Жубиаба, стр. 55
— Два мильрейса на кружку пива… Два мильрейса… ради твоей матери…
Мужчины остановились, онемели от неожиданности. Она подумала — эти ничего не дадут.
— Дайте хоть сигарету… хотя бы одну… Я два дня не курила…
Жоакин протягивает ей сигарету. Она смеется, сжимает ее тощими пальцами.
Да, это Линдиналва.
Антонио Балдуино дрожит как в лихорадке. С моря дует холодный ветер. Негра охватил ужас. Он дрожит, ему жутко, он готов убежать, убежать отсюда на край земли. Но он — словно в землю врос. Не оторвать ему глаз от страшного веснушчатого лица Линдиналвы. Она его не узнает — она его даже не видит. Она дымит сигаретой и спрашивает нежным голосом — голосом той, другой Линдиналвы, которая играла в парке Назаре с негритенком Антонио Балдуино:
— А пиво? Вы меня угостите, правда?
Антонио Балдуино вытаскивает из кармана десять мильрейсов. Он отдает их женщине, та смеется и плачет. Не помня себя от ужаса, трясясь, будто в припадке, Антонио Балдуино бросается бежать вверх по откосу Ладейра-до-Табоан. Он останавливается только у дома Жубиабы. Он рыдает у ног Жреца Черных Богов, Жубиаба гладит его курчавые волосы, как в день, когда помешалась тетя Луиза.
Через несколько дней, придя в себя, Антонио Балдуино пошел к Линдиналве. В убогой комнатушке на огромной двуспальной кровати неподвижно лежит Линдиналва. Она умирает. У постели Амелия с трудом сдерживает слезы. Он входит как можно тише, так велела ему проститутка, которая рыдает в дверях. Амелия не удивляется, увидев его. Она только прижимает палец к губам в знак молчания. И подходит к негру. Он спрашивает:
— Больна?
— Умирает.
В преддверии смерти она снова — прежняя Линдиналва, девушка из переулка Зумби-дос-Палмарес. Ее лицо красиво, спокойно. Веснушчатое лицо, лицо святой. Ее руки — все те же. Руки, которые играли на рояле, обрывали лепестки роз. Ничто не напоминает теперь о Линдиналве из «Монте-Карло», о Линде из нижнего города, о Рябой с Ладейра-до-Табоан. Сейчас она снова — дочь командора, которая жила в самом красивом особняке в переулке Зумби-дос-Палмарес и ждала, что приплывет к ней жених на каравелле, по морским волнам. Линдиналва зашевелилась, приподнялась — теперь это уже другая Линдиналва, которую не знает Антонио Балдуино. Но эту Линдиналву знает Амелия. Это — невеста Густаво, возлюбленная Густаво, мать Густавиньо. Улыбающееся лицо молодой сеньоры. Она что-то шепчет. Амелия подходит, берет ее за руку. Линдиналва говорит, что хочет видеть сына. Пусть его приведут, ведь она умирает. Амелия оборачивается в слезах. Антонио Балдуино спрашивает:
— Что сказал доктор?
— Сделать ничего нельзя… Только ждать смерти.
Антонио Балдуино не может этого допустить. Его осеняет:
— Ее спасет Жубиаба! Пойду за ним.
— Зайди по дороге ко мне, возьми ребенка, — просит Амелия.
Он, Антонио Балдуино, пришел сюда, чтобы насладиться местью, чтобы обладать Линдиналвой и бросить ей в постель два мильрейса… Пришел унизить ее, сказав, что белая женщина гроша ломаного не стоит, а негр Антонио Балдуино всегда добивается своего… А теперь он идет к Жубиабе, будет умолять его спасти Линдиналву. Если Линдиналва поправится, Антонио Балдуино навсегда отсюда уедет. А если она умрет, жизнь его потеряет смысл. Не останется у него другого выхода, другого пути, кроме моря. В море ушел Вириато Карлик, у которого тоже никого не было на этом свете. Только сейчас Антонио Балдуино понял, что умрет Линдиналва — и останется он один. И жить ему будет не для чего.
Он вернулся с ребенком. Жреца не оказалось дома, никто не знал, где он. Проклял Антонио Балдуино старого колдуна. Теперь он ведет мальчика за руку, и ему хорошо. У ребенка нос Линдиналвы, такие же веснушки на лице. Мальчуган пристает к Антонио Балдуино с вопросами, все ему надо знать. Негр отвечает на все вопросы и сам удивляется — откуда у него берется терпение.
