Главная тайна Библии, стр. 29

6. бог будет всем во всем

Вернемся к главе 15 Первого послания к Коринфянам. Говоря о конечной цели истории, Павел провозглашает, что Бог будет «всем во всем» (15:28). Здесь предельно четко сформулирована суть новозаветных представлений о будущем мире.

Это проливает свет на проблемы, встающие перед эволюционным оптимизмом Тейяра де Шардена и перед любой формой пантеизма, когда такое будущее желают видеть в настоящем или даже в прошлом. Бог будет всем во всем. Это дело будущего. Но пока зло, а в частности смерть, еще окончательно не побеждено, этот момент еще не наступил. Если мы будем утверждать обратное, мы вступим в союз со злом и смертью.

Но что же мы можем сказать об отношении Бога к творению в настоящий момент? Если Бог — Творец мира, значит, творение не есть Бог. Это не нравственная проблема, как думали некоторые (если благой Бог создает нечто, отличное от Него Самого, значит, Он создал что–то не вполне благое, а потому не благой Бог). И это не проблема логики (если изначально не было ничего, кроме Бога, откуда возникло онтологическое пространство для чего–либо иного?) Как мы уже говорили, если творение было делом любви, это предполагает, что Бог сотворил нечто, отличное от Себя. Та же любовь позволяет творению быть самим собой; мудрое провидение поддерживает его бытие, но не распоряжается им против его воли. Если логика противоречит пониманию любви, тем хуже для нее.

Однако это еще не конец истории. Бог замыслил наполнить все творение Своим присутствием и Своей любовью. Это хотя бы частично отвечает предложению Юргена Мольтмана возродить раввинистическую доктрину zimzum, согласно которой Бог как бы удаляется, создавая в Себе онтологическое пространство, где может существовать нечто, отличное от Него. [114] Как я понимаю, все происходило прямо противоположным образом. Божья творящая любовь, именно потому, что это любовь, создала новое пространство, где могло существовать то, что не является Богом.

Новый Завет развивает представления о Духе именно в этом направлении, но подобное озарение можно найти уже у Исайи. В главе 11 Книги пророка Исайи, которая предвосхищает слова о «новом творении» в главах 65 и 66, пророк провозглашает, что «земля наполнится познанием Господа, как воды покрывают море». [115] Это выражение заслуживает внимания. Как могут воды покрывать море? Они и есть море. Похоже, что Бог намерен затопить наш мир Собой, как будто бы этот мир — вся вселенная — был создан, чтобы стать хранилищем Его любви. И мы можем даже предположить (размышляя о христианской эстетике), что мир прекрасен не только потому, что напоминает нам о Творце, но и потому, что указывает на будущее: он создан, чтобы Бог его наполнил, затопил, пропитал Собой. Так, чаша прекрасна не только сама по себе, но и потому, что мы думаем о ее предназначении — о том, что она может содержать; или скрипка прекрасна не в последнюю очередь потому, что, как мы знаем, она способна издавать чудесные звуки музыки. К этому вопросу мы еще вернемся позже.

Итак, космическая эсхатология Нового Завета, которая здесь предстает перед нами, — достойная альтернатива как пантеизму или оптимистической вере в эволюцию и прогресс, так и дуализму гностиков и манихеев. Мир был сотворен благим, но неполным. И однажды, когда придет победа надо всеми враждебными силами и творение свободно, с радостью примет любовь своего Творца, Бог заполнит его Собой, так что оно останется одновременно и независимым, отличным от Бога, и переполненным жизнью Бога. Это — парадокс любви, где свободный дар любви порождает контекст для свободного ответа на любовь, и при этом совершенная свобода и полное единение не препятствуют друг другу, но скорее радуются друг о друге и придают друг другу полноту.

