морозе будут зябнуть, — замечает Павка и тут же рассказывает про своего соседа Степана Максимова, у которого руки никогда не зябнут, потому что он их никогда на огне не греет.
— Точно! — громко подтверждает возвратившийся с озера Ленька.
Он неторопливо входит в круг света, хозяйски заглядывает в котелок, в котором разогревается обеденный суп, и вешает рядом с ним на перекладину ведерко с водой.
— Озяб? — спрашивает он Костю и советует — Чаю погорячей выпей на ночь, согреет.
Перед тем как садиться ужинать, Ленька направляется в лес и приносит охапку мха; зеленой травы, сырых еловых веток. Свою ношу он складывает возле костра и понемногу подбрасывает в огонь. Густой дым поднимается столбом и, колеблемый тихим ветром, стелется по поляне.
Комары, не оставлявшие нас в покое даже возле костра, спешат побыстрее убраться от дымовой завесы. Их нестройное гудение приближается лишь в то время, когда ослабевает дым. Тогда Ленька подбрасывает в костер новую горсть травы, и снова комариный хоровод отступает.
— Волка гони огнем, а комара — дымом, — замечает Ленька, поправляя рассыпающиеся от костра огнистые головни.
Поближе к дымовой полосе мы и пристраиваемся на ужин.
Ни обычных шуток, ни смеха не слышно на поляне в этот вечер. Потеснее сдвинувшись вокруг котелка, мы молча гоняем ложки. Так же молча Костя Беленький нарезает и раскладывает хлеб, взяв на себя эту постоянную заботу деда.
Ни спора, ни вздоров нет и в помине. Какая-то особенная заботливость и предупредительность у всех по отношению друг к другу чувствуется за столом, если можно назвать столом подложенный под котелок кусок сосновой коры.
Разговоры ведутся только деловые. Все мысли вращаются вокруг отсутствующего дедушки. На смену надуманным ребяческим страхам приходит настоящая тревога. Что могло случиться со старым лесником? Что задержало его? Не мог же он заблудиться в лесу или забыть, что мы его дожидаемся?
Такое предположение Костя Беленький решительно отвергает.
— Конечно, не мог. Тут какая-то другая причина.
Но сколько мы ни ломали головы в догадках, подходящей причины отыскать не могли. Возможность нападения на дедушку волков и медведей отпадала. Насчет того, что дедушка не мог попасть в охотничий капкан, мы тоже не сомневались.
Единственное, на чем мы остановились, — это опасение, не забрел ли он в болото.
— И это не то, — помотал головой после некоторого раздумья Костя Беленький. — Если деду каждое дерево известно, не может он и болота не знать… Не то!
Леньке пришла в голову мысль о незнакомце со снежной головой, которого видели мы с вышки за дальним озером.
— Чего он здесь высматривает? Не он ли помеха дедушкиному возвращению?
Так сидели и гадали мы, забыв о сгущающейся темноте, о таинственных шорохах леса, о глухом урчании на озере. Было ясно, что с лесником случилось какое-то несчастье, и нужно было идти ему на выручку. Мы задали себе вопрос, как поступила бы в подобном случае наша учительница Надежда Григорьевна.
Где бы мы ни были, что ни делали, всегда она хоть издали, а будто напутствовала нас. В трудный момент тем более. Вспоминали, как учила нас Надежда Григорьевна про себя забывать, а товарища из беды выручать. Только тот, мол, настоящий друг, кто и в беде не оставит и в горе поддержит.
— Хорошие слова, — позевывая со скучным видом, на весь класс сказал тогда Ленька Зинцов. Потом подмигнул приятелям лукаво: «вот, мол, как по-нашему отвечать надо… Хороши, да только слова».
Больше он не подмигивал. И сейчас, когда зашла беседа, посмотрел на меня строго.
— Помнишь, как учительница из озера тебя вытаскивала?
— Еще бы не помнить!
Я представляю себе, как мы гурьбой бежим по замерзшему озеру в школу. Тонкий осенний лед потрескивает и гнется под ногами, а впереди вода выгибает его пологим бугорком. И мы бежим все быстрее, чтоб сильнее качалась «зыбка». От школы навстречу нам спешит учительница: простоволосая, в одной шерстяной фуфаечке поверх ситцевого платья. Издали машет рукой, чтобы уходили со льда.
