Апология капитализма, стр. 45

Человек, посмевший проповедовать эту истину, прежде всего услышал бы: «Говори за себя одного, приятель!»

Именно это он и делает. Сознательно или неосознанно, намеренно или случайно заявляя «Нет ни черных, ни белых», человек, в сущности, признается: «Я не хочу быть абсолютно хорошим. Но, пожалуйста, не считайте меня абсолютно плохим!»

Как и в эпистемологии, где культ сомнения — это мятеж против разума, так и в этике культ нравственной серости — мятеж против нравственных ценностей. И то и другое — восстание против абсолютной власти реальности.

Культ сомнения не мог бы добиться успеха, открыто восставая против разума, и потому ему пришлось поднять отрицание разума до уровня их доводов. Точно так же культ нравственной серости не мог бы одержать верх, бунтуя открыто, и потому всячески стремится превратить отрицание нравственности в сверхдобродетель.

Посмотрите, в какой форме эту доктрину обычно преподносят. Она редко предстает в виде позитива, этической теории или темы для обсуждений. Большей частью мы знакомимся с ней в негативном виде, в форме резкого замечания или упрека, который произносится таким тоном, словно мы нарушили очевидный закон, который и не нуждается в обсуждении. Тон может варьироваться от удивления до сарказма, гнева, истеричной ненависти, с которыми эту доктрину выплескивают на вас, словно обвиняя: «Надеюсь, вы не думаете категориями "черное — белое"?!»

Большинство людей теряются, смущаются, ощущают свою беспомощность и боятся хоть как-либо затрагивать нравственные темы, а потому торопятся виновато ответить: «Нет, конечно», даже не разобрав, в чем, собственно, их обвиняют. Они не дают себе и минуты, за которую могли бы понять, что истинный смысл обвинения сводится к таким мыслям: «Вы же не настолько несправедливы, чтобы различать добро и зло!», «Ну вы же не настолько злы, чтобы искать добра!» или «Разве вы так безнравственны, что верите в нравственность?»

Чувство нравственной вины, боязнь принять на себя ответственность за нравственное суждение и мольба о прощении читаются в этом популярном высказывании настолько явно, что даже мимолетного взгляда на реальность будет достаточно, чтобы понять, какое уродливое признание они бормочут. Однако бегство от реальности — и необходимое условие, и цель обсуждаемого культа.

С философской точки зрения этот культ отрицает нравственность, а вот с психологической его приверженцы стремятся совсем не к этому. На самом деле они стремятся не к безнравственности, а к нравственности, только более иррациональной — неабсолютной, изменчивой, эластичной, приемлемой для всех. Они не встают «над добром и злом», а просто пытаются сохранить преимущества обоих. Они не бросают вызов нравственности и уж никак не похожи на высокомерных сатанистов Средневековья. Пикантный, современный привкус — именно в том, что они не собираются продать душу дьяволу. Напротив, они предлагают разрезать ее на кусочки и продавать по частям каждому, кто участвует в торгах.

Сторонники этой доктрины не образуют никакой философской школы. В том-то и дело, что их философия не выполнила обязательств. Интеллектуальное банкротство породило иррационализм в эпистемологии, нравственный вакуум в этике, смешанную экономику в политике. Смешанная экономика сводится к борьбе влиятельных политических групп, начисто лишенной каких-либо принципов, ценностей или справедливости; борьбе, в которой самое главное оружие — грубая сила, с виду похожая на компромисс. Культ нравственной серости, замена нравственности, позволил возникнуть такой политике, и люди теперь его придерживаются, чтобы хоть как-то оправдаться.

Если же приглядеться, станет ясно: основной подтекст — не крестовый поход «за белых», а навязчивый страх перед тем, что тебя (не без веских оснований) сочтут «черным». Смотрите, как защищают нравственность, которая считает компромисс нормой ценностей, позволяя, таким образом, измерять добродетель, подсчитывая те ценности, которые ты готов предать.