7. Новое рождение

Это подводит нас к написанному в главе 8 Послания к Римлянам, где мы находим еще один образ, тесно связанный с самим творением: образ нового рождения. Экзегеты и богословы веками обращали мало внимания на этот отрывок, поскольку считали, что в Послании говорится только о том, как отдельный грешник получает свое личное спасение. Но на самом деле — это великая кульминация всего Послания, да и размышлений Павла в целом.

В данном отрывке Павел снова использует образы Исхода из Египта, но на этот раз прилагает их не к Иисусу и даже не к самому себе, но к творению в целом. В настоящий момент, утверждает он (стих 21), творение находится в рабстве, подобно детям Израиля. Бог мудро задумал управлять творением через носителя своего образа — человека. Но это всегда указывало на обетование о будущем, на тот день, когда подлинный человек, образ самого Бога, воплощенный Сын Божий, придет и поведет человечество к его истинному предназначению. Сейчас творение подчинено суете, переменам и тлению, и оно останется таким, пока дети Божьи не обретут своей славы в тот момент, когда с народом Мессии произойдет то же, что случилось с Иисусом пасхальным утром. В этом рассматриваемый текст из Послания к Римлянам совпадает с интересующим нас текстом из Первого послания к Коринфянам. Все творение, говорит Павел в Рим 8:19, нетерпеливо ожидает того дня, когда будут явлены дети Божьи, когда их воскресение провозгласит новую жизнь творения.

И далее Павел использует образ мук рождения. Это — распространенная среди иудеев метафора наступления грядущего Божьего века. Речь идет не только о церкви (как в стихе 23) или о Духе (как несколькими стихами ранее), но именно (стих 22) о рождении самого творения. И снова мы видим здесь как преемственность, так и разрыв. Это не плавное эволюционное развитие, в процессе которого творение постепенно восходит к более совершенному существованию. Это — болезненный процесс, сопровождающийся судорогами и схватками, и разрыв, потому что мать разлучается с младенцем и им уже никогда не стать снова единым существом. Но в то же время здесь нет дуалистического отвержения материи как таковой, как будто Бог желает упразднить нынешнее преходящее творение, подвластное распаду и смерти, чтобы все начать с чистого листа. Сама метафора, которую Павел выбрал, чтобы передать с ее помощью свои самые важные мысли, показывает, что он не имеет в виду ни уничтожение творения, ни его постепенное развитие, но нелегкое судьбоносное рождение нового творения из утробы старого.

8. Брак неба и земли

И это подводит нас к последнему и, быть может, самому величественному образу нового творения и обновления вселенной во всей Библии. Картина, представленная в главах 21–22 Откровения, сравнительно мало известна, и над ней не так часто размышляют (быть может, потому, что читать эту сцену вправе лишь тот, кто действительно прочел предыдущие главы Откровения Иоанна, а это многим кажется слишком тяжелой работой). И здесь мы видим образ брака. Новый Иерусалим спускается с неба, подобно невесте, украшенной для своего мужа.

И сразу мы видим, сколь решительно это отличается от всяких якобы христианских сценариев, где в итоге верные души восходят на небеса, нагие и лишенные украшений, чтобы в страхе и трепете предстать перед Создателем. Как и в главе 3 Послания к Филиппийцам, здесь не мы восходим на небо, но само небо спускается на землю; более того, на землю спускается сама церковь, небесный Иерусалим. [116] Этот образ решительно отвергает гностицизм любого рода и любое мировоззрение, согласно которому конечная цель — отделить мир от Бога, физический от духовного, землю от неба. Таков окончательный ответ на прошение молитвы Отче наш «да придет Царство Твое, да будет воля Твоя и на земле, как на небе». Об этом Павел говорит в Еф.1:10: Бог задумал и обещал соединить во Христе все: и земное, и небесное. Это — выраженное в ярких образах полное осуществление обетования из главы 1 Книги Бытия. Обетования, что созданные мужчина и женщина вместе будут являть миру образ Божий. И это окончательное завершение великого замысла Бога, Который хотел победить и упразднить смерть навсегда, — а это означало, что необходимо избавить творение от нынешнего состояния распада.