Я не боюсь, стр. 16
– Тогда…
Но что творилось на кухне! Должно быть, разбилась тарелка. Я повысил голос.
– Тогда Пьерино Пьероне слез с дерева и дал ей грушу. А ведьма Бистрега схватила его и сунула в мешок, который забросила за плечо. А так как Пьерино Пьероне перед этим скушал много перцев, которые были тяжёлыми, ведьма не могла долго нести его и должна была останавливаться каждые пять минут и однажды захотела пописать. Она оставила мешок и пошла за дерево. Пьерино Пьероне зубами перегрыз верёвку и выскочил из мешка, а туда положил медвежонка-полоскуна…
– Медвежонка-полоскуна?
Я специально так сказал, чтобы увидеть, знает ли Мария, кто это такой.
– Да, медвежонка-полоскуна.
– А кто это?
– Это такие медвежата, которые, если ты оставишь тряпки рядом с речкой, придут и постирают.
– А где они живут?
– На Севере.
– А что дальше? – Мария отлично знала, что Пьерино Пьероне положил в мешок камни, однако меня не поправила.
Ведьма Бистрега взвалила мешок на спину и, когда пришла домой, сказала своей дочке: «Маргерита Маргеритоне, спустись, открой дверь и приготовь большую кастрюлю, чтобы сварить Пьерино Пьероне». Маргерита Маргеритоне поставила воду на огонь, а ведьма Бистрега открыла мешок, и оттуда выскочил медвежонок-полоскун и начал кусать обеих, а потом спустился во двор и начал кушать кур и разбрасывать помойку. Ведьма очень рассердилась и побежала искать Пьерино Пьероне. Она его нашла, засунула в мешок и больше уже нигде не останавливалась до самого дома. Когда она пришла домой, то сказала Маргерите Маргеритоне: «Возьми его и закрой в подполе, а завтра мы его съедим…»
Я остановился.
Мария заснула под эту нехорошую сказку.
4
На следующее утро я столкнулся со стариком в ванной.
Я открыл дверь, а он стоял там и брился, скрючившись над умывальником, уткнувшись головой в самое зеркало, и окурок свисал у него с губы. Он был одет в поношенную спортивную майку и отливавшие желтизной длинные трусы, из которых торчали две сухие безволосые палки. На ногах у него были чёрные сапоги с расстёгнутой молнией.
От него пахло кислым, смесью талька и крема для бритья.
Он повернулся ко мне и оглядел меня с головы до ног опухшими глазами, одна щека в пене, в руке бритва:
– А ты кто такой?
Я ткнул себя пальцем в грудь:
– Я?
– Да, ты.
– Микеле. Микеле Амитрано.
– А я Серджо. Здравствуй.
Я протянул ему руку:
– Очень приятно. – Так отвечать меня научили в школе.
Старик промыл бритву водой.
– А ты не знаешь, что надо стучаться, прежде чем войти в ванную? Тебе об этом не говорили родители?
– Извините.
Я хотел уйти, но стоял столбом. Как это случается, когда ты видишь урода, стараешься на него не глядеть и не можешь удержаться.
Он начал брить шею.
– Значит, ты – сын Пино?
– Да.
Он разглядывал меня в зеркало.
– Ты не очень-то разговорчивый.
– Да.
– Мне нравятся молчаливые мальчики. Молодец. Не в своего отца. А ты послушный?
– Да.
– Тогда выйди и закрой дверь.
Я побежал искать маму. Она была в моей комнате и снимала простыню с кровати Марии. Я подёргал её за платье:
– Мама! Мама, кто этот старик в ванной?
– Оставь меня, Микеле, у меня много дел. Это Серджо, друг твоего отца. Тебе же говорили, что он приедет. Он останется у нас на несколько дней.
– Почему?
Она подняла матрас и перевернула его.
– Потому, что так решил твой отец.
– А где он будет спать?
– В кровати твоей сестры.
– А она?
– Она с нами.
– А я?
– В своей постели.
– Значит, старик будет спать в одной комнате со мной?
Мама вздохнула:
– Да.
– Ночью?
– Ты – болван? Что, спят днём?
– А нельзя, чтобы Мария спала здесь? А я с вами.
– Не говори глупостей. – Она стелила чистую простыню. – Уходи, у меня дела.
Я упал на пол и обхватил её ноги:
– Мама, прошу тебя, пожалуйста, я не хочу с ним. Я тебя прошу, я хочу быть с вами. В вашей кровати.
