Последние Врата, стр. 19
Он посмотрел на небо, плюнул через плечо, потер ладони и только после всех этих приготовлений отбросил в сторону первый ком земли.
На первый взгляд казалось, что слежавшемуся грунту не будет конца. Питер взмок, скинул с себя куртку. Лопат через двадцать он разочарованно вздохнул, собрался было передать лопату Олафу, но в это мгновение земля внезапно разверзлась, и бедняга с воплем скрылся в дыре.
Генрих подскочил к провалу, провис на широко расставленных руках и что было сил заорал:
— Питер! Питер! Ну, отзовись же, прошу тебя! Питер!
— Дай я! — Олаф попытался оттолкнуть Генриха. — Надо прыгать, спасать Питера!
— Куда ж прыгать-то? Ничего не видно. Веревку надо! Глянь, может, в рюкзаке есть...
— Я чувствовал, что это подземелье проклято! — воскликнул барон и, забыв свою клятву, что никогда в жизни не спустится в собственную могилу, молнией ринулся под землю.
Через секунду из глубины донесся его радостный голос:
— Живой ваш товарищ! Пришибся малость, но живой, дышит!
Олаф кинулся к рюкзаку, бесцеремонно высыпал из него все содержимое.
— Есть веревка! Но метров десять, Не больше. И фонарь есть.
— Тащи сюда!
— Только не надо света! — в панике вскрикнул призрак барона. — Я боюсь светильников. К уличным я привык, а ручные слишком ярки для меня, и потом, они двигаются, а это страшно: как будто тебя солнечный луч разыскивает. Вы спускайтесь без фонаря, моего свечения вам хватит, только чуток попривыкнуть надо.
Олаф торопливо привязал конец веревки к каштану:
— Готово!
Генрих скользнул в штольню. Пока он оглядывался, пытаясь разглядеть Питера, Олаф успел спуститься и встал рядом.
— Госполин привидение? — прозвучал вдруг в тишине голос Питера. — Вы существуете?
А я думал, что сплю. Не напомните, каким образом мы оказались в этом месте и почему так темно? Генрих и Олаф ушли, или они еще не приходили?
Питер полулежал на трухлявых бревнах, смягчивших падение, и пытался пощупать фигуру в светящихся доспехах. Барон но возражал — едва поняв, что с Питером ничего опасного не произошло, он принялся разглядывать собственную могилу.
— Живой! Генрих и Олаф одновременно бросились другу.
— А я уж думал, что ты себе шею сломал, — сказал Олаф, протягивая Питеру руку. — Встать можешь? Кости целы?
С кряхтением поднявшись, Питер наклонился в одну сторону, в другую, несколько раз присел.
— Все в порядке, — вздохнул он и тут же бодро добавил:
— Ага, я вспомнил! Что ж вы стоите без дела? Давайте, копайте. Я чувствую, мы на пороге великого открытия.
Вскоре выяснилось, что грунтом завалена только центральная часть подземелья. Туннель, прорубленный в каменной породе, лишь в центральной части свода имел земляную основу диаметром около двух метров. Высыпавшаяся из того места земля образовывала нечто похожее на муравейник или холм. Между холмом и каменными стенами подземелья оставалось пространство метра в полтора шириной, этим путем или по верхней части холма можно было пробраться в другую часть подземелья. Призрак барона подлетел к обвалу, издал печальный стон.
— Здесь покоятся мои бренные останки, — голос его дрожал. — И, надеюсь, кости проклятой ведьмы.
— Были еще и ведьмы? — удивился Питер. Он не слышал рассказа барона и не знал его печальной истории.
— Я тебе потом все объясню, — сказал Генрих. Он обратился к призраку: — Господин барон, рукопись находится под этой грудой земли?
— Нет, — призрак покачал головой. — Она там, в дальнем конце подземелья. Обвал не тронул ее, я уже успел проверить.
Генрих попросил Олафа:
— Будь добр, принеси лопату.
Олаф внимательно посмотрел на Генриха, потом кивнул и сказал:
— Отличное решение. Так и поступим.