«Чего она за нас беспокоится? — подумал я тогда. — Хоть и учительница, а все девчонка. Вот мы, мальчишки, то ли дело — бесстрашный народ!»
Вырвавшись вперед, чтобы быть на виду у Надежды Григорьевны, я думал, что сейчас от восторга взлечу на воздух, но в это самое время с треском рухнул в воду. Все мои приятели, минуту тому назад отчаянные храбрецы, среди которых был и Ленька (он, конечно, тоже не забыл об этом), разбежались кто куда, оставив меня одного висеть на скользком льду в ледяной воде.
А Надежда Григорьевна не побоялась. Ползком подобралась к полынье и вытащила меня из воды на рукаве своей голубенькой фуфаечки.
Об этом я никогда не забуду. И Ленька, конечно, не забыл.
— Надежда Григорьевна наверняка пошла бы на поиски, — уверенно говорит он.
— Ночью? — задает вопрос Костя.
Заметно, что Леньке не терпится ответить резко. Но он сдерживает себя. Сегодня особенный вечер, и дело не шуточное — нельзя петушиться. И он, пересиливая себя, говорит спокойно и веско:
— Может быть, и ночью. Хворостины зажгли, фонарь «летучую мышь» прихватили бы… Как ты думаешь, Павка?
А Павка уже дремлет. После ужина его обязательно клонит ко сну. Он протирает рукой глаза и ждет объяснения, что именно от него требуется.
.— Чтобы нас самих разыскивать не пришлось, давайте отложим-те лучше до рассвета, — говорит Костя. — Может быть, еще и придет дедушка.
В эту ночь, покинув насиженный шалаш, мы перебрались на ночлег в дедушкину сторожку. Костя Беленький сказал, что в шалаше хорошо, а за деревянными стенами все-таки спокойнее.
И, лежа в постели, мы все ожидали, не послышится ли знакомый голос, не стукнет ли дедушка в сенцах.
На поиски деда
Я проснулся, когда в сторожке было уже совсем светло. Дед Савел не вернулся.
Не желая знать о наших волнениях, утро встало веселое. Солнечные зайчики прыгали по стенам, стремительно перелетая из одного угла в другой, подрагивали светлыми пятнышками на гладко выструганных бревнах и снова вспархивали.
Откуда они, эти зайчики? Почему их так много?
За окном под лучами солнца играет озеро. Оно качается плавно, переливаясь яркими блестками. Временами по зыбкой глади припустится вдруг застоявшийся ветер, ослепит глаза закипевшей рябью, словно золотой чешуей. Тогда и по стенке, на которой я веду охоту за зайчиками, стараясь прихлопнуть их ладонью, залетают стремительно сотни неуловимых золотобоких прыгунков.
«Так вот откуда скачут они к нам в комнату!» — догадываюсь я, довольный своим открытием.
Мои друзья еще спят, несмотря на то, что дали себе слово подняться чуть свет. Верный обещанию, что будит тот, кто проснется первым, я поднимаю их.
У всех у нас сегодня первый взгляд к двери: не лежит ли в сторонке от порога маленький дедушкин топорик, не висит ли на гвозде у косяка его легонькая полотняная куртка?
— Не приходил? — отбрасывая одеяло, спрашивает Ленька Зинцов.
Я отрицательно качаю головой.
— Значит, надо идти на поиски, — возбужденно встряхивается он.
Но по заведенному строгому правилу все мы бежим сначала на озеро умываться, потом уже и за дело.
Утром Ленька увереннее, чем было вечером, заводит излюбленную тему о таинственном незнакомце со снежной головой.
— Не отвел ли он дедушку с правильной дороги? Не затуманил ли ему глаза?.. Бывает такое!
Подобные разговоры Ленька клонит к тому, чтобы мы отправились за ним на дальнее озеро, а оттуда пустились на поиски Белоголового.
— Не его нам нужно искать, а дедушку, — замечает Костя.
— Там и дедушка, — следует ответ.
Вообще насчет решительных и горячих слов у Зинцова недостатка не бывает. И произносятся они с таким вдохновенным убеждением, что нас с Павкой даже дрожь пронимает. Но Костя необычайно равнодушно слушает красноречивую фантазию друга. В отсутствие дедушки старший — снова старший. Ему принадлежит решающее слово. И он чувствует на себе эту ответственность.