Старшины Вильбайской школы, стр. 12

— Что же ты сделаешь?

— Поколочу его.

— И сделаешь глупость. Уж если ты хочешь расквитаться с ним, то лучше расквитайся его же монетой.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Вот что: следи за ним хорошенько, пока не поймаешь его на чем-нибудь таком… словом, на чем-нибудь недозволенном, и тогда…

— В том-то и дело, что этого тихоню не поймаешь — он страшно осторожен, — перебил Джилькс.

— Конечно, с его стороны очень невежливо не дать нам случая подкараулить его, когда нам этого хочется, — засмеялся Сильк. — Но это ничего не значит. При всей его добродетели не может быть, чтобы за ним не водилось каких-нибудь провинностей. Ты только следи в оба. Тебя он не заподозрит, так как ты в одном с ним отделении, и рано или поздно мы все-таки подставим ему ножку.

— Пожалуй, что ты и прав. С этого дня я начинаю караулить. Кстати, Ферберна я тоже недолюбливаю: ты ведь знаешь, они с Ридделем друзья, одного поля ягодки!

— А Ферберн чем тебя обидел?

— Он на меня злится. Как тебе известно, он капитаном в нашей шлюпке, и я знаю, что он решился во что бы то ни стало исключить меня из числа гребцов.

— За что?

— Он говорит, что я ленюсь.

— Однако я слыхал, что на вашей шлюпке состав гребцов очень хорош, несмотря на отсутствие Виндгама, — сказал Сильк.

— Отличный. Но, разумеется, если я останусь в шлюпке, я постараюсь, чтобы она не взяла приза, — отвечал Джилькс.

— А, понимаю! Верно, ты, как и я, держишь пари на деньги за шлюпку Паррета?

— Нет, пари я не держу, но все-таки хочу, чтобы выиграла шлюпка Паррета, потому что в ней Блумфильд. Если шлюпка Паррета возьмет приз, то будет больше шансов, что на будущий год Блумфильда назначат старшиной. А при нем нам, классным старшинам, будет сущее раздолье.

— Это правда, Блумфильд малый покладистый.

— Его легко водить за нос: стоит только польстить ему вовремя, — подтвердил Джилькс.

— Эге! Да мы с тобой, я вижу, пара! Умеем обделывать свои делишки, — сказал Сильк, и сказал правду: оба они были на дурном счету как у учителей, так и у товарищей, и недаром, как увидит читатель.

На другой день между классными старшинами происходил такой разговор.

— Знаете, джентльмены, кажется, я нашел выход из трудного положения! — воскликнул радостно Ашлей. — Если нам велят называть старшиной Ридделя, ничто не мешает нам считать старшиной другого.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Он хочет сказать — и, по-моему, это мысль недурная, — что если Блумфильд согласится взять на себя обязанности старшины, то мы будем обращаться к нему со всеми школьными делами, и раз это будет признано всей школой, то все пойдет так, как будто бы Блумфильд был назначен старшиной, — объяснил Гем мысль Ашлея.

— Конечно, я готов быть полезным школе, но навязываться в старшины мне не хотелось бы, — сказал Блумфильд, до сих пор молчавший.

— Тебе и не придется навязываться — это уж наше дело, — отозвался Ашлей.

— Если после всего случившегося ты согласишься принять старшинство, то, конечно, вся школа будет просить тебя об этом.

Блумфильд не мог противостоять лести. Раз ему говорили, что в нем заключается последняя надежда школы и что он поступит добродетельно, интересуясь делами школы после той несправедливости, какую проявил по отношению к нему директор, он чувствовал, что должен пожертвовать собой и тем отблагодарить своих поклонников.

— Тебя школа уже считает старшиной, — заметил Гем. — Слышал ты, как вчера на реке «мартышки» кричали тебе «ура»?

— Слышал.

— Ясно, что тебя будут слушаться больше, чем всякого другого.

— Я знаю, что в отделении директора многие думают то же, что и мы, но все они так пристрастны к своему отделению, что скорее помирятся на Ридделе, нежели допустят, чтобы старшиной был воспитанник из отделения Паррета, — сказал Типпер.

— Тем не менее настоящий старшина все-таки из отделения Паррета, — сказал Вибберлей. — Я с нетерпением жду гонок: после них все выяснится.

