Огонь на поражение, стр. 37
«Вот и Президент – как все. На тебя соседи за то, что телевизор громко включаешь, такого наплетут – впору не то что в ЛТП, в тюрягу сажать! А представляешь, скрль-ким он на мозоли-то больные понаступал!»
«Это точно! Наплетут – своих не узнаешь! Так он, что же. Президент, и не пьет никогда?»
«Ну почему? Когда и выпьет… Мужик нормальный, здоровый».
«Интересно, а литруху приговорит?»
"Да что литруха – такому, поди, и двух, – ни в одном глазу! Кабан такой!
Сибиряк!"
«Да ясное дело – наш мужик».
«Вот только, раз наш – что ж он с этими пидорами дерьмокрадами связался?»
«А он и не связывался. Просто – так надо. Для государства. Это у него – личина такая. Здрасьте, дескать, вам, вот он я, демократ, а у самого – своя думка имеется».
«Думаешь, хитрый?»
«А то! С кем поведешься…»
«Ну, давай по последней…»
Как там поговорка? Что для русского хорошо, то для немца – «гайки». То, что для американского политика – пятно на репутации, для нашего – «простительная слабость», дополняющая созданный позитивный имидж:
«волевой, жесткий, прагматичный», и притом – «наш», «свой», с «простой рабоче-крестьянской хитринкой».
Так что вопрос о самостоятельности принятия решений^ Президентом я ставлю в следующем контексте: насколько он сам прорабатывает решения, подготавливаемые ему командой или аппаратом «под ключ»?
Судя по тому, что и как он делает последние три года, считать, что Президент «подмахивает» государственные бумаги не читая, у меня оснований нет.
В таком случае… Если, по моим предположениям, Организация – «троянский конь», целенаправленно работающий над дискредитацией и смещением Президента и пригревшийся где-то в президентских структурах, почему Президент, если он фигура самостоятельная, не выявит и не пресечет деятельность Организации?.. Ведь не зря еще Сталин в противовес НКВД имел и управление кадрами ЦК, и контрразведку «Смерш», и выделил позднее госбезопасность в отдельное министерство, и поощрял соперничество особых отделов в войсках с военной разведкой…
Потому что понимал: тайную власть нельзя оставлять в одних руках!
В распоряжении же Президента – лучшие спецы СВР, ФСК, ГРУ, МВД… Кстати, я никогда не грешил недооценкой работников последнего ведомства – мастерство и оперативные возможности профессионалов МВД ничуть не ниже, а в отдельных случаях и выше, чем у спецов других служб. Просто «сыскарям» милиции всегда приходилось рассчитывать не на дорогостоящую технику и узких, всегда имеющихся под рукой профессионалов, а на собственное знание оперативной обстановки, на собственное чутье…
Таким образом, если Организация действует активно – а она именно так и действует, – ее функционеры не могут не засветиться… Но дать профессионалам из ГРУ или ФСК задание «разработать» кого-то из своего ближнего окружения, к тому же прикрытого сотрудниками Главного управления охраны РФ или даже Службы безопасности Президента, – такое задание может дать только сам Президент.
И если он этого не делает, значит…
«Как вам не стыдно дурачить людей…»
«Сначала было стыдно, а потом привык…»
Все мои версии – чушь собачья!
Все просто и конструктивно. Принцип автомата Калашникова.
Остается лишь собраться с духом и сформулировать… Стук в дверь кажется грохотом в тишине пустого дома. Жесткий и настойчивый.
Тихо сползаю с кресла на пол, поворачиваю барабан кольта так, что выхолощенный патрон становится последним… тьфу, крайним…
Взвожу курок.
Глава 19
Тихонько отмыкаю дверь, чуть толкаю ее наружу и замираю за косяком.
Несуразный старичок в длинном полушубке, допотопной клетчатой кепке с опущенными «ушами» и валенках с калошами озадаченно переминается с ноги на ногу на крыльце. Чуть подал длинный костяк вперед, лицо попало в полоску света – бородка клинышком, как у всесоюзного старосты Калинина, очки в старомодной металлической оправе…
Старичок деликатно кашлянул, снова примял валенками снег, протянул блеющим полушепотом:
– Константи-и-и-н Георгиевич… Вы дома?.. Хлипкий вид дедушки меня не умиляет. Знавал я, и совсем недавно, одного «безобидного» старичка разбойничка, так тот «одуванчик» едва не пристрелил меня из моего же собственного нагана.