Она фыркнула:
– Мы не поместимся! Ты уже большой.
– Мама, прошу тебя! Я лягу в уголок. И стану маленьким.
– Я сказала – нет.
– Прошу тебя! – заканючил я. – Я буду хорошо себя вести. Вот увидишь.
– Перестань. – Она подняла меня с пола и посмотрела мне в глаза. – Микеле, я уж и не знаю, что с тобой делать. Почему ты никогда не слушаешься? Я больше так не могу. У нас столько других проблем, а тут ещё ты. Ты что, не понимаешь? Пожалуйста…
Я потряс головой:
– Я не хочу. Я не хочу оставаться в комнате с ним. Я не буду там спать.
Она сняла наволочку с подушки:
– Будет так, как я сказала. Если тебе не нравится, скажи это твоему отцу.
– Но он же выгонит меня вон…
Мама прекратила заправлять постель и повернулась ко мне:
– Что ты сказал? Повтори…
Я пробормотал:
– Он выгонит меня из дома…
Она пристально посмотрела на меня:
– С чего это ты взял?
– Вы все хотите, чтобы я ушёл… Ты меня ненавидишь. Ты плохая. Ты и папа меня ненавидите. Я это знаю.
Она схватила меня за руку, но я вырвался и убежал.
Я слетел с лестницы и услышал, как она зовёт меня.
– Микеле! Микеле, сейчас же вернись!
– Я не буду спать здесь с ним! Нет, я не буду спать с ним!
Я добрался до высохшего русла и вскарабкался на дерево.
С этим стариком я никогда не буду ночевать. Он украл Филиппо. И как только я засну, украдёт и меня тоже. Засунет меня в мешок и убежит.
А потом отрежет мне уши.
А разве можно жить без ушей? Разве не умрёшь без них? Мои уши со мной. А у Филиппо мой отец со стариком отрезали. Я сижу на дереве, а он там в своей яме и уже без ушей.
И кто знает, перевязали ли они ему голову?
Я должен пойти туда. И должен рассказать ему о матери, что она его любит и сказала это по телевизору, так, чтобы все это знали.
Но я боялся: а вдруг там столкнусь с папой и стариком?
Я посмотрел на горизонт. Небо было плоским, серым и нависало над пшеничными полями. Холм был виден хорошо, огромный, вибрирующий в потоках горячего воздуха.
Если я буду осторожен, они меня не увидят, сказал я себе.
«О партизан, забери меня с собой, ты должен похоронить меня. О партизан, возьми меня с собой. О белла чао…» – услышал я пение.
Я посмотрел вниз. Барбара Мура тащила Того за верёвку, завязанную вокруг его шеи, к воде…
– Сейчас мамочка тебя искупает. И ты станешь чистым-чистым. Ты доволен? Конечно же доволен.
Но Того не казался довольным. Растопырив передние лапы и усевшись задом на землю, он мотал головой, пытаясь освободиться от петли.
– Ты станешь очень красивым. И я свожу тебя в Лучиньяно. Мы пойдём туда и купим мороженое, а тебе я куплю поводок.
Она взяла его на руки, поцеловала, сняла сандалии, сделала пару шагов в лужу и погрузила его в вонючую жидкую грязь.
Того начал вырываться, но Барбара крепко держала его за загривок и хвост. Я видел, как он исчез в грязи.
Она принялась напевать…
И долго не вынимала его из воды.
Она хотела убить его.
Я заорал:
– Ты что делаешь? Отпусти его!
Барбара подскочила и чуть не грохнулась в воду. Она отпустила собаку, которая выскочила и помчалась к берегу.
Я спрыгнул с дерева.
– А ты что тут делаешь? – спросила Барбара раздосадовано.
– Что ты собиралась с ним сделать?
– Ничего. Помыть.
– Врёшь. Ты хотела его утопить.
– Нет!
– Поклянись.
– Клянусь Богом и всеми святыми! – Она положила руку на сердце. – Клещи и блохи его заели. Поэтому я его мыла.
Я не знал, верить ли ей.
Она поймала Того, который сидел на камне, счастливо потявкивая. Он уже забыл о страшном испытании.
– Смотри, если я вру. – Она подняла ему одно ухо.
– Боже, какой ужас!
Все вокруг уха и в самом ухе было полно клещей. Меня чуть не вырвало. С их головками, погруженными в кожу, с их чёрными лапками и тёмно-коричневыми животами, надутыми и круглыми, словно шоколадные яйца.