Астрель и Хранитель Леса, стр. 29
Каргор оборвал горящие кружева, кинул в камин. Они вспыхнули, как бабочка над лампой, и сгорели.
– А! Не хотите ждать, мои змейки? Что ж… – Каргор криво усмехнулся. Он закрыл глаза на мгновение, словно собираясь с силами. – Что ж! Прощай… Прощай, Дождирена Повелительница Дождя! Пришла пора сжечь твой голос. Я сожгу серебряный медальон. Круг завершился. Я погубил твою дочь Астрель, принцессу Сумерки. И больше никогда не смогу услышать твой голос, я не вынесу этой муки. Прощай…
Каргор сунул руку за пазуху, стремясь нашарить там медальон, и вдруг замер.
Он вскочил на ноги, и вопль его был похож на рычание дикого зверя.
– Его нет! Я потерял его! Где? Когда? Неужели там, в лесу, когда в меня вцепился этот жалкий кот, эта ничтожная тварь?!
Каргор раскинул руки, взвились края его широкого плаща. И вот уже растрепанный огромный ворон вылетел в распахнутое окно высокой башни. Огненные змеи разом рванулись из камина вслед за Каргором. Неистово шипя, перекинулись через каминную решетку. Напрягая все силы, они старались оторваться от раскаленных углей. Наконец одна из змей выскользнула из камина и поползла по полу. Ковер затлел, струйка дыма поднялась к потолку…
А в глубине леса над болотистой низиной из вечернего багрового облака камнем упал вниз громадный ворон.
Мгновение – и по земле на коленях ползал человек, путаясь в полах длинного плаща.
Он раздвигал острую осоку, разрывал влажную землю, перемешанную с прелым листом. Кругом валялись черные перья, отливающие синевой. Да, это самое место! Знакомая болотная низина.
Но серебряного медальона на тонкой цепочке не было. Медальон исчез. Потянуло запахом гари. Горький тяжелый дым пополз вниз по склонам оврагов.
Каргор, не поднимаясь с колен, вскинул голову.
Над лесом вздыбился огненно-красный столб. В мерцающем зареве тонули и вновь проступали острые каменные зубцы.
Это горела Черная башня Каргора.
Из окон хлестали длинные языки пламени, брызги искр летели высоко вверх, мигая, рассыпались и гасли в вечернем небе.
Глава XXV
Дождь показывает дорогу
И главное:
дикая яблоня, исчезающая в сумерках
Тем временем измученный, отчаявшийся Гвен продолжал метаться по лесу, не узнавая знакомых полян и просек. Он падал, поднимался и, как безумный, снова бросался бежать не разбирая дороги.
Птицы притихшей печальной стаей, не отставая, следовали за ним.
Солнце медленно, но неуклонно уходило за Олений лес. День угасал, тени скопились в оврагах. И только светились еще верхушки самых высоких елей.
– Все кончено… – простонал Гвен. Он без сил упал на крутой пригорок, зарылся лицом в жесткий мох, почувствовал, как скрипит песок на зубах. – Я потерял ее! Все, все пропало, жизнь, счастье…
Верхушки елей погасли. Последние лучи солнца запутались в редких нитях дождя. И странное дело, дождь лился с чистого неба: ни единого облачка, ни тучи не было в его вечерней глубине.
Прохладные крупные капли падали на исхлестанные ветвями руки и плечи Гвена. И вот – усталость и боль исчезли.
Гвен вскочил на ноги.
Полоса дождя вдруг стала уходить дальше, за деревья. Влажно, глянцево заблестели мокрые листья берез. Дождь как будто манил его за собой. Гвен протянул руки, ловя на лету ускользающие капли, и сбежал с пригорка. Тихий перестук капель по листьям был как шаги дождя. Гвен понял: дождь ведет его куда-то. И неуверенная надежда заставила сильнее забиться сердце.
Он шел за плывущим смутным покрывалом дождя. И дневные птицы, которым давно было пора разлететься по гнездам, все, как одна, молчаливо летели за ним.
Деревья расступились, открывая дорогу лесному ручью. Ручей бежал по промытому, чистому песку. Изредка кидал звенящие струи вниз на разноцветные камни.
И вдруг Гвен увидел молодую дикую яблоню. Могучие ели, словно оберегая маленькое деревце, заботливо окружили его плотной стеной. Ветви яблони были осыпаны чуть прозрачными бело-розовыми цветами.