Спас, можно сказать, старинный офицерский предрассудок насчет стрелкового оружия. Сейчас же у меня в стволе вполне полновесная пуля, «машинка» вычищена самолично и осечек не даст. Успокаивают лишь три обстоятельства: кольт все еще в моей руке и упускать его не собираюсь; старичок интеллигентной наружности без приглашения не заходит, вытягивает шею, стремясь заглянуть в комнату, и впечатления бойца группы захвата не производит; на снегу от соседнего дома до моего крыльца только одна цепочка следов – от его безразмерных калош. И ночь – снежная и спокойная, ни шороха.
Старичок еще раз корректно стучит в притолоку.
– Константин Георгиевич?.. – Голос встревоженный. Мне становится неловко: заставляю старика ждать на крыльце, а может, у него – несчастье какое?..
– Заходите, пожалуйста!
Моя неожиданно материализовавшаяся в проеме двери фигура вызывает у него озадаченность.
– А Константин Георгиевич?..
– Он в отъезде, Я его племянник. Олег Владимирович. Да заходите же.
Успеваю еще раз окинуть взглядом окрестности; пусто, тихо, темно.
Старичок входит. Запираю дверь.
– Да-да. Я вас припоминаю… Вы бывали у Константина Георгиевича весной. В марте, кажется?
– Точно так. У вас прекрасная память.
– Слава Богу, слава Богу… Вы знаете, в мои годы это не так уж часто и встретишь. Ну да я ведь историк…
Помогаю дедушке вылезти из тулупа, он оставляет калоши в прихожей, проходит в комнату.
– Чайку?
– Да-да, спасибо. И – ради Бога, извините, что в столь неурочное время…
Ну да – старческая бессонница, к тому же по ночам я работаю. Посмотрел – огонек вроде светится, полагал, Константин Георгиевич еще не ложился, решил, зайду…
Надеюсь, не помешал отдыхать?
– Нет. Я тоже работал. А вы писатель?
– Сейчас, пожалуй, уже да… Вот ведь, поспешил откреститься от склероза, а не представился… – Старичок приосанился, церемонно подал узкую сухую ладошку:
– Борис Абрамович Шапиро, историк и… э-э-э… литератор. И давнишний сосед Константина Георгиевича по даче. Года эдак с пятьдесят восьмого.
– Очень приятно. Читал ваши сочинения. Еще будучи студентом.
– Так вы тоже историк?
– В какой-то степени. Закончил исторический МГУ.
– Ну как же, альма матер… Для многих, молодой человек, для многих… Вы работаете?
– Индивидуально. Переводчиком.
– У какой-то персоны? Или по заказам?
– Литературным.
– Ну да, ну да… Сказывается влияние Константина Георгиевича. Вы в Москве живете?
– Да.
– И давно?
– Достаточно.
– И как теперь заработки у переводчиков?
– Да разве ж это заработки? – Поняв, что на каждый мой ответ у Бориса Абрамовича зреет новый вопрос, отвечаю на этот раз «по-еврейски»: вопросом на вопрос.
– Да, да, да… Я вам вот что скажу: понятие заработка вообще исчезло из обихода в нынешнее время. Слова-то какие, вы только вслушайтесь: «обернуть», «обуть», «прокрутить», «выбить»… Старинное «нажить» кажется полным анахронизмом. Да и что наживать – когда вместо денег «бабки» да «баксы».
Подействовало.
Завариваю чай. Для этого взял с полки старинный китайский фарфоровый чайник, едва не смахнув стоящий рядом литого стекла кубок – с вензелем и гербом.
Ополаскиваю кипятком из электрического самовара, завариваю, накрываю полотенцем, нарезаю хлеб и колбасу.
– …и знаете, кто купил константиновский рубль с аукциона в Лондоне?
Естественно, россиянин, какой-то сибиряк! А вы говорите – заработки!.. Какой ученый или писатель может заработать сто тысяч долларов? А тем более потратить на коллекционную монету? Собственно, я знаю очень и очень серьезных московских коллекционеров, но и они… – Тема денег для Бориса Абрамовича неисчерпаема. Это естественно: я вспоминаю, что читанные мною монографии Шапиро как раз посвящены монетарной системе Киевской и Московской Руси.