Аксель и Кри в Потустороннем замке, стр. 22

— Но кого они ищут? Нас?

— Не думаю. Скорее — Шворица… Кстати, когда он должен вернуться? Не напоролся бы на них!

— Трудно сказать… — устало вздохнула Кри. — У меня не было часов. Но, судя по солнцу, Акси, он оборачивался где-то часов за пять… Как раз ему пора…

Было уже пять. Начал задувать ветер, метя позёмку, — хорошо ещё, что в спину. Мальчик поёжился и оглянулся на Кри, в лице у которой теперь не было ни кровинки.

— Нет сил? — спросил Аксель. Кри кивнула и понурилась.

— Тогда слушай! Главное — не падать духом. Если у следующего поворота мы не увидим… ничего нового… дальше не пойдём.

— Но мы здесь замёрзнем!

— Не забудь про это! — помахал Аксель мечом. — Я вырежу в скале глубокую пещеру, укроемся бельём и заночуем… Ещё есть чай. И еда. А утром или мы найдём людей, или Швориц — нас.

— Как же он нас найдёт, если мы забьёмся ещё в одну гадкую пещеру?

— М-м… оставим в снегу один из рюкзаков. Да погоди сдаваться! Может быть, там, за поворотом, — лес! Если у нас будут дрова, мы продержимся ещё долго. И убежим!

Кри покорно двинулась вперёд, свесив голову на грудь и явно ничего кругом не видя. «Пусть будет лес! Пусть будет лес!» — шептал про себя Аксель, подгоняемый всё усиливающимся ветром. Должна же, наконец, начаться растительная зона! А он-то ещё думал, что Альпы — это ерунда, а не горы: так, для воскресной прогулки… Его мысли прервал отчаянный писк Кри:

— Акси! Акси! Там! Там!

Мальчик вскинул голову и обомлел: каменные стены разошлись. Перед детьми открылась уходящая вдаль горная долина, поросшая там, за снежной поляной, густым хвойным лесом. А за ним… поднимался к небу дымок! Человеческое жильё!

— Мы спасены, Кри! Через час будем у огня… Вперёд!

Но не успел он это вымолвить, как сверху на детей упала чья-то огромная тень. Они подняли головы и оцепенели: над ними парил Шворк, сердито рыча и яростно сверкая красными глазами. Вот он мягко сел на снег между детьми и таким недосягаемым теперь лесом и оскалил зубы. Весь его вид, казалось, говорил: «Как вы смели меня обмануть?!» Пёс разинул пасть и так страшно зарычал, что Аксель и Кри мысленно уже попрощались с жизнью…

— Шворк! — прогремел над ними чей-то голос.

ГЛАВА VII. СКАНДАЛЬНО ИЗВЕСТНЫЙ И ПЕЧАЛЬНО ЗНАМЕНИТЫЙ ПРОФЕССОР ФИБАХ

Голос шёл со стороны ущелья — оттуда, откуда только что пришли дети. Аксель и Кри резко обернулись, успев краем глаза заметить, как пёс задрожал и попятился. Сначала они не поняли, кто говорит: перед ними была лишь каменная стена стометровой высоты. Затем Аксель толкнул сестру локтем и указал вверх. На краю головокружительного обрыва виднелся тёмный силуэт птерострауса с каким-то непонятным выступом на спине. Но вот птица взмахнула безобразными крыльями и, легко преодолевая ветер, ринулась вниз. Когда она снизилась, стало видно, что на ней уздечка и седло, а в седле сидит человек.

Птеростраус хрипло и угрожающе закричал, описал круг над головой съёжившегося в комок Шворка и рухнул, как подстреленный, на землю, спружинив огромными лапами. Человек — вернее, человечек ростом ненамного выше Акселя — спрыгнул в неглубокий снег и быстро подошёл к псу, даже не взглянув на детей. В руке он сжимал огромный зонт, почти не уступавший размерами своему хозяину и похожий на копьё.

— Шворк! — снова крикнул он властно и гневно. Пудель заскулил.

«Значит, он и вправду Шворк? Вот здорово…» — успел подумать Аксель, но тут его ударил по ушам истошный вопль Кри:

— Не смейте!

Человечек размахнулся и изо всех сил ударил пса зонтом по морде — раз, другой, а в третий у него на руке повисла Кри.

— Не смейте его бить! — кричала она. — Нельзя бить животных! Мы вас оштрафуем!

— А он не животное, — чуть гнусавым голосом возразил человечек, локтем отбрасывая Кри в сугроб, словно муху. — Он биоробот. Или биораб, как вам будет угодно. И если вы не хотите отведать моего зонта, юная принцесса, лучше не суйте между нами свой предприимчивый нос… Ясно?