Птицы, изумленно переговариваясь, кружили над дикой яблонькой, боясь опуститься на ее хрупкие ветви.
– Дикая яблоня! Смотрите, смотрите!
– Все яблони давно отцвели!
– А эта будто только сейчас расцвела. Виданное ли дело!
Струи дождя окутали дикую яблоню. Капли, дрожа и сверкая, замирали в чашечках цветов.
Гвен вздрогнул. Что это? Может ли быть? В сумерках яблоня начала таять, исчезать, растворяться в вечернем воздухе.
Ветви теряли свои очертания. Бледным серебром тускнели и меркли цветы, пропадали из глаз.
По-прежнему стояли темные ели, уходя верхушками в глубокое небо. Погасшими свечами белели стволы берез. А дикая яблоня исчезла.
– Астрель! Астрель! Астрель! – громко крикнул Гвен, еще боясь поверить в свое счастье.
Невидимые ветви невесомо легли ему на плечи.
– Гвен! – послышался тихий, еле слышный голос.
Теплое живое дыхание коснулось его щеки. Нет! Это не ветки, это тонкие руки…
Луна поднялась над верхушками Оленьего леса и озарила Астрель. Гвен увидел запрокинутое бледное лицо Астрель, огромные бездонные глаза, устремленные на него.
Лунный свет словно накрыл их серебряным колоколом. Блестящие лучи вплелись в прозрачные волосы Астрель.
– Гвен… – шепнула Астрель. – Я не могу шагнуть. Земля еще держит меня…
Гвен подхватил Астрель на руки. Струи дождя, лунный свет сбегали по их плечам.
– Как мне было одиноко! Я чувствовала, корни уходят все глубже. Мысли путались, я уже начинала забывать, кто я…
Астрель зябко вздрогнула и прильнула к плечу Гвена.
– Гвен, я узнала страшную тайну. Но если Каргор прознает, что ты спас меня, – все погибло!
Глава XXVI
Слуги-тени
И главное:
снова волшебная веревка
Тетушка Черепаха медленно тащилась по лесу.
– Старая я дуреха, поверила какому-то плуту и проходимцу, – укоряла она себя. – Вместо того чтобы собирать добрые травы и коренья моему господину, несу ему невесть что. Огонек не огонек, светлячок не светлячок…
Тетушка Черепаха в сердцах бросила в траву голубую искру. Голубая искра исчезла под широкими листьями ландышей.
Послышался невнятный говор множества голосов, тонких, шелестящих, звенящих.
Тетушка Черепаха оглянулась. Голубая искра осветила снизу белый ландыш, и он казался фарфоровым. Травинки чутко наклонились к голубой искре, ловя ее лучи.
– Может, зря я бросила этот огонек? – сама себя спросила тетушка Черепаха. – Да нет! Еще чего! И на что он моему господину? Все кругом лгуны и обманщики, а то и похуже. Ничего в нем нет хорошего, в этом огоньке.
И все-таки тетушка Черепаха, скрипнув своим твердым платьем, наклонилась и подобрала голубую искру. Продолжая сердито ворчать, неспешно заковыляла к городу.
Голубая искра ласково грела ее корявую ладонь.
Но вот лес кончился. Показались первые дома с низкими подслеповатыми окнами, крутыми крышами с тусклой, почерневшей от дождей черепицей. Погоняя откормленную лошадку, мимо с важным видом проехал богатый трактирщик. На лице застыла жирная самодовольная улыбка. Увидев тетушку Черепаху, он брезгливо отвернулся, сделал вид, что не заметил ее.
«Нет, видно, никогда я не поумнею. Что за толк от этого огонька? Ни тепла настоящего, ни света, – помрачнев от обиды, подумала тетушка Черепаха. – Давно пора надавать мне тумаков и вытолкать взашей. Вижу, вижу, в чести одни зазнайки да богатеи. Житья нет тому, кто честен и прост душой…»
Тетушка Черепаха с досадой бросила голубую искру на дорогу и, сердито ворча, зашлепала дальше.
Но неведомо какое чувство заставило ее оглянуться.
Голубая искра закатилась в щель между грубыми булыжниками и словно смотрела ей вслед. Что-то сиротливое, беспомощное было в ее робком свете.