Банкир, стр. 84
— Да долго объяснять… Тебе расскажут…
В этом довольно бессмысленном диалоге каждый из нас передвигается, стараясь присмотреться к противнику, пытаясь его прочувствовать… Схватка — впереди. Парень профессионал, он достаточно уверен в себе и давно бы разложил меня на молекулы, но… Что-то его озадачило, удивило, испугало своей иррациональностью, причем совсем недавно… Что-то произошло или происходит совсем не так, как должно по всем расчетам, прикидкам или разработкам… Так ведь — Лукоморье… Здесь и коты русским языком разговаривают, ибо — ученые…
Очереди продолжают грохотать за окном, но боец реагирует на них не больше, чем на шум моря. Настроение паршивое. Мне с ним не справиться. Мы сцепились взглядами; он не слабее меня, я не слабее его, но мне с ним не справиться: он действует на своем поле, на своей территории. Мы сблизились. Сейчас…
— Й-а-а-а… — Крик — словно визг дикой, испуганно-разъяренной кошки.
Парень отвел от меня взгляд — и я ударил. Подал все тело вперед, рука полетела молнией, боец отреагировал автоматически, отклонился едва-едва, мой удар был бы просто щелчком, если бы… Каленая бронзовая заколка, словно стилет, пробила черепную кость у виска и вошла в мозг. Но ответить он успел: удар был такой силы, что казалось, моя грудная клетка развалится на части… Я рухнул на спину; мой противник по инерции упал на меня. Уже мертвый.
Выбираюсь из-под навалившегося тела. Во рту сухо, живот сводит судорога, но изо рта тянется только вязкая струйка желудочного сока… Судорога еще дважды скручивает меня, потом — дико кашляю, ползу на четвереньках к шкафу, нахожу на ощупь бутылку коньяку и жадно глотаю из горлышка. Первый глоток раздирает горло наждаком, делаю второй, третий, пока все тело словно не обдает жаркой влажной волной… Пот катится из всех пор, заливает глаза, а я чувствую себя мышью, чудом прикончившей кошку. Боюсь, что не последнюю. А жаль. Судя по всему, Рембо из меня не выйдет.
Оглядываюсь. Лена забилась за спинку кровати и там тихо скулит. Прежде чем подобраться к ней, выуживаю у парня из специальной кобуры «гюрзу» с длинным глушителем, подбираю автомат — это оказался «МР-9» Рюгер, надежнейшая машинка при кратковременной огневой схватке, особенно в городе. Быстро выглядываю в проем разоренного окна: пальба затихла, но…
Подползаю к девушке, протягивая коньяк:
— Глотни… Пожалуйста…
Лена тихо плачет, сбившись в комочек в углу. Обнимаю ее за плечи, глажу ладонью волосы…
— Сережа… Почему?.. Кто это?
Вопросов у меня самого куда больше, чем ответов. Кто палил из «Калашниковых» и грохотал из «стечкиных», если ребятки экипированы по такому классу? Почему за мною снаряжен такой представительский эскорт?.. Да и что вообще кому от меня нужно?.. Память ко мне вернулась, но никаких объяснений ни моего похищения несколькими месяцами раньше, ни теперешнего наката я в ней не нахожу. По крайней мере, в ее светлой части… Поэтому отвечаю девчонке просто:
— Бандиты. Уходить нужно. Быстро. А сейчас — выпей. Она послушно глотает, давится, но я крепко держу ее голову и не отнимаю бутылку от губ, пока она не сделала еще нескольких глотков. Все тело ее покрывается гусиной кожей и только потом бессильно расслабляется…
— Слушай… А где ты научилась так орать?
— Орать?.. Я?..
Девушка смотрит на меня удивленно. Бросаю ей жакет, джинсы:
— Одевайся. Быстро.
Девушка смотрит на меня удивленно, прыскает в кулак и вдруг складывается пополам, плечи ее трясутся от смеха…
— Ты чего?
— Дор… Знаешь, на кого… на кого ты похож?.. В трусах и автомате?..
Догадываюсь. Но молчу. Быстро одеваюсь. Недалекий взрыв заставляет ее вздрогнуть и замолчать, сжавшись в комочек.
— Это что, новая война началась?
— «Две тысячи лет — война, война без особых причин», — напел я негромко, обвешиваясь амуницией. Девчонка уже одета. Протягиваю ей позаимствованный у боевика «броник»:
— Надень…
Та только мотает головой.