Пока Олаф отсутствовал, Генрих с Питером обошли завал. Двигались они медленно, опасаясь задеть гнилые подпорки и вызвать новый обвал. Цилиндрической формы футляр, обитый кожей, находился в дальнем конце подземелья. Но рукопись была не в футляре — она лежала на земле, и, похоже, над ней неплохо потрудились крысы, так как кожаный лист имел рваные края. Вокруг валялись истлевшие бревна, пни, ржавые горняцкие инструменты. Пни слабо фосфоресцировали в темноте, казались усеянными осколками стекла.
— Вот оно, открытие, которое перевернет человеческие знания! — пробормотал Питер, склонившись над рукописью. — Но знаешь, Генрих, чего я боюсь? Я боюсь, что этот манускрипт от времени так плох, что рассыплется в наших руках.
Питер наклонился, осторожно тронул пальцем край манускрипта.
— Хм. Цел, как ни странно. Должно быть, его пропитали особым раствором, если он смог столько лет проваляться в сырости и уцелеть. Как-думаешь, Генрих?
— Это потому, что подземелье заколдовано, — печальным голосом ответил вместо Генриха призрак.
Питер покосился на барона и сказал:
— Я не хотел бы с вами спорить, но истина дороже. В существовании энергетического поля вы меня убедили собственным существованием. В этом нет ничего странного и прекрасно объясняется наукой. Но вот разделить вашу точку зрения на предмет колдовства и ведьм я не могу. Генрих вон тоже пытался убедить меня в том, что они с Клаусом Вайсбергом видели настоящего колдуна и живых ведьм. Я бы поверил, если бы мы жили в средние века тогда все в ведьм верили. Но сейчас конец второго тысячелетия, а не какой-то там одна тысяча четырехсотый год! Я уверен, что у вас тоже были видения, хоть вы и призрак.
Питер полулежал на трухлявых бревнах, смягчивших падение, и пытался пощупать фигуру в светящихся доспехах.
Генрих поднял с земли манускрипт, осторожно свернул его и засунул в футляр.
— Кстати, господин барон, вы говорили, что в подземелье было полно сундуков с золотом...
— Говорил, — призрак развел руками. — Но ведь это не простое подземелье. Теперь никакого золота здесь нет. Сейчас мне кажется, что его и не было, колдовство мне глаза ослепило. Возможно, за сундуки я принял эти трухлявые пни — они кажутся усеянными алмазами.
Глава XVI
КОПАЙТЕ ДАЛЬШЕ!
— Эй, Генрих, Питер, где вы? — раздался встревоженный голос Олафа.
— Уже возвращаемся, — откликнулся Генрих. — Рукопись мы нашли. А кроме нее, здесь больше ничего нет. Только светящаяся труха.
Когда Генрих с Питером отыскали Олафа, он уже вовсю трудился, раскапывая землю.
— Напрасно копаете, господин Олаф, — вздохнуло привидение. — Золота в этом месте нет.
— Так ведь мы золото и не ищем. — Олаф разогнул спину, вытер ладонью пот со лба. — На кой черт оно нам сдалось, это золото? Мы вас хотим раскопать... Генрих, я угадал твою мысль?
— Угадал. Генрих кивнул.
— А зачем же вы меня раскапываете? — растерянно спросил прзрак барона. — В моих останках нет ничего интересного.
— Мы перезахороним вас в другом месте. Где вам больше нравится — на старом кладбище или на новом спросил Олаф. — Памятник мы, конечно, ставить не будем — этого нам не разрешат, ведь у нас нет никаких доказательств, что это ваши останки...
— Как перезахороните? За что? призрак переливался всеми цветами радуги. Он был так взволнован, что не мог держать форму и превращался во что угодно, кроме рыцари в доспехах.
— Вы были мужественным человеком, господин барон. Это место вас недостойно, — объяснил Генрих.
— И вы меня похороните рядом с гробницей Марты Винкекельхофер, этой достойнейшей из женщин?.. Рядом с судьей Хартмудом Вайсом и с бургомистром Гюнтером Бергманом? Неужели это возможно? Скажите, вы не шутите? Не обманываете бедного барона? Я смогу, как добрый католик, покоиться в освященной земле? О боже, я сейчас умру от счастья... Какие вы прекрасные люди вы, господин Генрих, вы, господин Олаф, и вы, господин Питер. За все годы моего призрачного существования у меня не было ночи счастливей! Спасибо вам. Господи, спасибо и тебе за эту ночь. Я счастлив. Если бы вы знали, как я счастлив!