Улица младшего сына, стр. 83

Володя и Ваня положили обрезы под подушки и, уже задремывая, все совали туда руки, нащупывая полированное дерево ложи, холодный и скользкий ствол. Успокоенные этим прикосновением, они в конце концов уснули совершенно счастливые.

Но уже на следующий день им крепко влетело от Корнилова, который нашел, что оружие смазано плохо. Сырой воздух подземелья доставлял много хлопот всем партизанам: стоило лишь один день не смазать тщательно оружие, и на нем тотчас же появлялись подозрительные буроватые пятна. Ржавели ножи и вилки в хозяйстве дяди Манто. Начинали сыреть и тлеть по волокнам одеяла, ковры, наволочки. Неприятный, прелый запах сырой материи шел от коек, противная влажность проступала на всех предметах, от нее першило в горле, люди начинали покашливать.

Но, как бы ни теснил дыхание со всех сторон обступивший, тяжко нависавший над головами камень, как бы ни донимала промозглая сырость, надо было делать свое дело.

И жизнь в подземной крепости шла своим суровым порядком, по расписанию, которое сами для себя установили партизаны.

Глава X Насчет овса…

Дел было много. Люди едва успевали справляться. Беспрерывно слышался стук и металлический лязг в оружейной мастерской, которую устроил Жученков на нижнем ярусе. В любой час дня и ночи можно было застать на камбузе хлопотливого дядю Манто. Неизвестно было, когда он спит, но всегда у него находилось что-нибудь поесть сменявшимся с караула партизанам. Не забывал он собирать объедки и мосольчики для Пирата, комиссарова легаша, которого держали на нижнем горизонте. Пират находился на попечении Жоры Емелина. Самому Котло сейчас было не до собаки. Забот у комиссара прибавилось. Ежедневно под руководством Корнилова и Петропавловского проводились «подземные маневры», то есть тактические учения: разрабатывались всевозможные способы ведения боя под землей, в потемках и тесноте на разных ярусах и у входов в штольни.

Каждый участок возможного сражения был изучен, заранее пристрелян из определенной точки, точно обозначен на особой карте, составленной Петропавловским.

Специальные аварийные команды партизан, в каждую из которых входило три человека, по нескольку раз в сутки вызывались по телефону с постов в верхние ярусы подземной крепости и в дальние штольни. Немцы теперь то и дело бросали в глубокие шурфы-колодцы большие глубинные бомбы и фугасы. Гитлеровцы решили, должно быть, оглушить партизан, завалить их камнями под землей. Эхо частых взрывов днем и ночью раскатывалось в подземных помещениях, мигали фонари, больно закладывало уши.

Иногда гитлеровцы сбрасывали в каменоломни дымовые шашки. Густой черный дом обволакивал подземные коридоры. В нем тонул свет лампешек и фонарей. Люди натыкались в темноте друг на друга, ушибались о стены. Когда дым рассеивался, на земле оставался черный слой сажи толщиной в палец. Сажа прилипала к подошвам, пропитывала одежду, проникала в горло, в легкие.

Люди сплевывали черную слюну, приходилось надевать противогазы, но и они не всегда спасали от черной летучей копоти, проникавшей во все поры.

Партизаны подозревали, что немцы под покровом черного дыма собираются незаметно проникнуть в каменоломни, и каждый раз, когда фашисты сбрасывали шашки, изрыгавшие клубы черного, как тушь, дыма, в подземной крепости объявляли тревогу.

Несколько раз гитлеровцы пытались задушить партизан газами, но у Пекермана, запасливого начальника санитарной части, имелся прибор, определявший присутствие газа. По первой же тревоге все обязаны были надеть противогазы.

Постепенно партизаны свыклись и с этим. Они видели, что мины и бомбы бессильны сделать что-нибудь с подземной каменной твердыней, в которой засел отряд. Стоявшие на постах охранения верхнего яруса слышали, как над их головами немцы бурят поверхность каменоломен, чтобы заложить взрывчатку и поднять в воздух «крышу» подземной крепости. Но от этих взрывов происходили лишь частичные обвалы, не причинявшие большого ущерба партизанам. Однако надо было все время держаться настороже, готовить себя к любой неожиданности.

Лазарев запретил подходить к шурфам и штольням, которые вели наверх. Туда ходили только разведчики Шустов, Важенин, Макаров.

