Тропа барса, стр. 103

— Всего доброго, — выдавил из себя прибалт, быстро Уткнувшись глазками в стол.

— Всем нам.

Проходя «предбанник», Маэстро одним движением накинул плащ, сделал ручкой:

— Оревуар, Герда. Как-нибудь познакомлю вас со своим Каем.

Девушка улыбнулась, снова залившись краской. По-видимому, она сочла, что Маэстро так нарек один из органов собственного тела. Кто поймет сладкие девичьи грезы?

Никто.

— Ну что? — спросил Крас, выходя на улицу вслед за Маэстро.

— Задрот четырехглазый! — усмехнулся тот, усаживаясь за руль. — Но телка у него — просто Ундина!

— Ты его хоть не бил? — спросил Крас.

— Бить? — искренне рассмеялся тот. — Да посмотри я на него еще с полминуты, у этого червя позвоночник бы в трусы просыпался!

Маэстро на скорости развернулся, и автомобиль помчался в сторону улицы Новомонастырской.

— Вот только я одного не понимаю… — тихо произнес он. — Как такие сявки смогли скрутить такого бойца, как Гончар, а?

— Крутят не они. Крутят бандиты. А уж эти ребята не обременены ни лишними знаниями, ни лишними комплексами.

— Как и мы с тобой, а, Крас?

— Возможно, — пожал плечами тот. — Далеко едем? Маэстро пожал плечами:

— В ад.

Глава 53

Пусть я погиб, пусть я погиб под Ахероном, Пусть кровь моя, пусть кровь моя досталась псам Орел Шестого легиона, орел Шестого легиона Все так же рвется к небесам…

Олег Гончаров негромко напевал эту мелодию.

— Я помню эту песню… — вскинулась Аля.

— Мы пели ее там.

— С моим папой?

Да. Олег… Какой он был?

— Какой? Барс.

— Ты уже говорил, это была его кличка.

— Не кличка, псевдоним.

— Да какая разница? Мне интересно — какой он был?

— Помнишь у Хемингуэя? Эпиграф к «Снегам Килиманджаро»?

— Не-а. Я не читала.

— «Что понадобилось леопарду на такой высоте, никто не знал».

— Не поняла. Нет, я помню его дома: он был большой и добрый. А какой он был там, на войне?

— Трудно сразу сказать. Нас часто называют теперь — псы войны. Ну да, в отличие от новобранцев мы были профессионалы. И нужны были затем, чтобы как можно больше новобранцев осталось в живых. Все просто. У Екклесиаста есть изречение: лучше быть живым псом, чем мертвым львом. Так вот, к Володе Егорову такое не подходило; он знал одно: лучше быть живым львом! А Барс — это и есть лев гор.

— Послушай… Этот Сиплый, меченый, со шрамом… Это он убил моих родителей. Я хочу знать почему.

— Аля… По-моему, я его тоже встречал. Но… не вполне уверен, что это был именно он.

— Где?

— В Афгане. После того, как наш отряд был разгромлен. Он приезжал говорить с твоим отцом как с командиром группы.

— Он что, военный?

— Понятия не имею. На нем была куртка-афганка без знаков различия. А мы тогда парились под Кабулом, вроде как в карантине — до выяснения.

— До какого выяснения?

— Каким образом на базе была уничтожена вся наша группа.

— И как, выяснили?

— Никто особенно и не старался. Смердило от всего этого.

— А потом?

— Для меня потом был Союз, вскорости — увольнение в запас. Переехал на Украину — здесь у меня жили родители, отец тоже был военный, служил какое-то время в штабе округа. Барса я больше не встречал. Он продолжал служить. А какие пироги выпекались в конторе… Да и люди везде разные. Возможно, Барс принял какое-то решение, и оно не понравилось его руководителям настолько, что…

— Понятно. Олег, ты сегодня какой-то… Мрачный, что ли…

— Да.

— Что — да?

— Вот что, девочка. Пора отсюда сниматься. Засиделись.

— Скорее тогда залежались, — хмыкнула Аля. — А почему?

— Муторно мне что-то. Нужно уехать из Княжинска на время.

— Куда?

— На кудыкину гору. Пока не утихнет.

— Олег… А ты подумал, где нам достать оружие?

— Оружие?

— Ага. Ведь с нами не в шашки играют.

— Это я заметил, — усмехнулся Гончаров.

