Маска Димитриоса, стр. 15

Латимер назвал.

— А кто ваши издатели?

— Кто вас больше интересует — англичане, французы, шведы, норвежцы, немцы или венгры?

— Венгры.

Услышав ответ, мистер Питерс одобрительно кивнул головой.

— Да, я знаю, это хорошая фирма. — Видно было, что он принял какое-то решение. — Мистер Латимер, у вас найдутся перо и бумага?

Латимер указал на письменный стол, и толстяк уселся за него. И пока Латимер готовил себе постель, собирал с пола разбросанные вещи, слышно было, как по бумаге скрипело перо. Мистер Питерс был человек слова.

Когда Латимер уже собрался лечь в постель, послышался звук отодвигаемого кресла и мистер Питерс с сияющей улыбкой на лице заявил:

— Я оставляю вам, мистер Латимер, три листа бумаги. На первом — адрес человека, о котором я вам говорил. Его зовут Гродек, Владислав Гродек. Он живёт недалеко от Женевы. На втором листе — моё письмо к нему. Если он его получит, он будет знать, что вы мой друг и что он может быть с вами откровенным. Он уже отошёл от дел, так что я могу, ничего не скрывая, сказать, что в своё время это был один из самых выдающихся разведчиков в Европе. Но самое замечательное, что полученные им сведения всегда были достоверны. Он работал на несколько стран. Его резиденция находилась в Брюсселе. Для писателя такой человек просто находка. Я думаю, он вам понравится. Он, между прочим, очень любит животных. Короче, это чудесный человек, с тонкими и нежными чувствами. Между прочим, именно на него работал Димитриос в 1926 году.

— Понятно. Весьма вам признателен. А что вы написали на третьем листе?

Мистер Питерс смутился, хотя улыбка его была теперь почти экстатической.

— Вы, кажется, сказали, что вы не богаты.

— Да, это так.

— Значит, полмиллиона франков, или две с половиной тысячи фунтов, вам бы, наверное, пригодились.

— Безусловно.

— В таком случае, когда вам наскучит Женева, вы, быть может, захотите убить сразу двух зайцев. — Он вытащил из кармана таблицу, составленную Латимером. — Здесь помечены и другие даты из жизни Димитриоса, которые вы хотели бы проверить. Между прочим, место действия перемещается в Париж. Это во-первых. Ну, а во-вторых, мы в Париже обязательно встретимся, и вы, быть может, наконец решитесь объединить наши возможности. То есть мы придём к соглашению, о котором я вам уже говорил. В этом случае даю безусловную гарантию, что буквально через несколько дней на ваш счёт будет перечислено полмиллиона франков, или две с половиной тысячи фунтов стерлингов.

— Мне бы очень хотелось, — возразил раздражённый Латимер, — чтобы вы внесли хоть какую-то ясность. Что мне надо делать? Кто, наконец, заплатит мне деньги? Все покрыто мраком неизвестности, мистер Питерс, и потому я не могу верить ни одному вашему слову.

Улыбка на устах мистера Питерса несколько поблекла, но разве могут оскорбления вывести из себя христианина, который давно подготовился к арене со львами.

— Я знаю, мистер Латимер, — сказал он тихо, — что вы не доверяете мне. Я написал письмо Гродеку и дал вам его адрес, потому что мне хотелось убедить вас в том, что моему слову можно верить. Сейчас мне больше нечего вам сказать. Но если вы поверите мне и поедете в Париж — на третьем листе бумаги мой адрес.

— Не будем ничего загадывать, — сказал Латимер. — Вы, мне кажется, сделали далеко идущие выводы. Что касается Белграда, то я действительно туда не поеду. Насчёт Женевы я ещё не решил. Поездку в Париж я вообще не могу сейчас предпринять, потому что у меня накопилось много работы. И, конечно…

— Спокойной ночи, мистер Латимер, — сказал мистер Питерс, протягивая руку. — Я не хочу с вами прощаться…

Латимер пожал протянутую руку. Она была сухая и мягкая, точно без костей.

— Спокойной ночи, — сказал Латимер.

У двери мистер Питерс обернулся.

— На полмиллиона франков можно купить массу хороших вещей, мистер Латимер. Мне хочется верить, что мы встретимся в Париже. Ещё раз желаю вам спокойной ночи.

— Мне тоже. Спокойной ночи.

