Дело вкуса, стр. 4

— Мне лично, — заявил Эйнштейн, — ощущение высшего счастья дают произведения искусства. В них я черпаю такое духовное блаженство, как ни в какой другой области.

— Профессор, — воскликнул я, — ваши слова изумляют меня, как настоящее откровение! Не то чтобы я когда-нибудь сомневался в вашей восприимчивости к искусству: я слишком часто видел, как на вас действуют звуки хорошей музыки и с каким увлеченьем вы сами играете на скрипке.

Но даже в эти минуты, когда вы, словно отрешившись от мира, н,еликом отдавались художественному впечатлению, я говорил себе: в жизни Эйнштейна это лишь чудесная арабеска, и я никогда бы не подумал, что это украшение жизни является для вас источником высшего счастья. Но, может быть, вы имели в виду не только музыку?

— В настоящий момент я думал главным образом о поэзии…»

А надо ли напоминать о том, как высоко ценил, как тонко понимал искусство Карл Маркс? Он писал:

«Если хочешь получить наслаждение от искусства, ты должен быть в художественном отношении образованным человеком».

Владимир Ильич Ленин в самые тяжелые для молодой Советской республики годы мог черпать свежие силы для своей исполинской работы в бессмертной музыке Бетховена, так глубоко трогавшей великого вождя! Нам недавно очень выразительно напомнил об этом хороший фильм «Аппассионата», где мы увидели, как Владимир Ильич в гостях у А. М. Горького наслаждался мудрым и вдохновенным звучанием бетховенской сонаты, которую сыграл для Ленина пианист Добровейн.

В своих воспоминаниях о Владимире Ильиче Ленине известный большевик Миха Цхакая рассказывал:

«По окончании работы V съезда РСДРП мы с Владимиром Ильичем возвращались из Лондона в Женеву через Париж. По прибытии в Париж после недолгого отдыха в каком-то кафе Ильич повел меня первым делом в Лувр.

Почти целый день он был моим чичероне. Сам он неоднократно бывал в Лувре, а сейчас хотел специально показать мне один из лучших шедевров Лувра.

Войдя в Лувр, Ленин остановился у подножия статуи Нике и шепотом сказал: «Смотрите, дорогой Миха, на это чудо древней эллинистической культуры. Изумительное, нечеловеческое создание…»

…Ленин так подробно рассказал мне о Нике Самофракийской, как будто всю жизнь только и занимался вопросами античной скульптуры…

Он обладал широчайшими знаниями в области искусства, поражал своим эстетическим кругозором».

Величайшему из борцов за освобождение человечества — В. И. Ленину высокая красота искусства помогала вести бой за утверждение подлинно прекрасной жизни для трудящихся.

И потому такими естественными и убедительными кажутся слова каменщика В. Богомолова, написанные им в письме, опубликованном «Комсомольской правдой»:

«Вы… говорите, что в век космоса некогда вздыхать о Блоке, восторгаться музыкой Баха, что это устарело. Значит, это все ушло в прошлое? Не верю. И никогда не поверю!

Как могут устареть или уйти в прошлое Пушкин, Толстой?!

Как может устареть Чайковский?! На мой взгляд, так может говорить только сухой, черствый и односторонний человек… По-моему, в наш космический век настоящее и искреннее чувство любви необходимо человеку больше, чем когда-либо».

Не случайно молодой каменщик, говоря о прекрасном в искусстве, тут же сблизил в своем представлении это понятие с красотой большого человеческого чувства. Молодежь наша правильно считает, что вопросы эстетического воспитания не могут быть оторваны от трудовой, общественной деятельности человека, от мира его внутренних чувств и нравственных представлений. Эстетическое у нас в обществе идет в ногу с этическим. Это значит, что само понятие «прекрасное» тесно связано у нас с общественным поведением человека, его жизненными принципами и устремлениями, его моральными устоями — в общем, со всем его человеческим обликом.