Важенин и Макаров так сдружились под землей, что стали совершенно неразлучными и все делали вместе, сообща: отдыхали, дежурили, обедали, ходили наверх. Важенин был комсомолец. Он пришел в партизанский отряд из истребительного батальона, который был собран в Камыш-Буруне. Батальон этот прославился тем, что захватил в плен двух фашистских летчиков, которые выбросились на парашютах с подбитого немецкого самолета и пытались уплыть в море на резиновой лодке. В этом деле и отличился Влас Важенин. Веселый, находчивый, прямодушный парень, Важенин был желанным гостем на любом горизонте крепости. «Авторитетный комсомолец», — говорили о нем молодые партизаны. «Власок, ласковый телок», — подшучивали пожилые, намекая на излишнюю полноту Важенина, служившую предметом постоянных шуток.

Николай Макаров был более чем вдвое старше Важенина. Очень подвижный, узкоплечий, с суховатым морщинистым лицом, острый на язык, но очень незлобивый, он обладал почти таинственной способностью неожиданно и беззвучно появляться сразу, чуть ли не одновременно, в самых разных уголках подземелья. Только что его видели возле штаба, а через мгновение он уже звонил по телефону с одного из далеких постов, а спустя еще несколько минут дядя Яша, собиравшийся посылать ему обед на пост, вздрагивал, слыша за своей спиной его голос в камбузе. Макаров был необыкновенно гибок и быстр в движениях. До войны он работал в уголовном розыске и теперь любил говорить, что умение двигаться бесшумно и быстро, как кошка, осталось у него от этой работы.

Он и других партизан научил особому шагу разведчиков. Макаров ступая не на полную ступню, а сперва на каблук, мягко затем перекатывая ногу на носок. И шаг у него был действительно совершенно неслышный. Однажды он увидел, что Петропавловский, желая уточнить какое-то показавшееся ему сомнительным место на карте, отправился в опасный район каменоломен. Макаров счел долгом сопровождать начальника штаба. Но он знал, что Петропавловский не любит этого, поэтому применил здесь все свое искусство оставаться неслышным. Целый час неотступно следовал он за Петропавловским, в нескольких шагах за ним, а начальник штаба даже не подозревал, что его везде сопровождает Макаров.

Важенин, перенявший у своего старшего приятеля эту походку, говаривал: «Мы с Макаровым в разведке как на крыльях плывем. Не шелохнемся на ходу».

Друзья проникали в далекие, глухие районы подземелья, в черные подземные пустыни, простиравшиеся по ту сторону стен, что перегораживали коридоры. Находясь вдалеке от сердца подземной крепости и не боясь навлечь на нее врагов, Макаров и Важенин иногда нарочно подымали шум, вызывали переполох на поверхности, заманивали в какой-нибудь расчищенный ими проход фашистов и меткими выстрелами из темноты били их наповал.

Ходил в подземную разведку не раз и моряк, интендант Александр Бондаренко. Во время одной из разведок он обнаружил, что в старой шахте, шурфе № 7, имеются остатки лестницы, которая когда-то доходила по стене до самого шурфа. Она уже давно подгнила и местами разрушилась. Бондаренко все же решил подняться по этой лестнице как можно выше и поглядеть, насколько возможно использовать шурф «семерку» для выхода наверх. Партизаны полагали, что немцы считают этот шурф заваленным! таким он выглядел с поверхности, и над этим местом никогда не замечались гитлеровские солдаты.

Бондаренко провожали к шурфу Лазарев, Котло, Корнилов, Петропавловский и Жученков. Прихватили с собой Володю Дубинина, на тот случай, если придется спешно посылать за подмогой.

Бондаренко смело полез вверх по вертикальной лестнице. Поднимался он бесшумно, но иногда под его ногой с легким шорохом обламывалась подгнившая перекладина. Он поднялся уже до половины, метров на пятнадцать, как вдруг сверху в отверстие «семерки» заглянул гитлеровский часовой. Он, очевидно, лежал на земле и свесил голову в пролом. Первым заметил эту голову Корнилов. Он подал немедленно условный сигнал тревоги. Думать было некогда, и Бондаренко, не теряя ни одной доли секунды, прыгнул прямо в шурф с высоты примерно третьего этажа, успев на лету крикнуть: «Полундра!» — чтобы не задеть кого-нибудь из стоявших внизу.