Аксель, Кри и Белая Маска, стр. 110

«КРИ!!! ПРОСТИ МЕНЯ!!! ПРОСТИ, ПОГИБНУ Я, ИЛИ НЕТ!!! ЧТОТЫАКСИЭТОТЫ МЕНЯПРОСТИ!!!!!»

Пауки брызнули с подоконника, как стая тёмных клякс, однако не бросились на Акселя — лишь приготовились к прыжку.

— Ну что ж, — вздохнул Кья, — это было последнее, чего я боялся. Ещё минут пять, и к тебе вернётся волшебная защита. Разумеется, я их тебе не дам. Но на прощание скажу: я не переоценил, а, напротив, недооценивал тебя. Что с моим опытом непростительно…Хоакин, начинай!

Огромный тарантул стремительно взвился в воздух — Аксель не успел даже закрыть глаза от ужаса. И потому увидел, как непонятная сила отшвырнула паука назад в считанных сантиметрах от его лица. Сила эта была так велика, что Хоакин шлёпнулся спиной на стол, в гущу невозмутимо шевелящихся бумажек, вяло дёрнул лапами и затих. Словно его подсекла невидимая коса!

А затем в комнате раздался тихий и очень страшный голос. Самый страшный, какой Акселю когда-либо приходилось слышать — даже вой Бродячей Башни не мог бы с ним сравниться:

— Большей наглости в моих владениях я ещё не видела!

ГЛАВА ХIХ. СТАРШАЯ СМЕРТЬ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЯ И СЕВЕРНОЙ АФРИКИ

Голос шёл, казалось, отовсюду и ниоткуда, наполняя комнату ещё большим ужасом, чем тот, что царил в ней прежде. Кья окаменел, резко разведя усы под углом сорок пять градусов к панцирной голове. Пауки в панике дрожали и метались: видно было, что они прилагают нечеловеческие — точнее, непаучьи — усилия, чтобы сорваться с места, но лапы их приросли к дощатому полу.

Аксель же впал в какое-то странное оцепенение, замечая ничтожные мелочи кругом, и в то же время не понимая толком, как он здесь очутился. Он тупо глядел на издыхающего, вяло дрыгающего лапами Хоакина, пытался зачем-то уловить, в такт ли с этими лапами шевелятся банкноты на столе, но то и дело сбивался со счёта; чувствовал, что его одежда насквозь мокра от пота, и жалел, что нельзя переодеться; видел, как ползёт к его ногам пятнышко солнечного света, и как оно вдруг исчезло, будто луч в окне кто-то заслонил. Затем стол с грохотом взлетел к потолку, стряхнув на пол труп Хоакина и наполнив воздух призрачными тенями португальских эскудо, словно падающими листьями. Стул был опрокинут; вокруг его спинки клубились пыль и ещё какой-то мутно-сизоватый дымок. А на том месте, где только что гнил этот памятник человеческому безумию, возвышалась долговязая фигура в снежном балахоне, плаще и арабском, перехваченном жгутами, платке. Окутанный тканью череп медленно водил пустыми глазницами по всей комнате, будто не веря увиденному. Но на сей раз Старшая Смерть была вооружена не только кинжальчиком на поясе — она опиралась на длинную косу с выщербленным лезвием. Тёмная ржавчина, въевшаяся в металл, показывала: это лезвие часто используют и редко чистят. Несколько секунд Аксель не мог понять, почему всё это выглядит гораздо страшней, чем гигантские скелеты Семи Смертей с их куда более внушительными косами — тем более, что он видел их на фоне чёрного космического пространства. Но вот его спасительница уставилась на Кья, и мальчик понял: те Смерти были в самом деле слепы, а глазницы этой только казались незрячими. В них тлела ярость…

Наконец рак очнулся от потрясения — кажется, не меньшего, чем испытанное Акселем, — тихо пошевелил усами и согнулся в низком поклоне. (Аксель только сейчас заметил, что панцирь его гибок, как резина, и ничуть не стесняет движений).

— Моё глубокое почтение, — медленно проскрипел он голосом, каким, вероятно, заговорила бы отсыревшая тюремная дверь, обманутая в своих ожиданиях. — Умоляю о незаслуженном, и вот оно…Мать Вечности простит своего слугу! Срочные дела Многоликого заставили меня…

Он запнулся и умолк. Молчала и Смерть, тяжело опершись на косу. Её молчание, видимо, действовало на Кья угнетающе.

— …заставили меня уединиться с этим человечком в не совсем подходящем для разговора месте, но я… — Он опять запнулся.

— Да? — прошелестела Смерть. — Я слушаю тебя, рак.

