Меня не купишь, стр. 13

— Уж не приходитесь ли вы отцом этому малышу? — поинтересовался я.

— Было бы неплохо, — отозвался он. — За десять миллионов я бы продал его, даже если бы он еще больше напоминал жертву аборта.

— Годо не заходил сюда сегодня?

— А я почем знаю! — ответил пивной бочонок. — Я вам не Радио Макуто.

Я положил на стойку, прямо перед его носом, руку с зажатыми в ней пятью тысячами песет.

— Может, сейчас припомните?

— Ну был он здесь с час тому назад. Выпил кофе с алказельцером, выкурил пару косячков, полистал прессу, — движением бровей он показал на «Марку», — сказал, что в этом году «Атлетико» продует, и испарился.

Вот и доверься такому. Я вовсе не просил у него столь подробного отчета. Я убрал руку и аккуратно спрятал деньги в портмоне. Лапа официанта застыла на полпути.

— Эй, — запротестовало вареное яйцо, — эй, это мое, ты, дерьмо колченогое!

Он все больше раздражал меня.

— Ну так обратись в кассу, летучая мышь с яйцами!

Я вышел из бара и затаился за дверью. Через десять секунд следом за мной выскочило вареное яйцо, сжимающее в сморщенных лапках нож Мгновение он растерянно оглядывался по сторонам, высматривая меня на улице. Когда он обнаружил врага в полушаге от себя, было поздно. Одним ударом я расплющил ему нос, он рухнул, как мешок с картошкой, да так и остался лежать на асфальте. Зря я в свое время не занялся пластической хирургией: еще немножко — и этот уродец стал бы совсем неплох. Причем без всякой анестезии. Немногочисленные прохожие почтительно сторонились, давая мне пройти. Я достал платок, вытер кровь с одного из своих колец, и выбросил нож в первую же урну. Дети играли в футбол. Я перехватил мяч, провел его пару метров и отпасовал назад ударом каблука В тревожащей воображение витрине магазина нижнего белья отразился один из мальчишек, украдкой показавший мне средний палец. Я машинально сунул руку во внутренний карман пиджака и тут же вспомнил, что оставил фляжку в другом месте. Мне подумалось, что моя жизнь летела куда придется, подобно мятежной птице, а может, шла ко дну, как тонущий корабль.

Я зашел в бар Тони. Правда, теперь он уже не был баром Тони. Да и никогда им не был. Тони был всего лишь одним из наемных работников без контракта, которых хозяин, если того захочет его левая нога, может выгнать без каких-либо объяснений, выходного пособия и предварительного уведомления, как того требует официальное законодательство. В общем, без всех этих церемоний, которые — по мнению либералов — разваливают мировую экономику. В последнее время хозяин надумал выправить ему все необходимые документы, так как прознал, что наем инвалида освобождал его от налогов. Тони был совершенно окрылен. Впрочем, все это осталось в прошлом, и лучше было опустить занавес и забыть. За стойкой «Голубого кота» стоял новый паренек, худющий и такой же смуглый, как Тони. Конечно, они поспешили найти замену. Какой-то тип потягивал кофе. За версту видно — легавый. Его ноги распространяли невыносимый запах, а каждый глоток сопровождался громким всхлипом.

— Как дела, приятель? — поприветствовал я бармена. — Как тебя зовут?

— Сабас.

— Свари мне кофе, Сабас, — попросил я. — А где

Тони? Он сегодня отдыхает?

Пока новенький доставал чашку и готовился поработать, хлюпающий тип повернулся ко мне.

— Тони обрел вечный отдых. Его пристрелили вчера. Всадили четыре пули с близкого расстояния и сломали руку. 45-й калибр, это вам не шутки.

Он протянул мне раскрытое удостоверение, вероятно полицейское. Я в него не взглянул. Мне было до лампочки, полицейский он или нет, и даже если бы он оказался самим папой римским в окружении сорока ангелочков, я не собирался беседовать с ним.

— Нам пока мало что известно. Мы только приступили.

— Понятно.

— Может, тот, кто участвовал в переделке, явится сюда, особенно если это новичок. Позвольте ваше удостоверение.

Я протянул ему просроченную карточку. Чего доброго этот легавый с вонючими ногами вообразил, что сильно напугал меня. Он вернул мне удостоверение личности, даже не взглянув на него.

— Максимо Ломас Гонсалес. Ты известная личность, верно?