— Понятно. Когда наша шлюпка возьмет приз, директорские поневоле присмиреют.

— Еще неизвестно, чья шлюпка возьмет приз, — заметил Блумфильд. — Директорские тоже хорошо работают.

— Работают из-под палки, — сказал Гем. — Я скорее готов держать пари за шлюпку Вельча, чем за директорскую. У них только один Ферберн относится к делу как следует. Я еще удивляюсь, как они не взяли гребцом Ридделя…

Все расхохотались при одной мысли о подобной нелепости. Затем, потолковав минут пять в том же духе, общество разошлось.

— Кстати, — сказал Гем Ашлею, — когда они выходили, — завтра открытие нашего школьного парламента. Я думаю предложить в президенты Блумфильда. Поддержишь ты меня?

— Само собой, — отвечал Ашлей.

VII

РИДДЕЛЬ ВСТУПАЕТ В ДОЛЖНОСТЬ СТАРШИНЫ

Всю ночь Риддель пролежал без сна, размышляя о трудности своего положения, что само по себе было для него плохой подготовкой к отправлению новых обязанностей, потому что привело его в беспокойное, нервное состояние, совершенно не подобающее главе большой школы. Мучило Ридделя не только то, что товарищи не любят его, но и сознание своего бессилия в борьбе с теми трудностями, какие непременно встретятся на его новом пути. Каким образом справится он с целой школой, когда даже Тельсона, собственного фага, он не мог заставить слушаться себя? Это было бы трудно даже и в том случае, если б классные старшины были с ним заодно, а для человека, предоставленного самому себе, это просто непосильная задача. Как поступит он, например, если ему будет заявлено о каком-нибудь беспорядке в младших классах или о каком-нибудь проступке, требующем его вмешательства?

Вдруг у Ридделя мелькнуло неприятное воспоминание. Да! Ведь вчера ему принесли записку от одного из классных старшин; но вчера он был так занят и взволнован, что только мельком пробежал ее и куда-то сунул, кажется на камин. В записке было что-то о каких-то фагах, опоздавших к перекличке… Не вставая с постели, Риддель протянул руку и стал шарить на камине. Вот и записка:

«Прк. п. в. Тельсон (о. Д.), Бошер, Кинг, Лаукинс, Парсон (о. П.) отсут. Д. яв. к ст. 8¹/₂ ч. у. суб.(Тельсон 2, Бошер 1, Парсон 2)».

После многих головоломных догадок Ридделю удалось перевести этот таинственный документ на обыкновенный язык. Он перевел: «Перекличка, пятница вечером. Тельсон (из отделения директора), Бошер, Кинг, Лаукинс и Парсон (из отделения Паррета) отсутствовали. Должны явиться к старшине в половине девятого утра в субботу (Тельсон не явился на перекличку два раза на этой неделе, Бошер один раз, Парсон два раза)».

«Начинаются мои испытания», — подумал Риддель. Что ему делать? Теперь половина шестого. Через три часа эти мальчики придут. Как поступил бы Виндгам на его месте? Расправился бы при помощи трости, конечно. У него, у Ридделя, нет трости. Да если б и была, он все равно не решился бы воспользоваться ею. Он с тоской глядел на развернутую записку, мечтая о том, как было бы хорошо очутиться на другом полушарии, подальше от школы со всеми ее порядками.

Просидев с четверть часа и убедясь, что сколько ни думай, все равно ничего не придумаешь, Риддель встал и начал одеваться.

Не успел он кончить свой туалет, как услышал, что его сосед но комнате зашевелился.

«Ферберн встает. Вот кто может мне помочь! Пойти к нему посоветоваться?» подумал Риддель и пошел к своему другу, но по дороге передумал — его удержала гордость: раз он принял старшинство, с какой стати станет он сваливать свой труд и ответственность на другого?

Когда Риддель вошел, Ферберн надевал свой костюм для гребли — фланелевую фуфайку и панталоны. Он весело приветствовал друга:

— А, Риддель! Что так рано?

— Мне что-то не спалось, я и встал…

— Вот и отлично! Надевай свою фуфайку и пойдем с нами на реку.

— Нет, не хочется. Да у меня, кажется, и фуфайки-то нет.

— Как?! Старшина — и нет костюма? Пойдем пока так, как ты есть. Сегодня у нас с Портером практика, мы будем грести, а ты — править рулем. Пойдем!