— Нам не угодно! — твёрдо заявил Аксель, загораживая спиной сразу и Кри, и Шворка. — Кто дал вам право бить и обзывать мою сестру? Ещё раз попробуете — не оставлю мокрого места и от вас, и от вашего зонтика!

И Аксель вызывающе уставился на обидчика, стараясь получше разглядеть его в преждевременных сумерках непогоды. Но не схватился за меч. Если придётся обороняться — он это сделает, а иначе получится уже не самозащита. И потом, незачем врагу пока знать, что у Акселя есть оружие.

Перед ним стоял господин довольно неприятной наружности. Лет ему было, наверное, за пятьдесят, и в его смуглом лице сквозило что-то волчье. Это лицо словно состояло из трёх навесов: выдающийся раздвоенный подбородок, чуть более короткий мясистый нос с широкими хищными ноздрями и покатый, но очень высокий лоб. Лоб переходил в жёсткую тёмную щетину волос, из которой нелепо торчали крохотные, как у младенца, уши. Из глубоких глазниц сверкал холодный, немигающий взгляд, словно две крыжовины горели мертвенно-зелёным огнём. На нос господина сползали тонкие очки в золотистой оправе с очень мощными цилиндрическими стёклами. Одет он был в клетчатый пиджак горчичного цвета, безупречно белую рубашку с тёмным галстуком, тёмные брюки и остроносые сапоги на высоких каблуках. Приглядевшись, Аксель заметил, что к этим сапогам привинчены шпоры с очень крупными колёсиками и очень длинными шипами, так что надо было обладать изрядной ловкостью, чтобы ходить или бегать в них, не запинаясь. Словом, какая-то странная смесь банковского служащего и ковбоя…

Господин, в свою очередь, внимательно разглядывал Акселя и Кри, изволив наконец их заметить. Осмотр длился недолго.

— Ну и что же вы здесь делаете? — осведомился господин таким тоном, словно перед этим дети долго и навязчиво рассказывали ему о себе.

— А вы? — ответил Аксель, стиснув зубы. Его всегда приучали уважать старших и быть вежливым, но этому человеку он решил не уступать ни в чём. Он уже знал: произошло то, чего он боялся, и дорога домой, скорее всего, никогда ещё не была под такой угрозой, как сейчас.

Он ожидал взрыва бешенства, а возможно, и удара зонтом (и даже потянулся к поясу), но господин с пронзительными зелёными глазами лишь звякнул шпорами и улыбнулся крупнозубой улыбкой:

— О, да мы с характером! Это неплохо… Терпеть не могу варёной говядины и варёных молодых людей… Шутка, шутка, друзья мои! — взревел он (это, видно, означало смех), так что его осёдланная и взнузданная птерокурица шарахнулась в сторону. — Ещё примете меня, чего доброго, за людоеда… А я, между прочим, пока не людоед! — игриво закончил он, подмигивая Кри, которую так и затрясло от испуга и отвращения. Тем более, что слово «пока» незнакомец особо выделил своим низким, слегка гнусавым голосом.

— Кто же вы? — уже не так задиристо, но всё же достаточно вызывающе спросил Аксель. (Кри тем временем потихоньку зашла ему за спину.)

Человечек поклонился, плавно отведя зонт в сторону.

— Да всего-навсего Этвас Безондерес Георг Обадия Вильгельм Фибах, доктор биологии, профессор Стокгольмского и Чикагского университетов, почётный член Берлинской, Лондонской и Копенгагенской академий наук, также скандально известный в Страсбурге и печально знаменитый в Мадриде… ну и, можно сказать, почти изгнанный из всех вышеперечисленных мест, — добавил он со сдавленным смешком и сунул зонтик под мышку. — Ясно?

Аксель только широко раскрыл глаза, услышав весь этот каскад званий и титулов. «А он не пьян?» — пронеслось у мальчика в голове. Менее сдержанная и более любопытная Кри поняла главное — что её не съедят, — и высунула нос у брата из-под локтя.

— Этвас? — переспросила она. — Безондерес? Извините, но… вы, наверное, опять шутите. Таких имён в нашем языке не бывает. Ведь они означают… «Нечто Особенное»!

— Бывает, моя принцесса, ещё и не то бывает! Доживи только до моих лет, и ты ТАКОГО насмотришься в иных симпатичных местах, что поседеешь раньше времени, — пообещал человечек, ласково улыбаясь. — Возьмите хоть семью Фибахов: симпатичное было общество! Да, такое первое и второе имя подошло бы не каждому. Отец дал мне его в полной уверенности, что в мир явилось Нечто Особенное и даже Единственное в своём роде. И я оправдал ожидания… вас что-то беспокоит?