— Тыкать советую малюткам-племянникам. Похоже, мое замечание его не впечатлило. Теряю

квалификацию, подумалось мне.

— Чем вы занимаетесь?

— По утрам пью кофе, вечером — виски.

— Вы были здесь вчера?

— До десяти или четверти одиннадцатого. Я обратил внимание на эти часы. Кстати, вчера здесь было зеркало.

— Вошли трое. Кроме парнишки были еще женщина и мужчина. Один из этих троих наследил. — Он показал на засохшее пятно крови. — Судя по количеству крови, вполне вероятно, что этот человек умер. Кроме того, в баре находились еще две парочки. Они ушли, когда дело приняло крутой оборот. К сожалению, они были слишком заняты собой и мало что запомнили. Ну, вы же понимаете. — Он заговорщицки подмигнул мне, и я почувствовал, что все мои несчастные потроха завязываются в тугой узел. — Обнюхивали друг друга, а на парня за стойкой и не взглянули. Но один из них, после того как его сучка ушла, заявил, что смог бы узнать женщину. Платиновая блондинка, эдакий развевающийся штандарт.

— Если она объявится, познакомьте меня. Я что-то засиделся в холостяках, сам не знаю почему.

— Наверное, потому, что не женился. — И он весело засмеялся над собственной шуткой.

— Ха-ха, — сказал я, — если так, то это легко исправить.

Люди вечно преувеличивают. Конечно, Эльза блондинка, но отнюдь не платиновая. Еще не хватало! А вот под словами про штандарт я бы и сам подписался. Рядом с ней «Юнион Джек» годился, только чтобы вытирать сопливые носы.

Полицейский шумно втянул остатки кофе и поднялся, а тем временем новый официант ставил перед моим носом полную чашку дымящегося кофе.

— Ладно, мне пора идти, — сказал легавый и вытер рот тыльной стороной ладони. — Счастливого Рождества! Вы ничего не хотите мне сказать, пока я не ушел? Чего-нибудь, что имеет отношение к этому делу? Меня достали невинные, ничего не знающие овечки.

— Никак не пойму: вроде вчера тут не было этого странного сырного запашка. Наверное, кто-то из этих типов захотел проглотить бутербродик после нелегкой работы.

То ли он не понял юмора, то ли просто не обратил внимания. Мои таланты скатились ниже нулевой отметки.

— Мы думаем, что это были люди Альфредо Гарсиа. Вам это имя ничего не напоминает?

— Разве что какое-то кино.

— Если кто-то вздумает отстреливать их и дальше, он очень нас обяжет. Но я советовал бы ему поторопиться. Ладно, еще увидимся!

Чурка направился к выходу.

— Если это будет зависеть от меня, то нет. Он обернулся:

— Это будет зависеть только от меня. Даю тебе три дня, великая знаменитость.

И ушел. Я остался вдвоем с Сабасом. Отхлебнул кофе. Он оказался слишком жидким. Парень смотрел на меня с любопытством. Ужас до чего худой. Почему-то он был мне симпатичен. Может, потому, что на нем было прямо-таки написано, что он едва сводит концы с концами, а может, потому, что у него было хорошее лицо.

— Послушай, — сказал я, — ты напоминаешь мне Тони. Ты его брат?

— Нет.

— Это хорошо.

Я сделал еще глоток.

— То есть брат, но только двоюродный.

Я взглянул ему прямо в глаза. Кадык на горле у паренька так и ходил, казалось, он вот-вот расплачется. Я не был расположен к выражению эмоций и от души пожелал, чтобы мальчишка сумел взять себя в руки.

— Мне очень жаль. Я отпил еще кофе.

— Здесь не хватает сахара.

Сабас пошарил в ящиках возле кассы.

— Не там, — пришел я на помощь, — под кофеваркой.

Он достал из ящика пару пакетиков сахара и протянул мне. Я высыпал один в кофе, а другой положил в карман. Кто знает, вдруг он подсластит мне сегодняшний день?

Я направился в свой курятник. Или в цветник? Зная, что там меня поджидают эти две штучки, я чувствовал себя ревнивым и ревностным петушком. Припаркованная возле дома машина Эльзы диссонировала с моим ободранным рыдваном, да и со всем кварталом. Удивляюсь, как это до сих пор никто не поцарапал ей дверь или не проткнул колесо. В руках у меня по-прежнему был пакет с костюмом и ботинками.