Золотая цепочка, стр. 5

За окном кабинета бесшумно скользили разорванные, мягкие облака. Где-то внизу фыркали автомобильные моторы.

— А мы не переоцениваем их осведомленность? — спросил Федорин. — Может быть, все-таки проще: эрудита со стажем там нет. Мамедов пришел к старику как к ювелиру, чтобы восстановить цепочку, а затем загнать ее втридорога иностранцу-коллекционеру. А Никандров сгоряча назвал того золотопромышленника, вспомнил о его кладе. Вот у Мамедова и разыгрался аппетит.

— Версия может быть парадоксальной, — прервал его Орехов. — Даже невероятной, но никогда — облегченной. — И, обращаясь к Зубцову, спросил: — Тебе, Анатолий Владимирович, эти кладоискатели никого не напоминают из старых знакомых?

— Я уже прикидывал. Пожалуй, никого, — ответил Зубцов, нахмурясь: нет, скорей всего операцию Орехов поручит Леше Коробову, а он, Зубцов, так и останется при бумагах. — Хотя, возможно, с этим эрудитом я и знаком косвенно, но просмотрел его на Петровке…

— Что же, искупай грехи, выводи его на чистую воду, да заодно проверь легенду об этом фамильном золоте. Где оно, сколько его там? Отчет об изъятых у преступников ценностях передай майору Сучкову. Немедля начинай операцию.

Глава третья

Анатолий Зубцов читал автобиографию Каширина и вспоминал, как в первом классе детдомовской школы старенькая учительница, Мария Александровна, дирижируя рукою, почти напевала на уроках чистописания:

— На-жим… Воло-сяная…

Уважаемый профессор оказался отличным каллиграфом и, конечно, слывет человеком строгих жизненных правил, крайне педантичным и аккуратным.

«Я, Каширин Вячеслав Иванович, родился 25 мая 1896 года в семье младшего конторщика на прииске Богоданном Таежинского уезда Краснокаменской губернии, ныне рабочий поселок Октябрьский Краснокаменской области. В семье, кроме меня, было пять братьев и три сестры. Попечительством владельца прииска К. Д. Бодылина закончил сначала коммерческое училище в Таежинске, а затем горнотехническое — в Екатеринбурге».

— Попечительством! — Анатолий перечитал это полузабытое слово. — Бодылина… Старуха Максимова называла Федорину — Борылина или Бутылина…

«С осени 1914 года я начал службу в должности горного техника на прииске Богоданном золотопромышленного товарищества „Бодылин и сыновья“. Состоял в этой должности до осени 1920 года, когда предприятия и ценности товарищества были национализированы. После этого перешел на государственную службу в трест „Ярульзолото“, откуда в 1922 г. откомандирован для продолжения образования в горную академию».

Дальше защита диссертаций. Вступление в начале войны в партию и в народное ополчение. Длинный перечень научных трудов. Заграничные маршруты по конференциям и конгрессам.

«А все началось с попечительства золотопромышленника Бодылина К. Д.». — Зубцов медленно закрыл картонную папку, стянул в узелок тесемки и, возвращая документы директору института, сказал удовлетворенно:

— Благодарю вас, вот и все.

— Надеюсь, рассеяли свои э-э… сомнения, что ли?

— А разве я высказывал вам нечто в этом смысле?

— О, нет! Разумеется, нет! Однако, согласитесь, сам ваш визит может быть истолкован… в определенном смысле.

— Решительно не согласен. И мне очень жаль, если вы истолковали именно так. Подозрение в подозрительности — тоже подозрительность.

— Вы полагаете? Хотя, пожалуй, вы и правы… — озадаченно проговорил директор и рассмеялся с облегчением. — А вы, майор, однако же, софист. Я уже, грешным делом, намерен был предостеречь вас, что мы знаем Вячеслава Ивановича как большого ученого, человека исключительной честности и никому не дадим его в обиду.

