Средиземноморский пират, стр. 38

Наконец схема была почти полностью готова, вплоть до последнего прохода. Нож сверкал на солнце, когда Питт добавил последний смешной штрих — маленькую птичку на маленьком вентиляторе. Затем он отступил назад, чтобы полюбоваться творением своих рук. «Одно совершенно ясно. Я никогда не добьюсь аплодисментов за своё художество. Это больше напоминает толстого кита, а не корабль».

Питт продолжал рассеянно рассматривать рисунок на песке. Неожиданно в его глазах мелькнуло озарение, и его строгое лицо стало совершенно бесстрастным. Новая и довольно странная идея появилась у него в голове. Сначала эта идея показалась слишком нелепой, но чем больше он размышлял о её возможностях, тем более осуществимой она становилась. Он быстро нанес на песок дополнительные линии. Снова полностью поглощенный работой, он поднялся, чтобы дополнить схему картиной, которая возникла у него в воображении. Когда последние изменения были закончены, его рот медленно растянулся в удовлетворенной улыбке: «Чертовски умно для фон Тилля, чертовски умно».

Он больше не чувствовал усталости, его голову не переполняли неразрешимые вопросы. Это был новый подход, новый вариант ответа. Ему бы следовало додуматься до этого раньше. Он быстро собрал все снаряжение для подводного плавания и начал подниматься по откосу, который отделял берег от прибрежной дороги. Теперь нельзя было и думать о выходе из игры. Следующая проверка может выявить самое интересное. Наверху он обернулся и посмотрел назад, на схему Королевы Артемизии на песке. Накатившая волна начала смывать его рисунок и уже стирала трубу корабля, трубу с изображенной на ней большой буквой "М", — Минерва.

Джордино лежал, вытянувшись возле голубого грузовика с базы военно-воздушных сил, и крепко спал; его голова покоилась на бинокле, а ноги аккуратно устроились на большом камне. Муравьиная тропа пролегала там, где находилась его рука, и муравьи, игнорируя препятствие, продолжали свое непрерывное движение к небольшому земляному холмику. Питт, улыбаясь, смотрел вниз. Если и была единственная вещь, которую мог делать Джордино, и делать хорошо, подумал он, так это спать где угодно, в любое время и при любых обстоятельствах.

Питт потряс ластами, и соленые брызги капнули на спокойное лицо Джордино, но в ответ ни сонного бормотания, ни резкого проявления недовольства от грубого обрызгивания. Единственной ответной реакцией на действия Питта явился взгляд большого карего глаза, который нехотя открылся и с явной досадой посмотрел прямо на Питта.

— Ага! Заметил! Наш неустрашимый сторож с бдительным оком! — Тон Питта, без сомнения, был полон сарказма. — Если ты когда-нибудь решишься стать телохранителем, все колокола будут звонить только по покойникам.

Второе веко медленно открылось, как створка окна, и показался внимательный глаз:

— Эти старые уставшие глаза непрерывно всматривались в ночное море с того самого момента, когда ты забрался под ящик, до того, как ты появился на берегу и начал играть в песочек.

— Мои извинения, дружище, — засмеялся Питт, — я полагаю, что сомнения в твоей верной службе будут стоить мне еще одной выпивки?

— Двух выпивок, — кисло пробормотал Джордино.

— Считай, что дело уже сделано.

Джордино сел, щурясь на солнце. Он заметил муравьев и осторожно стряхнул их с руки.

— Ну, как прошло твое плавание?

— Роберг Саути, должно быть, имел в виду Королеву Артемизию, когда писал: «Ни одного движения в воздухе, ни одного движения в море, корабль был совершенно тих». — Ты можешь сказать, что я нашел что-то, не найдя ничего.

— Я не совсем понял, о чем ты?

— Ладно, объясню позже. — Питт поднял свое снаряжение и положил его на сиденье автомобиля. — Ничего нет от Зака?

— Пока нет. — Джордино направил бинокль на виллу фон Тилля: — Они с Зено взяли взвод местной жандармерии и расположились вдоль территории фон Тилля. Дариус остался дежурить у радиоприемника в пакгаузе, на случай, если будет какая-нибудь передача информации между берегом и кораблем.

