Веснушки — от хорошего настроения, стр. 29

— На Наталью Ивановну намекаешь? Она у меня заместитель по учебному делу. Но если в твоём отряде будет образцовый порядок, то Наталья Ивановна только порадуется. Крепкая юнармейская дисциплина школьным делам верная помощница. Постарайтесь убедить Наталью Ивановну, что ваши игры не помеха учёбе. Сейчас каникулы, многие воспитатели ушли в отпуск. Значит, вам самим придётся организовывать себе интересную жизнь. Побольше самостоятельности! Не ждите, когда вам всё разжуют и поднесут на блюдечке: «Кушайте, милые детки!»

— А мы и не ждём. Мы уже начали…

— Хорошее начало — половина дела. В чём же затруднение?

— Нам бы, Владимир Семёнович, устроить походную жизнь.

— Не возражаю. Времени свободного у вас теперь предостаточно. Ступайте с Любовью Павловной в поход — на все четыре стороны!

— Не о том я. Надо бы нам и жить на улице.

— На улице? Что-то ты не то говоришь. Как же вы, посреди улицы жить хотите? Вы же не беспризорные.

— Конечно, посреди улицы нельзя. Это я понимаю. А вот в палатках во дворе можно. Мы бы туда и матрацы свои перетащили, чтобы не на земле спать.

— С ночёвкой, выходит? Под звёздным небом? Заманчиво. Но палаток-то нам шефы подарили всего-навсего три штуки. Всей твоей команде в них не разместиться.

— А мы по очереди будем спать: сегодня — одни, завтра — другие.

— Против этого возражений не имею. Действуй! Только давай заключим договор. Дадим обязательство друг другу. Пообещай мне, что твои командиры и ты сам, все, кто переселится в палатки, не будут нарушать общепринятого порядка и станут ложиться спать точно по расписанию.

— И часовых ставить нельзя?

— Часовые могут сменяться весь день, но после десяти вечера всем спать. Обещаешь?

— Обещаю.

— Нарушите договор — лишитесь походной жизни. Так и знай! За порядок в интернате я отвечаю. И в этом деле ты помогать мне обязан. На то и командиром поставлен.

— А ещё, Владимир Семёнович, наша поварская команда решила каждый день работать. Борька Титов у нас главный кашевар.

— Дам указание столовой, чтобы на всю вашу армию ежедневно отпускалось по ведру картошки.

— И больше ничего? На одной картошке сидеть? Мы ведь в столовую не хотим. Мы будем сами себе готовить.

— Сами себе? А справитесь ли?

— У нас же целая команда поваров. Справимся. На костре вкуснее получается и картошка, и уха, и каша, и шашлык. С дымком! Как в настоящей походной жизни!

— Спору нет — с дымком вкуснее. Уговорил. Прикажу снабжать необходимым провиантом. А готовить будете под наблюдением интернатского шеф-повара. Согласен со мной?

— На все сто процентов!

— Ну вот и хорошо! Больше претензий, значит, нет? Зато у меня есть одно обязательное требование. Оно заключается вот в чём. С нашими воспитательницами я договорился: они дадут вам как можно больше свободы, не будут сковывать вашу инициативу. Вся ответственность, таким образом, ложится на мои директорские плечи. Если с вами что-нибудь произойдёт, отвечать буду в первую очередь я. Видишь, какая ситуация?

— Я вас никогда не подведу! — говорит Стасик.

— Знаю. Надо, чтобы и другие не подводили. Будьте заботливыми и взыскательными, как настоящие командиры-воспитатели. Коли трудность какая возникнет, милости прошу ко мне за советом. И Любовь Павловна всегда к вашим услугам. В военных делах Тимофей поможет. С бухты-барахты ничего не предпринимайте. Вот такое моё требование. Ну как, по рукам? — И директор протягивает руку.

— По рукам! — отвечает Стасик и, как равный равному, пожимает директорскую ладонь.

Глава IV

Без пароля не пускать!

Дозорный Саша Козин сидит на дереве в гуще дубовых веток. Он выбрал самый толстый и крепкий сук. Пристроился на нём поудобнее, поджал ноги. Прикрыл голову широким лопухом, чтобы рыжие волосы не выделялись на фоне зелени.