Дверь закрылась, но улыбка великомученика все стояла перед глазами Латимера, напоминая ему улыбку чеширского кота, которая парила в воздухе. В изнеможении прислонился он к двери и вдруг заметил на полу пустые, раскрытые чемоданы. Начинало светать. Он ещё долго не мог заснуть, но вдруг сон навалился на него, и его размышления прекратились.

Гродек

Когда Латимер проснулся, было уже одиннадцать часов. На столике возле кровати лежали три листа бумаги, оставленные мистером Питерсом. Они напомнили Латимеру, что надо многое хорошенько обдумать и принять какое-то решение, и это было неприятно. Он сел на кровати и взял эти листы в руки. На первом, как и говорил мистер Питерс, был написан женевский адрес:

Владислав Гродек

Вилла «Акация»

Шамбеси

(в 7 км от Женевы)

Латимер с трудом разобрал записку, написанную корявыми, прыгающими буквами. И обратил внимание, что цифра семь перечёркнута, как это обычно принято у французов.

Он взял второй лист. В письме было всего шесть строчек, но Латимер не смог их прочитать: оно было написано на каком-то незнакомом языке, вероятно, на польском. Во второй строке он нашёл свою фамилию, почему-то написанную с ошибкой. Вздохнув, он отложил письмо в сторону.

Латимер подумал, что дружеские отношения мистера Питерса с бывшим шпионом являются важным ключом, но как им воспользоваться, он не знал. Подтверждением тому было вызывающее поведение мистера Питерса вчера ночью: предпринять обыск в отсутствии хозяина и вдруг после размахивания пистолетом предложить полмиллиона франков и рекомендательное письмо к бывшему шпиону мог только человек, которого легко заподозрить в самых тяжких преступлениях. Но где основания для подозрений? Латимер вспомнил свой разговор с мистером Питерсом, и чем отчётливее в памяти возникали слова и фразы, тем больше он выходил из себя: в самом деле, он вёл себя немыслимо глупо. Он перетрусил, увидев пистолет, хотя этот тип ни за что бы не решился выстрелить (впрочем, такие мысли появляются, когда опасность давно миновала), он позволил вовлечь себя в разговор вместо того, чтобы передать этого человека полиции, и, что хуже всего, в своих переговорах с мистером Питерсом он не имел твёрдой позиции и докатился до того, что принял с благодарностью рекомендательное письмо и эти адреса. Ему даже не пришло в голову поинтересоваться, как этот тип попал в комнату. А ведь он мог бы, да что там мог, он должен был взять этого мерзавца за глотку и заставить его говорить. Как это характерно для людей с высшим образованием, привычно обобщил он; они вспоминают о том, что могли применить силу, только тогда, когда в этом уже нет необходимости.

Но не появись в его номере Питерс, он бы поехал в Белград. А таинственный мистер Питерс советует ему ехать в Швейцарию. И хотя мистер Питерс сделал ему определённое предложение, можно было послушаться совета. Например, он не очень-то верил, что ему удастся выбросить из головы Димитриоса. Удовлетворённое тщеславие? Да ничего подобного. Да, несомненно, его интерес к Димитриосу все больше походил на наваждение. Это было нехорошее слово, с которым у Латимера ассоциировались горящие фанатизмом глаза. Но, что там ни говори, Димитриос притягивал к себе, и вряд ли он мог спокойно заниматься новой книгой, зная, что где-то вблизи Женевы живёт человек, который может рассказать о Димитриосе массу любопытного. Значит, возвращение в Афины было бы пустой тратой времени.

Личность мистера Питерса также требовала разъяснения. Попробуй выброси его из головы. Самое же привлекательное было то, что Димитриос был такой же осязаемой, вызывающей любовь или ненависть фигурой, как Прудон, Монтескьё или Роза Люксембург, а не тем картонным героем, которые заполняют детективы.

Латимер стал одеваться, бормоча: «Ну и хорошо, и прекрасно! Поезжай в Женеву, брось начатую работу. А почему? Да потому, что ты обленился, а лентяи вечно заняты всякой чепухой. Заруби себе на носу, милейший, что автор детективов никак не связан с действительностью, кроме некоторых технических подробностей, как то: законы баллистики, медицина, юридические законы. Надеюсь, ясно. Так что хватит нести всякий вздор».