Змеиная гора, стр. 56

8

Плохое быстро забывается, оставляя лишь неприятный осадок в душе, словно накипь в котлах с водой, которой с каждым годом становится все больше и больше.

Из крепости ежедневно выходили рейдовые отряды. Словно расходящиеся лучи, пронизывая все вокруг. По раскисшим дорогам, по заливным лугам, в грязь, в болота, в лесную чащу; куда только не проникали они, выискивая и уничтожая затаившихся врагов. Мы должны были зачистить все вокруг. Посмотреть, что успели натворить ордынские войска, пока мы были в осаде. Многие села, из тех, что были мной заведомо предупреждены, сумели сохранить припасы, выжить. В тот момент, когда к ним прибыли продовольственные отряды захватчиков, у бедных селян нечего было взять. По легенде, я, Коварь, отнял у них все, готовясь к долгой обороне. Теперь, когда опасность миновала, можно было достать все припрятанное из потайных схронов в лесной чаще и продолжить жизнь в труде и мире.

На руины сгоревшей Рязани страшно было смотреть. Такого огромного пепелища мне не приходилось прежде видеть. Черная, зернистая земля с остатками углей и пепла, обглоданные кости, прогоревшие, разрушенные каменные постройки. Придется сровнять с землей эту братскую могилу и строить новый город на новом месте. Во много раз больше и крепче, чем моя Змеегорка. С еще более высокими стенами, с каменными домами, с продуманной системой улиц и коммуникаций, мостов и рвов. Нужно дать понять людям, что мы можем не только хорошо жить, но еще и бороться за свой образ жизни. Силой оружия, силой духа, собственным умом и без сторонней указки. Ведь как бы там ни было, но семь лет назад я был здесь чужаком, пришлым варягом, чужеземцем, не знающим ни языка, ни обычаев, а нынче я свой. Опора и защита. Уцелевшие боярские рода с главами семейств, старейшины племен, сохранившие своих людей от врагов в глухих лесах, все сейчас шли ко мне в крепость высказать свое почтение и как бы присягнуть на верность. В то время пока у них были князья, наследник Ингвора Роман, обезумевший Юрий с варяжской дружиной, они еще сомневались, не решались пойти на откровенное предательство, но нынче расстановка сил изменилась, и теперь только в моем лице все видели достойного правителя и защитника. Своим примером, неусыпным бдением и тяжелой работой я доказал, что смогу уберечь вверенные мне земли даже от многочисленной, во много раз превосходящей по силе орды. Что уж говорить о соседях, кои издавна жаждут прибрать к рукам вольные пограничные земли.

С ордой еще не покончено. И северная армия, и южная, заметно сбавили темп наступления на запад, но все же уверенно продвигались к Киеву и Москве. Серьезной преградой на их пути стал Владимир, тоже весьма укрепленный и сильный форт. Владимирский князь, как и Юрий, предпочел осадному положению открытую битву в чистом поле, но исход такой схватки был не ясен. На какое-то время войска разошлись, потому что в кульминационный момент сражения до полководцев орды в северной армии дошла весть о том, что западное крыло разгромлено и пало в бою у стен безвестной крепости. На какое-то время у стен Владимирского кремля возникло шаткое перемирие, пока полководцы подтверждали информацию и держали совет – каким боком это может выйти для всей кампании. Уж не знаю, что послужило причиной, но в конечном счете и Владимир пал под натиском монгольских войск. Его не сожгли, не растерзали, как несчастную Рязань, но тоже отделали так, что теперь не один десяток лет пройдет, пока это княжество очухается от такого потрясения. Прознав о поражении западной армии, южные народы тут же оживились, давая отпор захватчикам, в связи с чем южная монгольская армия сильно снизила темп продвижения. Блицкриг не удался. Наскоком взять русские земли не вышло, стоило споткнуться на одном месте. Теперь и Коломна, и Московия слали ко мне гонцов с просьбой подсобить в ратном деле, и это несмотря на то, что в прежние годы даже знаться со мной не желали, всякого купца, про которого скажут, что он ведет дела с Коварем, сурово наказывали, а весь мой товар портили и уничтожали. Одна победа, удачно занятая позиция – и теперь я полностью контролирую ситуацию. Нужно воспользоваться моментом, распустить, словно спрут, цепкие щупальца и подмять под себя большую часть пока бесхозной территории. Для этого требовалось совсем немного. Пока действует речное сообщение и с моими быстроходными весельными лодками поддерживать связь просто, я намеревался отбить себе даже бoльшую территорию, чем было у прежней Рязани.

Из тех уцелевших людей, что успели уйти из городов и сел, я спешно формировал комбинированные дружины. Небольшие отряды, во главе которых вставали десяток доверенных мне лиц, полсотни стрелков и сотни три вновь прибывших ополченцев, снаряженных и собранных в моей крепости. Такие отряды занимали города и крепости вокруг Мурома, подбирались к Коломне и Пронску. Выбили Юрьевых бояр из Бел-города и уже наладили связь с тульскими дворянами. Куй железо, пока горячо, каждый сам кузнец своего счастья – банальные, заезженные поговорки, а как они кстати, когда азартно подгребаешь под себя все военные трофеи. Люди в крепости уж и забыли, наверное, что такое сеять и жать, разводить скот, копаться в огородах. Цеха работают и днем, и ночью. Вооруженные разъезды охраняют заготовительные отряды, расползающиеся от крепостей все дальше и дальше. Посыльные только и успевают, что явиться с донесением, как тут же, сменив коней, мчатся с поручением. Расстояния огромные, сотня, две сотни, три сотни километров, все это маршруты, тянущиеся по пересеченной местности, не промчаться быстро и проворно. На пути сотни опасностей, шайки бандитов, недобитые ордынские формирования, мародерствующие по окрестным селениям. Мне трудно удержать весь поток событий под единым началом. Обученные мной сотники и старосты родов сами берутся за дело, восстанавливая опаленные нашествием города и села. А у меня и в крепости дел по горло. Прошедшая зимой осада в полной мере дала понять, насколько я еще был не готов держать такой натиск. Все мои расчеты были, мягко говоря, очень поверхностными и примерными. Только по счастливой случайности ни одна зажигательная бомба не взбесилась и не угодила в крепостной арсенал. Запас медикаментов истлел прямо на глазах, изведенный на сотни мелких и порой совершенно безопасных ранений. Мне следовало более внимательно отнестись и к складам с оружием и амуницией. Сейчас, хоть и тщательно промазанные и завороненные, доспехи начинали ржаветь. Мечи и наконечники копий требовали серьезной чистки и заточки, а это время.

Помню, как в армии нас с приятелем отправили на чистку автоматов. То еще занятие, скажу я! Автоматы хранились в ящиках, просто утопленные в килограммах смазки. Уж и не помню, что это было – пушсало или солидол, – но очищать оружие от смазки приходилось долго и нудно. Вся военная амуниция и снаряжение подвергаются тщательному консервированию. Со стороны может показаться расточительным и нецелесообразным, но на поверку получается, что совсем даже нет. Вскрывая герметичный цинк с патронами, наверняка знаешь, что там все в порядке, проверено и смазано, проложено не одним слоем промасленной бумаги. Мало умения, воинского искусства, требуется еще и обеспечение, надежный тыл. Вот именно обеспечением тылов я и занимался. Дел много, дела важные, и, всем им уделяя время, понимаешь, что даже пообедать как следует не успеваешь. С самого утра проблемы в литейном цеху. Треснула одна из печей, и ее срочно пришлось глушить, чтобы не сжечь железо. По меркам моего производства просто техногенная катастрофа. Раскаленная печь, засыпанная песком и шлаком, дымила до самого вечера, да и грохот по расчистке шлаковых наплывов стоял такой, что заглушал даже звонкий колокольный перезвон в молельном доме на гостином дворе.

На расчистку спусковых стапелей пришлось привлечь все возможные ресурсы, даже охрану складов. Во время осады, когда хитрые монголы пытались проникнуть в крепость с тыла, по льду реки, мои требушеты ударили сразу, но одно из орудий развалилось на половине выстрела и осыпалось тяжелыми бревнами как раз на стапели, куда затаскивали корабли в сухой док. Пущенное из пращи тяжелое ядро разбило в мелкую щепу весь угол продовольственного склада, да так, что просела часть крыши и теперь его придется полностью перестраивать. И подобные мелочи накопились по всем цехам и жилым комплексам: на каменных стенах и воротах, мостках и укреплениях. Змеегорка сейчас в равной удаленности от двух монгольских армий. С севера и с юга в любой момент могут припереться несколько десятков тысяч раздосадованных неудачей захватчиков, и все начнется сначала. Опять осада, опять непрерывный, незатухающий бой и днем, и ночью. Потери, трупы, грохот взрывов и свист стрел. Это как тяжелое похмелье. После буйной вечеринки на несколько недель даешь себе зарок, что больше так надираться не будешь, а проходит какое-то время, опять забываешь, как же плохо тебе было. Вот и с войной то же самое. В головах еще свежи впечатления недавних сражений, воздух еще пахнет кислым пороховым дымом, и кажется, что еще одна война просто сведет с ума. Но случись врагу приблизиться к стенам – куда я денусь? Схвачусь за оружие и стану, как и в первый раз, молотить из всех орудий, не разбирая, кто прав, а кто виноват. Но пока затишье и перемирие, созидательный труд устраивают меня куда больше, чем бессмысленная и жестокая резня.