Сверху отлично видно длинное и прямое как стрела шоссе. Оно бежит из Студёных Ключей мимо школы-интерната, разрезая лес пополам. Дубы и клёны недвижно сомкнули свои раскидистые кроны. День сегодня погожий, без ветра, без тёмных тучек на небе. Сплошная голубизна над головой.

В интернатском дворе, который хорошо виден с наблюдательного пункта, с утра бьют барабаны, сигналит горн, слышатся чёткие шаги марширующих юнармейцев, отрывистые голоса командиров. Идёт спортивная подготовка.

Саша Козин вспоминает, как недавно они со Стасиком разбивали там, во дворе, палаточный городок.

Перебравшись из комнат в палатки, мальчишки теперь живут по-военному. Под звуки горна они просыпаются по утрам, сбегаются на физзарядку, дружным строем отправляются к костру на задворье (до чего же лихо наловчился Борька Титов готовить шашлык «по-походному» и выкатывать поджаристую картошку из кострового жара!). Затем — кто в лес, кто в тир, кто на лужайку. Каждый с определённым заданием.

И лишь поздно вечером под звуки того же горна, который будит их, ребята спешат ко сну, чтобы завтра снова начать увлекательную юнармейскую жизнь.

С высокого дерева можно, не напрягая зрения, разглядеть ракету на канате, три палатки посреди двора, на задворье — блиндаж и полевую кухню, а чуть подальше, над канавой, — мост, сколоченный мальчишками из досок.

Всё это военные объекты. На них в первую очередь и зарится неприятель. Но там, где зимой были ворота, у главного интернатского входа, перегороженного теперь полосатым шлагбаумом, стоит возле будки недремлющий караульный. Это Сашин дружок — большеглазый и белобрысый Женька. У него, как и у Саши, в руке длинный шест, обструганный до белизны. По распоряжению Стасика мальчишки в столярке наготовили посохов на всю армию. И Саша получил точно такую же палку.

Вид у Саши важный — ведь ему доверили охрану палаточного лагеря! Нельзя допустить, чтобы неприятель приблизился. Любому человеку, который не знает пароля, дозорный может приказать повернуть обратно. А если он не послушается, то Саша поднимет посох и громко крикнет: «Стой! Ни с места! Стрелять буду!»

Конечно, в дозоре лучше сидеть молча, не стрелять и не подавать голоса. Но мало ли что может случиться. Потому-то и разрешает устав часовому открыть огонь, когда обстоятельства потребуют. В дозоре надо смотреть в оба.

Пока вокруг ничего подозрительного. Пропылил грузовик с какими-то ящиками в кузове, промчались две легковые машины, торопливо прошагали по обочине дороги трое военных. И больше никого! Так можно просидеть и час и два, пока не придёт разводящий Мерлин. Хуже нет бесполезного сидения на дереве. Но такова участь часового — терпение и выдержка. Нога, неудобно согнутая в коленке, начинает зудеть, набухать тяжестью. Хорошо бы свесить ноги с ветки и поболтать ими, чтобы они отдохнули. Но внизу листва редкая, свешивать ноги опасно: могут заметить. Приходится терпеть. Саша осторожно привстаёт и снова приседает. Отёкшей ноге становится чуть-чуть легче. Саша замирает в листьях как окаменелый.

Вдали показывается человек. Приближается. Теперь заметно, что это военный. Широко шагает по пыльной дороге. Да это же танкист Савельев! Ну да, он самый!

Саша готов прыгать от радости. Но дозорному прыгать нельзя. Саша упрямо подбирает коленки и, сдерживая волнение, подносит ладони рупором к губам:

— Гав! Гав!

Часовой Женька у караульной будки вздрагивает, вытягивается по-военному, с любопытством глядит на дорогу: он понял условный сигнал. Если сигнал произнесён два раза, значит, к лагерю приближается кто-то из своих и бояться нечего. Если трижды — жди подозрительного пришельца, если четыре раза — ещё хуже: приближается неприятель. Тогда подавай сигнал тревоги.

Танкист подходит к шлагбауму. Саше сверху видна его широкая спина, планшетка на боку. Женька требует назвать пароль. Но Савельев пароля не знает. И Женька не поднимает перед ним шлагбаума: раз пароль неизвестен, проход закрыт! Танкист чему-то смеётся. Саша на его месте обязательно разозлился бы на Женьку. Как можно отгонять шефа-инструктора, которого давно ждут в лагере! Чего доброго, танкист, осерчав, возьмёт да и повернёт обратно.