Не надо быть особенно искушенным в эстетике, чтобы понять такие простые истины:

что настоящая женская красота имеет мало общего с вульгарной броскостью или смазливостью и, еще того меньше, с личиком, где явно проступают злоупотребления по части косметики;

что одухотворенный взгляд человеческих глаз («глаза — зеркало души») привлекательнее, чем бессмысленный взор даже самых очаровательных очей;

что музыка мелодичная, музыка, вызывающая хорошие человеческие чувства, глубокие раздумья, приятнее уху и сердцу, чем музыка кричащая, скрипящая, дергающаяся — в общем, та самая какофония, которую авторы модной современной музыки за рубежом выдают за новое слово в музыкальном искусстве;

что строгая соразмерность всех частей здания, стройность его архитектурных форм и внутреннее удобство более отрадны и взору зрителя и жильцам, чем нагромождение роскошных зодческих ухищрений.

Человек, неспособный отличать красивое от безобразного, не увидит разницы и между истинно прекрасным и поверхностно привлекательным. И он не сможет по-настоящему познать в жизни многие высокие радости, которые полностью ощущает лишь тот, кто способен хорошо и сильно чувствовать, кто научился распознавать подлинную красоту.

Ведь каждый день строительства нашей страны приближает великое будущее — коммунизм. Истинно прекрасное, красивое все больше проникает в нашу жизнь, становится реально доступным для каждого.

И потому вполне естественно, что стремление нашей молодежи к духовному совершенствованию становится с каждым днем все ощутимее. Университеты культуры, в которых читаются лекции, разгораются споры по различным вопросам искусства, коллективные посещения концертов, театров, художественных выставок стали одним из первых параграфов программы жизни бригад коммунистического труда. Все это говорит об огромном внимании нашего народа, прежде всего молодежи, к проблемам эстетического воспитания.

Говоря сегодня о правильном восприятии красоты, о понимании прекрасного, мы имеем в виду не только литературу, театр, музыку, кино, архитектуру, но и убранство жилищ, поведение человека в обществе и то, какое он носит платье, какого покроя его костюм, какова его повседневная речь, — все это у нас теперь стало признаками общей культуры.

«Эстетическое воспитание представляет собой необычайно важную, неотъемлемую часть общего культурного развития человечества, — отмечает писатель Леонид Леонов. — Красота предметов и окружающей среды, в которой человек вращается, воспитывает у него чувство вкуса, а вместе с тем личную дисциплинированность…».

Время, вкусы, стили

Когда мы говорим, что необходимо спорить о вкусах, речь, конечно, идет не о том, что кто-то, например, любит полакомиться вишневым вареньем, а другой предпочитает паштет из селедки… И не о том, что каким-то девушкам больше по душе блондины, а иным кажутся привлекательнее брюнеты. Тут действительно спорить не о чем. Ешьте себе на здоровье варенье или паштеты, оказывайте внимание белокурым или, наоборот, чернявым. Это ваше личное дело. Лишь безнадежный ханжа или унылый скукодей может быть недоволен тем, что запросы, вкусы людей многообразны и многолики, как вся живая природа. В этом отношении замечено совершенно правильно: сколько людей, столько вкусов. И только наши недруги клевещут на нас, изображая дело так, будто в нашей социалистической стране вкусы людей унифицированы, подогнаны под один ранжир.

Мы хорошо знаем, что это не так, что вкусы наших людей широки и разнообразны беспредельно.

Много раз, ведя с молодежью беседы о хорошем вкусе, об уточнении критериев общих эстетических оценок, мне приходилось слышать один и тот же пример, приводимый в качестве некоего контрдовода:

— Как можно говорить о каких-то принципиальных оценках вкуса, когда вот, например, такой великий писатель, как Лев Толстой, решительно не принимал творчества Шекспира… А Ленину не очень нравилась поэзия Маяковского. У кого же тут лучший вкус?

Между тем вопрос этот поставлен вообще неправильно, так как его пытаются решить как бы в безвоздушном пространстве, то есть в отрыве от определенных исторических и многих других условий, всегда так или иначе отражающихся на вкусе человека.