Он несет ребенка вверх по лестнице. Амелия едва сдерживает рыдания:
— Скорей… Она умирает…
Антонио Балдуино ставит мальчика рядом с кроватью. Линдиналва открывает глаза:
— Сынок…
Она хочет улыбнуться, лицо искажается. Ребенку страшно, он начинает плакать. Линдиналва целует мальчика в щеку. Амелия уводит его. Линдиналва хотела поцеловать пухлые губки сына, губы Густаво… и не смогла.
Теперь она плачет, ей не хочется умирать. А сколько раз она призывала смерть… Линдиналва чувствует, что в комнате еще кто-то. Спрашивает Амелию:
— Кто тут?
Амелия теряется, не знает, что говорить. Но Антонио Балдуино уже подходит к кровати, опустив глаза. Если бы увидел его сейчас кто-нибудь из друзей — не понял бы, отчего Антонио Балдуино плачет. Линдиналва узнала его, пытается улыбнуться:
— Балдо… я была несправедлива к тебе…
— Не надо…
— Прости меня…
— Не говори так… а то я заплачу.
Она проводит рукой по курчавым волосам негра. Она умирает со словами:
— Помоги Амелии вырастить моего сына… позаботься о нем…
Антонио Балдуино, словно черный раб, рухнул на колени перед кроватью.
Антонио Балдуино хочет, чтобы Линдиналву хоронили в белом гробу. Так хоронят невинных девушек. И никто не понимает его, даже сам мудрый Жубиаба. Толстяк соглашается только по бесконечной своей доброте. В глубине души он недоумевает: виданное ли дело — хоронить проститутку в белом гробу. Только Амелия, кажется, поняла:
— Она ведь тебе нравилась, Балдо? Оговорила я тебя… ревновала к хозяевам. Я у них двадцать лет прожила. Я ее вырастила. Она другой судьбы заслуживала… Добрая моя девочка…
Антонио Балдуино протягивает к ним руки и говорит глухим голосом:
— Она умерла невинной… Я клянусь… Ею никто не обладал… Она продавала себя, но не отдалась никому… Только мне, люди… Когда я обнимал женщину, я думал только о ней… Я требую: пусть ее хоронят в белом гробу…
Да, все ее покупали, но обладал Линдиналвой только он, негр Антонио Балдуино. Он никогда не спал с Линдиналвой, но любил он только ее, воплощенную в юном теле Марии дос Рейс, в танцующих бедрах Розенды. Только он владел Линдиналвой, воплощенной в теле всех женщин, принадлежавших ему. В чудесной любви черного Антонио Балдуино к бледной Линдиналве она была то мулаткой, то белой, то негритянкой, то полной, то худенькой. В переулке Марии-Пае стала она китаянкой. Однажды она пела низким голосом ночью на пристани. И даже лгала, как негритянка Жоана. И все-таки ее нельзя хоронить в белом гробу, Антонио Балдуино. Амелия говорит — она любила Густаво, отдалась ему по любви. Но Антонио Балдуино не слушает. Опять, верно, лжет Амелия, чтобы отдалить его от Линдиналвы.
Сына Линдиналвы надо было кормить, и Антонио Балдуино стал докером — нанялся на место Кларимундо, раздавленного подъемным краном. Кончилась свободная жизнь. Теперь Антонио Балдуино раб времени, надсмотрщиков, подъемных кранов, судов. Но если бы не сын Линдиналвы, негру остался бы только один путь. Путь в море.
Черные тени подъемных кранов падают на море. Зеленые маслянистые волны зовут Антонио Балдуино. Подъемные краны порабощают людей, убивают их. Краны — враги черных, союзники богачей. Море — это свобода. Бросишься в волны, и даже будет еще время расхохотаться на прощание. Но Линдиналва погладила его курчавые волосы и попросила вырастить ее сына.
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ЗАБАСТОВКИ
Всю ночь Антонио Балдуино разгружал шведский корабль, доставивший материалы для строительства железной дороги, а потом, тоже ночами, должен был грузить на него какао. Антонио Балдуино тащил тяжелую связку стальных деталей, к нему подошел тощий мулат Северино и сказал:
— Сегодня трамвайщики начнут забастовку…
Забастовки ждали давно. Не раз рабочие и служащие компании, ведавшей освещением, телефонами и трамваями, собирались все, как один, потребовать прибавки к зарплате. Как-то они даже объявили забастовку, но хозяева обманули — наобещали золотые горы и ничего не дали. Теперь целую неделю город ждал, что перестанут ходить трамваи, что замолчит телефон. Но забастовку откладывали. Поэтому Антонио Балдуино не принял всерьез предупреждение Северино. Однако какой-то высокий негр предложил: