Имя ветра, стр. 104
— Думаю, я могу все, — легко сказал я. — Если только ты меня попросишь.
Она рассмеялась.
— Опасно говорить такое женщинам, — заметил Совой. — Особенно этой. Она пошлет тебя на другую сторону мира за листком с поющего дерева.
Денна откинулась на стуле и посмотрела на меня, опасно прищурившись.
— Листок с поющего дерева, — протянула она. — Должно быть, прелестная безделушка. Ты бы принес мне такой?
— Принес бы, — сказал я и с удивлением обнаружил, что это правда.
Она, немного подумав, кокетливо потрясла головой.
— Я не могу послать тебя в такой далекий путь. Лучше уж стребую твой долг когда-нибудь потом.
Я вздохнул:
— Значит, я остаюсь у тебя в долгу.
— О нет! — воскликнула она. — Еще одна ноша на сердце моего Савиена…
— Причина, по которой на сердце у меня так тяжело, — то, что я могу никогда не узнать твоего имени, — сказал я. — Конечно, я буду продолжать называть тебя Фелуриан, но это может привести к печальной путанице.
Она бросила на меня оценивающий взгляд.
— Фелуриан? Мне бы понравилось, только я думаю, что ты лжешь.
— Лгу? — негодующе вопросил я. — Моя первая мысль, когда я увидел тебя, была: «Фелуриан. О, чем я заслужил? Все славословия товарищей моих пустой потерей времени явились. Когда бы все мгновенья вспомнил я, которые беспечно так потратил, я лишь надеяться бы мог тогда мудрей их провести, согревшись светом, который с ясным солнцем наравне».
Денна улыбнулась:
— Лжец и вор. Ты украл это из третьего акта «Даэоники».
Она знает и «Даэонику»?
— Виноват, — непринужденно признался я. — Но это не делает цитату неправдой.
Она улыбнулась Совою и снова повернулась ко мне.
— Лесть бывает и хороша, и мила, но она не принесет тебе моего имени. Совой упомянул, что ты учишься с ним в Университете. Значит, ты водишься с темными силами, которых лучше не трогать. Если я скажу тебе мое имя, ты обретешь ужасную власть надо мной. — Ее уста хранили серьезность, но улыбка проглядывала в уголках глаз и наклоне головы.
— Чистая правда, — сказал я с такой же серьезностью. — Но я предлагаю сделку: взамен я дам тебе мое имя. Тогда я тоже буду в твоей власти.
— Да ты продаешь мне мою же рубашку, — возмутилась она. — Совой знает твое имя. Хотя он мне его еще не сказал, я могу получить твое имя так же легко, как вдохнуть.
— И то правда, — сказал Совой с видимым облегчением, что мы вспомнили о нем. Он взял ладонь Денны и поцеловал.
— Он может сказать тебе мое имя, — презрительно отмахнулся я. — Но не может дать его тебе — только я сам могу это сделать. — Я положил руку на стол. — Мое предложение остается в силе: мое имя за твое. Примешь его? Или мне придется всегда думать о тебе как об Алойне и никогда как о тебе самой?
В ее глазах заплясали искорки.
— Ну ладно, — сказала она. — Твое первое.
Я наклонился, предлагая ей сделать то же самое. Денна высвободилась из объятий Совоя и подставила мне ухо. С должной торжественностью я прошептал в него:
— Квоут. — Она едва уловимо пахла цветами — я подумал, что это духи, но под ними таился ее собственный запах: как зеленая трава, как дорога после легкого весеннего дождя.
Потом Денна откинулась обратно и как будто задумалась.
— Квоут, — наконец сказала она. — Оно тебе подходит. Квоут. — Ее глаза искрились, словно она прятала какой-то секрет. Она произнесла мое имя медленно, словно пробуя на вкус, и одобрительно кивнула. — А что оно значит?
— Много всякого, — сказал я своим лучшим голосом Таборлина Великого. — Но ты не отвлечешь меня так просто. Я заплатил, и теперь я в твоей власти. Дашь ли ты мне свое имя, чтобы я мог тебя им называть?
Денна улыбнулась и снова наклонилась, а я склонился к ней. Подставив ухо, я почувствовал, как меня коснулась прядь ее волос.
— Дианне. — Ее теплое дыхание у моего уха было как перышко. — Дианне.
Мы оба вернулись на свои места. Хотя я не сказал ничего, она спросила:
— Ну что?