— Надень, говорю! Ему без надобности. Живо!
Окрик подействовал, девочка неумело начала возиться с бронежилетом.
— И это называется — модель? Вас что, быстро одеваться не учили?
— Ага. И пулеметными лентами перепоясываться…
Помогаю ей облачиться в «спецсредство». Жилет «Коммандос-С» усилен кирасными пластинами на груди и спине; но в смысле амуниции — это облегченный вариант. Ребятки явно настроились на «прогулку яхтового типа». Что их и сгубило. По крайней мере — данного индивида.
— Идея красивая. А главное своевременная. — Затягиваю ремешки, подгоняя «броник» по фигуре. — Не тянет?
— Еще как тянет! Толку от него!
Беспечность, милая барышня, это когда бес не в ребро, а много ниже. И-с летальным исходом. Уразумела?
— Ага. Сережа… Такое впечатление, что ты чувствуешь себя в такой обстановке… Как это сказать… Вполне.
— Я стараюсь. Двинули?
— И куда?
— На кудыкину гору…
— А серьезно?
— Все дороги ведут в Рим.
— Может, ты все-таки скажешь…
— Потом, девочка, потом. Готова?
— Да.
— Пошли…
Выбираемся в ночь. Внимательно страхую стволом все темные места. Стрельба стихла, «воюющих сторон» не видно. Открываю «нивку», благо припаркована она рядом с домиком и в самой тени.
— Назад, на пол, лежа, — жестко командую ей.
— А может, я все-таки…
— Может. Но — потом. Живо!
Больше вопросов девочка не задает. Похоже, обиделась. Ладно, и это — потом. Командир в бою, как хирург в операционной: или тиран, или — убийца. Под пулями для демократии места немного, да и то — только для желающих побыстрее «в ящик».
Запускаю стартер, мотор урчит ровно. Жду пару минут, отжимаю сцепление, выруливаю на бетонированную дорожку, и-по газам. Проламываю замеченный мною еще накануне хлипкий кусок ограды, проскакиваю несколько улочек, выкатываю на большак и-на скорость! Автомобиль мчится в ночь, только фары вырывают из нее две полоски света, в которых липкие хлопья снежинок пляшут, вихрясь в воздушных потоках, будто облетевшие перья падших ангелов.
Глава 40
— «В королевстве, где все тихо и складно, где ни войн, ни катаклизьмов, ни бурь…» — негромко напевал Серега Рыбаков, баюкая замотанную побуревшими простынями раненую руку другой рукой. Впрочем, в ней он умудрялся держать открытую бутылку, где плескалось уже совсем на донышке.
— Что, настроение заиграло? — спросил старший летеха, подчиненный Назаренко из поселкового отделения милиции.
— Ну… Суши весла, туши свет называется… Пьян Рыба был, что называется, в умат. В аут. В лоскуты. Из их группы в живых осталось всего трое: Батя, его сильно задело по черепу, без сознания отправили в госпиталь, Грешилов и сам Серега Рыбаков. Собственно, сейчас он вряд ли соображал вообще, что происходит: просто-напросто методично наливал себе очередной стакан водяры, вымахивал единым духом и мурчал, укачивая руку, очередную строчку: «Сам король страдал желудком и астмой, только кашлем сильный страх наводил, а тем временем зверюга ужасный…»
На «месте происшествия» метался старлей Стецюк, заместитель Назаренко. О том, сколько им придется извести бумаги на объяснения, пояснения и прочую мутоту, ему думать даже не хотелось. «Газик» со следаками из райпрокуратуры прикандыбал где-то к семи утра; райпрокурор да и помощники были злые, как сто волков каждый… Зная опытом, что от разбора полетов со стороны прокурорских при таком количестве жмуров не отвертеться никому, ребята еще до их приезда дерябнули хорошенько, кто сколько смог и по принципу: спишут на боевые. Через пяток минут вслед за прокурорскими прибыли начальник РОВД со свитой, следом — еще через полчасик — «семерки» в количестве трех рыл, не считая шофера, а на исходе того же часа — районное ФСБ. Начальство собственно Приморского РУОПа, которому и подчинялись непосредственно СОБРы, нарисовалось в лице какого-то капитана явно для отмазки; капитан этот только-только прибыл в ночь из командировки откуда-то из столиц, в деле этом шарил не больше чем крокодил в баскетболе — его и отправили на начальственное столпотворение. Оно и понятно: предметно хорошо разговаривать, когда народ остынет, а пока…