Последнее слово больно уязвило Кья. Он нервно дёрнул усами, но тут же вновь овладел собой.

— Неупомянутая права, — смиренно вздохнул он, кланяясь ещё ниже. — За излишнее усердие я был лишён тела и звания, которыми владел долгие эры преданного труда. Вот я и надеялся поскорей заслужить прощение моего господина, и потому…

— И потому заманил в проклятое место двенадцатилетнего мальчишку, с которым управился, лишь поссорив его с девятилетней девчонкой, чтобы в присутствии неупокоенной тени скормить его паукам! — Смерть с силой стукнула тупым концом косы в пол, отозвавшийся зловещим гулом. Стол и стул мигом очутились на прежнем месте, и прозрачные банкноты вновь зазмеились по скатерти, и вновь начал качаться над ними из стороны в сторону длиннорукий призрачный дымок.

— Знаешь, почему они ещё живы? — спросила Смерть и указала лезвием на дрожащих пауков, которые не видели её, но явно чувствовали и жались теперь к ногам оцепеневшего духа. — Потому что я не хочу пачкать косу. Я скормлю им не этого мальчика, а тебя! И так как несвежий рак — пища вредная, у них будет мало шансов пережить своего хозяина…

— А что скажет Великая Смерть, узнав некоторые обстоятельства этого и в самом деле странного дела? — заскрежетал Кья, отбросив показное смирение. Он, видимо, понял, что ему нечего терять, и надо играть ва-банк. — Я ведь тоже должен отчитаться, и…

— Вот и отчитайся передо мной. А я доложу выше, если сочту нужным. Ну, а если нам потребуются детали, ты у меня и мёртвый заговоришь, — успокоила его Смерть. И села перед ним в воздухе без всякого стула, по-прежнему не выпуская косу из рук. — Слушаю внимательно!

Кья молчал.

— Ты нарушил закон, — мрачно сказала Смерть. — Ты мог вызвать неслыханную катастрофу, убив в проклятом месте — да ещё, как я догадываюсь, убив того, кто пришёл снять проклятие! Ведь ты за этим явился? — впервые взглянула она на Акселя.

— Да, — шепнул тот, чувствуя, что тело его обрело свободу движений. Как он ещё способен говорить? Но даже в теперешнем состоянии мальчик понимал: слишком близкого знакомства со своей спасительницей показывать не стоит.

— А когда я поймала тебя на месте преступления за склизкий хвост, — продолжала Смерть, вновь гипнотизируя взглядом Кья, чьи усы заходили ходуном, — и разрешила говорить, ты молчишь. Ну что ж…

— Хорошо! — взвизгнул Кья, отступая от неё подальше. — Судя по её осведомлённости во всех деталях, Мать Вечности сама уже давно наблюдает за этим в высшей степени опасным человечком! Опасным и злонамеренным… — кивнул он в сторону Акселя, который, чувствуя, что его не держат ноги, тоже сел — только не в воздух, а на пол. (Никакая сила не заставила бы его сесть на одинокий стул у стола). — Я, конечно, не смею касаться причин, побудивших Неупомянутую лично взяться за столь ничтожное для её звания дело… — вкрадчиво продолжал рак, но Смерть прервала его:

— Зато я смею. Твой господин когда-то оказал мне пару мелких услуг, и когда попросил об ответной, я согласилась. Может, и не нашлось бы времени, но Великая Смерть давно интересуется, отчего в Средиземноморье так обнаглели духи-убийцы. Ты не припомнишь, что недавно случилось в Фамагусте?

— Я тут ни при чём! Это всё Главный Диспетчер…

— Вот я и решила кое в чём разобраться… — продолжала Смерть, словно бы не слыша. — Если вам однажды разрешили уничтожить всё население этой планеты разом, а вы оскандалились, это ещё не значит, что вы можете лезть в наши повседневные дела и подбавлять нам работы!

— Всебезусловно так! — подхватил Кья. — Но из-за кого? Из-за кого мы оскандалились со знаменитым Заклятием Семи Смертей? Вот из-за этого двенадцатилетнего юнца и его сестрички! Я не отрицаю своей вины, и умоляю о незаслуженном, и вот оно, но, похоже, в этом деле увлёкся не я один…Кто научил желторотого новичка пользоваться системой «Космосмерть»? Почему как раз тогда, когда человечки скрылись из Главной Диспетчерской, к нам экстренным способом прибыл Старший Брат Вечности, а затем изволил исчезнуть, так ничего и не приказав? И наконец, откуда у мальчишки столь ПОВСЕДНЕВНОЕ (в это слово, употреблённое до него Смертью, он вложил осторожное ехидство) снаряжение, как детектор духов?