— Звучит, как тщательно продуманная операция, но, к сожалению, это пустая трата времени. — Питт вытер полотенцем свои черные волосы, а затем аккуратно причесал их. — Может ли человек найти здесь что-нибудь выпить и покурить?

Джордино кивком головы показал на машину:

— Я не могу помочь тебе с выпивкой, но там на переднем сиденье лежит пачка греческих крабовых палочек.

Питт наклонился к сиденью и достал овальную темную сигарету из черно-золотой коробки «Геллас Спесиалс».

Он никогда не пробовал их раньше и был удивлен их мягкостью. После такого сурового двухчасового испытания и высушенные скрученные морские водоросли тоже покажутся приятными на вкус.

— Кто-то ударил тебя по голени? — сухо спросил Джордино.

Питт выпустил облако дыма и посмотрел вниз на свою ногу. Глубокий красный порез находился чуть ниже колена, и кровь медленно сочилась вниз по ноге. Кожа вокруг раны превратилась в разноцветное сочетание синего, багрового и зеленоватого цветов.

— Мне немного не повезло, я споткнулся о дверную перегородку.

— Я лучше перевяжу тебе рану. — Джордино повергнулся и достал из бардачка аптечку первой помощи. — Небольшая операция, подобная этой, является всего лишь детской забавой для доктора Джордино, всемирно известного хирурга. Я не собираюсь хвастаться, но прекрасно делаю даже пересадку сердца.

Питт попытался рассмеяться, но не получилось:

— Только удостоверься, что ты положил марлевую повязку до того, а не после того, как завязал тесемки.

Джордино изобразил обиженное выражение:

— Какие ужасные вещи ты говоришь. — У него появился лукавый взгляд, — но ты сразу изменишь свой тон, когда получишь мой счет за отказанные услуги.

Питту ничего не оставалось делать, как покорно пожать плечами и доверить свою пораненную ногу рукам Джордино. Ни слова не было сказано в течение последующих нескольких минут. Питт сидел и наслаждался тишиной, глядя на небесно-голубую воду и береговую линию, окруженную белыми античными песками. Узкий берег внизу тянулся от дороги на юг примерно на шесть миль, а затем превращался в тонкую линию и исчезал за западной оконечностью острова. Нигде не было видно ни души, пустынность привлекала своим мистическим очарованием и романтической притягательностью, что обычно изображалось на рекламных открытках южных морей. Это действительно был райский уголок.

Питт отметил, что высота волн достигала примерно полуметра, с интервалом между гребнями волн в восемь секунд. Низкие волны пробегали около ста метров. Затем в финальном приступе ярости они бросались на берег и превращались в сверкающие водяные брызги, чтобы потом медленно откатиться назад и умереть в маленьких водоворотах в полосе прибоя. Для опытною пловца условия были превосходными; для тех, кто занимается виндсерфингом, они тоже были подходящими; но для подводных пловцов песчаная отмель с темно-голубой водой представляла собой бесплодную пустыню. Настоящих любителей подводных приключений привлекали рифы, где можно было увидеть всю красоту подводного мира.

Питт повернул голову и посмотрел на север; здесь все выглядело совершенно иначе. Высокие отвесные скалы, лишенные всякой растительности, поднимались из моря; их поверхность подвергалась бесконечным атакам крутых волн. Огромные упавшие скалы и зияющие трещины были немыми свидетелями того, что может творить мать-природа своими инструментами. Но между неровной линией скал была полоса воды, которая заинтриговала Питта.

Довольно странно, но в этой части вода не бурлила, как везде. Вода внизу у возвышавшихся отвесных скал оставалась гладкой и спокойной, образуя тихую заводь, окруженную с трех сторон пенящимися в водовороте волнами. Примерно на площади в сто квадратных метров море оставалось зеленым и спокойным, белых бурлящих бурунов не существовало и в помине. Это казалось нереальным.

Питт размышлял над тем, что могли бы обнаружить там водолазы. Один только Господь Бог мог видеть тысячелетнее формирование острова, нашествие и отступление ледниковых периодов, изменение уровней древнего моря. Может быть, подумал он, в процессе разрушения гор среди этих неприступных утесов образовались подводные впадины или морские полости.