Последствия и принципы этой доктрины видны повсюду.

Например, в политике термин «экстремизм» стал синонимом зла, независимо от того, к чему он относится (зло — не в том, в чем вы проявляете свой экстремизм, а в том, что вы его проявляете, в вашей последовательности). Посмотрите на так называемых сторонников нейтралитета в ООН. Мало того что они не принимают ничью сторону в противостоянии между Соединенными Штатами и советской Россией. Они принципиально стремятся не делать различий между сторонами, никогда не рассматривая вопрос по существу, но всегда пытаясь достигнуть компромисса в любом конфликте — например, между страной-агрессором и захваченной страной.

А в литературе? Как вам нравится появление антигероя, отличающегося именно тем, что у него нет никаких отличий — ни добродетелей, ни ценностей, ни целей, ни характера, ни значения? Однако в романах и пьесах он занимает то место, которое раньше по праву принадлежало герою, и действие всей книги разворачивается вокруг его действий, даже если он ничего не делает и ничего не добивается. Обратите внимание, слова «хороший человек» и «плохой человек» звучат теперь иронически. А как вы относитесь к борьбе против счастливых концов, в особенности на телевидении; к требованиям, чтобы у «плохих» были равные шансы и равное количество побед с «хорошими»?

Как и смешанную экономику, людей, действующих согласно смешанным принципам, можно назвать и «серыми». Однако и в том и в другом случае эта смесь вряд ли останется серой надолго. «Серый» — всего лишь прелюдия к «черному». Люди могут быть «серыми», нравственные принципы — нет. Нравственность — это черно-белая система ценностей. Если люди идут на компромисс, всегда предельно ясно, какая из сторон непременно проиграет, какая — непременно выиграет.

Именно поэтому, когда у нас спрашивают: «Надеюсь, вы не думаете категориями "черное — белое"?!» — мы должны отвечать (пусть не в такой форме, но с тем же смыслом): «Думаю, черт меня побери!»

1964

Реквием по человеку

Как ярая сторонница капитализма, я много лет твердила, что капитализм не совместим ни с альтруизмом, ни с мистикой. Совсем недавно те, кто еще сомневался в отсутствии альтернативы, получили подтверждение из уст высочайшего представителя власти наших противников — самого папы Павла VI.

Энциклика «Populorum Progressio» («О развитии народов») — необычный документ. Когда читаешь ее, создается ощущение, что давно сдерживаемые эмоции наконец вырвались наружу под натиском многовекового молчания, перехлестывая, затапливая дамбу выверенных, просчитанных с удивительной точностью фраз. Фразы эти противоречат друг другу; чувства поражают своей постоянностью.

Эта энциклика — манифест бесстрастной ненависти к капитализму; но зло, которое она заключает в себе, неизмеримо глубже, и направлено оно не только на политику. Она основана на мистическом и альтруистическом «смысле жизни». Смысл жизни для нее — неосознанный эквивалент метафизики; предвзятого, эмоционально целостного восхваления человеческой природы и ее отношения к бытию. Мистический и альтруистический смысл жизни всегда выражается приближенно и расплывчато, отсюда и тот уклончивый тон, которым написана энциклика. Однако в ней с удивительным красноречием открывается сущность того, о чем автор пытается умолчать.

В том, что касается капитализма, позиция его выражена с предельной ясностью. Вот что он говорит об индустриальной революции: «Однако к несчастью, в этих новых условиях была создана система, которая рассматривает прибыль как основной стимул экономического прогресса, конкуренцию — как первейший закон экономики, а частную собственность средств производства — как абсолютное право, которое не приемлет ни ограничений, ни долга перед обществом... не имеет ограничений и не подразумевает общественных обязанностей... Но если один из видов капитализма действительно породил чрезмерные страдания, несправедливости и братоубийственные войны, чьи последствия все еще в силе, мы не вправе приписывать самой индустриализации те изъяны, которые таит в себе злокозненная система, идущая с ней рука об руку» (абзац 26).