— Я держу его, — заверил я ее. — Так же, как свое собственное.
— Тогда скажи.
— Я буду его хранить, — улыбаясь, заверил я ее. — Такие подарки не растрачивают.
Она посмотрела мне в глаза.
— Дианне, — сдался я. — Дианне. Тебе тоже подходит.
Мы смотрели друг на друга долго-долго, пока я не заметил, что Совой не слишком довольно косится на меня.
— Мне пора идти вниз, — сказал я, вскакивая со стула. — Мне нужно встретиться с важными людьми.
Внутренне я весь съежился от корявости собственных слов, едва их выговорил, но не смог придумать удобный способ взять их обратно.
Совой встал и пожал мне руку, явно радуясь, что избавится от меня.
— Хорошо выступил сегодня, Квоут. Увидимся.
Я повернулся к Денне, которая тоже встала. Она встретила мой взгляд и улыбнулась:
— Тоже надеюсь увидеться. — Она протянула руку.
Я выдал ей свою самую ослепительную улыбку:
— Надежда есть всегда.
Я пытался, чтобы слова прозвучали остроумно, но получилось грубо и резко. Мне пришлось уйти, дабы не выставить себя еще большим ослом. Я быстро пожал руку Денны; на ощупь она оказалась слегка прохладной, мягкой и изящной, но сильной. Я не поцеловал ее, поскольку Совой был моим другом, а с друзьями так поступать не стоит.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ
ВСЕ ЭТИ ЗНАНИЯ
Через некоторое время я — с немалой помощью Деоча и Вилема — напился.
Итак, три студента держат свой не слишком прямой путь обратно в Университет. Посмотрите, как они идут, только слегка пошатываясь и заплетаясь в ногах. Стоит тишина, и, когда колокол на башне бьет поздний час, звук не рушит, а подчеркивает тишину. Тишину, которую уважают даже кузнечики: их голоса как осторожные стежки на ее ткани — крошечные, почти невидимые.
Ночь вокруг этих троих подобна теплому бархату. Звезды — алмазы в безоблачном небе — превращают дорогу под ногами в пыльное серебро. Университет и Имре — средоточия знаний и искусства, сильнейшие из четырех сторон цивилизации. Здесь, на дороге между ними двумя, нет ничего, кроме старых деревьев и высокой травы, клонящейся под ветром. Ночь совершенна в своей дикости и пугающе прекрасна.
Трое юношей: один темный, один светлый и один — за неимением лучшего слова — пламенный — не замечают ночи. Возможно, какая-то частичка их и видит ее, но они молоды и пьяны и глубоко в сердцах своих лелеют надежду, что никогда не постареют и не умрут. Они также знают, что любовь и дружба никогда их не покинут. Юноши владеют многими знаниями, но ни одно из них не кажется таким важным, как это.
Возможно, они правы.
ГЛАВА ШЕСТИДЕСЯТАЯ
УДАЧА
На следующий день я пошел на экзаменационную лотерею, испытывая первое в своей жизни похмелье. Томимый легкой тошнотой, я встал в самую короткую очередь и попытался отвлечься от галдежа сотен студентов, толпящихся вокруг, покупающих, продающих, торгующихся и громко жалующихся на выпавшие им жребии.
— Квоут, сын Арлидена, — сказал я, когда наконец подошла моя очередь.
Унылая женщина отметила мое имя, и я вытащил квадратик из черного бархатного мешочка. На нем было написано: «Хаэтен: полдень». Еще пять дней, куча времени на подготовку.
Но когда я повернул обратно к гнездам, меня осенила мысль. Сколько времени на подготовку мне на самом деле нужно? И что важнее, сколько я смогу на самом деле выучить, не имея доступа к архивам?
Обдумав это, я поднял над головой руку с отогнутыми средним и большим пальцем, подавая сигнал, что у меня жребий на пятый день от сего дня и я хочу его продать.
Вскоре ко мне подошла незнакомая студентка.
— Четвертый день, — сказала она, показывая свой жребий. — Я дам тебе йоту взамен.
Я покачал головой. Она пожала плечами и побрела прочь.
Следующим был Галвен, ре'лар из медики. Он поднял указательный палец, показывающий, что у него жребий на сегодняшний день. По его тревожному лицу и кругам под глазами я догадался, что он не горит желанием оказаться на экзамене так скоро.