— В пистолете три патрона и еще одна запасная обойма. Значит, всего девять, — произнесла Аля, невидяще глядя в одну точку. — Я эту сволочь, Сиплого, все равно достану.

— Мы, Аля. Мы.

— Извини. Мы. Просто я очень долго была одна…

— Мы разыщем его.

— Ага. Только… Этот бандит — не одинокий волк. Девяти патронов может не хватить.

— А ты рационалистка, — улыбнулся Гончаров. — Патронов хватит.

Он встал, взял табуретку и полез на антресоли.

— Помогай, — услышала Аля его приглушенный голос. Подошла. Гончаров подал ей тяжеленный сверток, девушка едва его удержала. Развернула.

— Ну что, хорош набор диверсанта?

Коротенький «бизон», двадцатизарядный «стечкин» с четырьмя запасными обоймами, тротил, тщательно завернутый в бумагу, и детонаторы.

— Роскошно? — Олег отряхнул пыль со свитера. — Теперь остается немного: раздобыть неприметное авто… — Он подошел к окну и замер.

— Что там? — встревоженно спросила Аля.

— «Кабан» и два «катафалка».

— Чего? — Девушка приблизилась, встала рядом.

— Если в переводе с псевдонародного на русский литературный…

— Не надо. Я вижу, — произнесла Аля упавшим голосом.

Снежную целину буравили широкие протекторы двух тяжеленных, полновесных джипов.

Между ними, как бронетранспортер между танками, следовал ухоженный шестисотый.

— Красиво вдут. Авторитетно. — Олег мельком взглянул на девушку, чуть приподнял ее подбородок:

— Выше нос, рысенок.

— Что… Что мы будем делать?

— Организуем торжественную встречу. Закон гостеприимства — дело тонкое. Особенно на Востоке.

Несколько домов возвышались посреди усыпанного снегом поля, словно айсберги.

Высокие, холодные, они казались необитаемыми в тусклом свете утра.

— Который? — спросил Автархан Кудрина.

— Третий.

— Выглядит как пустой.

— Не все квартиры заселены. Дом новый.

— Номер квартиры?

— Пятьдесят шесть. Прикажете начинать, Николай Порфирьевич?

Автархан молчал, прикрыв глаза. В «мерее» и джипах разместились уцелевшие боевики. Собственно, у них мало что осталось от былого энтузиазма: две огневые схватки в течение полутора суток были проиграны, людей потеряно много, и штурмовать эту башню — никакого желания. Поэтому Автархан поехал сам. Впрочем, не только поэтому. Люди — труха. Наберет новых. Но если он к восьмичасовой стрелке не представит внятных объяснений Кондрату и Бене, имя его будет вычеркнуто из негласного списка «уважаемых граждан». Вместе с жизнью, Как бы там ни было, Автархан не терял надежды заполучить то, что хотел: ясность. Ясность по белому порошку, который не так красив, как серебристый снег, зато куда более дорог. Дороже и серебра, и золота. Хм… Все, что несет в себе смерть, — самое дорогое в этом мире. Оружие и наркотики. Только смерть позволяет немногим жить уж на этой земле как в раю. Утопая в роскоши, пользуясь любовью красивейших женщин и смакуя вкус изысканных ощущений. Таким уж устроил свет князь мира сего, и правит здесь род лукавый и прелюбодейный. Змея, вцепившаяся в собственный хвост. Круг жизни. Яд мироздания.

Власть. Только она дает возможность распоряжаться смертью. За это стоит побороться.

— Необходимо захватить Гончарова и девчонку и грамотно закрепиться до прибытия наших противников, — продолжил Кудрин.

— Если они еще не закрепились, . — невесело усмехнулся Автархан.

— Нет. Двое наших людей пробежали по дому. И остались контролировать выход на крышу. Все тихо.

— Да? Кудрин… Генерал Кравченко был опытным человеком?

— Смотря в чем…

— Но бойцов его группы не назовешь новичками.

— Да, это так.

— Они тоже, я думаю, были уверены, что «все тихо». Больше их нет с нами. Кудрин промолчал.

— Ты умный, Степаныч, — процедил сквозь зубы Автархан. — А потому запомни: сейчас тебе нужна только победа. Иначе твоя голова не родит ни одной мысли. Даже самой дурной. И это уже не зависит от того, что будет со мной. Маятник запущен.

— Я понял, Николай Порфирьевич.