— Спасибо за такую готовность. Но именно потому, что Вячеслав Иванович — человек исключительной честности, не миновать, видно, украсть у него несколько часов отдыха в Сочи…

Записывая адрес Каширина, Зубцов невесело раздумывал о том, что в Сочи ему непременно надо вылететь сегодня вечером, а на вечер назначен поход с Ниной в Лужники на Киевский балет на льду. Нина с утра отправилась в парикмахерскую. Нет, пусть уж лучше Орехов объяснится за него с Ниной. Тем более, что до отлета не удастся заехать домой. Надо побывать в Ленинской библиотеке. Ведь сомневаться в существовании золотопромышленника Бодылина, оказывается, не было и нет никаких оснований.

Анатолий Зубцов любил Сочи.

Но сейчас, из окна «Волги», город показался слишком декоративным и праздным. И, хотя в машине было душновато, он поднял боковое стекло, разом отдалив себя от игрушечных фонариков в ветвях, перезвона эстрадных песенок, радужных вывесок и реклам, запаха шашлыков и поджаренных кофейных зерен. Все это сейчас не касалось Зубцова. Эти веселые и нарядные люди, может быть, потому так уверены в себе и спокойны, что есть на свете кто-то, готовый заступить дорогу злу, жестокости, алчности. Кто-то, о ком они вспоминают, лишь когда приходит беда… Как это говорил сегодня утром Орехов? Неужели только сегодня утром? «Вроде бы и не из тучи гром, эхо минувших лет и дел…»

Несколько часов назад в Ленинской библиотеке Зубцов нетерпеливо перелистывал страницы объемистого «Списка частных золотопромышленных предприятий Российской империи за 1916 год». И нашел.

Золотопромышленное товарищество «Бодылин и сыновья». Владелец — потомственный почетный гражданин Климентий Данилович Бодылин. И дальше мелконьким петитом: «Родился в 1864 году. Вероисповедание православное. Образование получил в императорском горном институте. Продолжал его в Гейдельбергском университете в Германии и в Калифорнийском университете в Северо-Американских Соединенных Штатах. Удостоен звания адъюнкта горного дела. Действительный член Императорского Русского географического общества. Унаследовал во владение дело отца своего Д. А. Бодылина, основанное им в 1834 году».

Недоверчиво сощурясь и усмехаясь, Зубцов перечитал эти сведения. Едва услыхав от Федорина о неведомом сибирском купце, Анатолий нарисовал мысленно портрет этакого здоровяка с косматой бородищей и смазанными лампадным маслом стриженными под кружок волосами. Одет, конечно же, в поддевку, прихлебывает чай из блюдечка в растопыренной пятерне, громко хрустит сахаром. Такой мироед-лабазник был привычен и понятен Зубцову. Живуч, оказывается, в памяти Гордей Торцов, долгожитель Малого театра…

И вот, на тебе… адъюнкт и действительный член.

Реальность существования Бодылина подтверждали протоколы съездов золотопромышленников, Всероссийских, Всесибирских и губернских, списки вкладчиков Русско-Азиатского банка. И снова знакомая фамилия. На этот раз в составе попечительских советов Санкт-Петербургского анатомического института и Московского народного университета…

Итак, Климентий Бодылин не просто существовал некогда, но, видимо, был незаурядным человеком…

Год 1917-й он встретил в расцвете лет, сил и могущества. Так неужели адъюнкт горного дела и действительный член Географического общества настолько ослеп в одночасье, что вступил в безнадежный спор с велениями времени, закладывал тайники и сознавал — не мог же не осознать в глубине души — их полную бесполезность. Неужели человеку такого ума и масштаба в одночасье отказали логика, здравый смысл и проницательность?!

В такую метаморфозу с недюжинным человеком Зубцов поверить не мог. Значит, бодылинский клад — это миф.

Но богатств, привычного уклада жизни, сословных привилегий Октябрьская революция лишила Бодылина тоже в одночасье. Рассуждая о масштабах его личности, инженерных дипломах, ученых титулах и званиях, нельзя забывать, что Бодылин — архимиллионер, что с генами от деда и отца унаследовал он алчность, жажду стяжательства, предпринимательский азарт. И, разом лишившись власти и сокровищ, он мог, что называется, зубами вцепиться в последние крохи своих богатств. Значит, опрометчиво мерить его поступки логикой инженера и ученого. В тех исключительных обстоятельствах им, скорее всего, руководил инстинкт дельца и стяжателя. И, следовательно, бодылинский клад — это вовсе не миф, не легенда.