Илиада. Одиссея, стр. 201

Создано двое ворот для вступления снам бестелесным

В мир наш: одни роговые, другие из кости слоновой;

Сны, проходящие к нам воротами из кости слоновой,

565 Лживы, несбыточны, верить никто из людей им не должен;

Те же, которые в мир роговыми воротами входят,

Верны; сбываются все приносимые ими виденья.

Но не из этих ворот мой чудесный, я думаю, вышел

Сон – сколь ни радостно было бы то для меня и для сына.

570 Слушай теперь, что скажу, и заметь про себя, что услышишь:

Завтра наступит он, день ненавистный, в который покинуть

Дом Одиссеев принудят меня; предложить им стрелянье

Из лука в кольца хочу я: супруг Одиссей здесь двенадцать

С кольцами ставил, бывало, жердей, и те жерди не близко

575 Ставил одну от другой, и стрелой он пронизывал кольца

Все. Ту игру женихам предложить я теперь замышляю;

Тот, кто согнет, навязав тетиву, Одиссеев могучий

Лук, чья стрела пролетит через все (их не тронув) двенадцать

Колец, я с тем удалюся из этого милого дома,

580 Дома семейного, светлого, многобогатого, где я

Счастье нашла, о котором и сонная буду крушиться».

Ей возражая, ответствовал так Одиссей богоравный:

«О многоумная старца Икария дочь, Пенелопа,

Этой игры, мой совет, не должна ты откладывать. Верь мне,

585 В доме своем Одиссей многохитростный явится прежде,

Нежели кто между ими, рукою ощупавши гладкий

Лук, тетивою натянет его и сквозь кольца прострелит».

Так, отвечая, сказала царица Лаэртову сыну:

«Если б ты, странник, со мною всю ночь согласился в палате

590 Этой сидеть и меня веселить разговором, на ум бы

Сон не пришел мне; но вовсе без сна оставаться нам, слабым

Смертным, не должно. Здесь всем нам, землей многодарной кормимым,

Боги бессмертные меру, особую каждому, дали.

Время, однако, наверх мне уйти, чтоб лежать одиноко

595 Там на постели, печалью перестланной, горьким потоком

Слез обливаемой с самых тех пор, как супруг мой отсюда

Морем пошел к роковым, к несказанным стенам Илиона.

Там отдохну я, а ты ночевать, иноземец, останься

Здесь; и ложись на постелю иль на пол, как сам пожелаешь».

600 Так Пенелопа сказавши, пошла по ступеням высоким

Вверх – не одна, все рабыни за нею пошли; и, в покое

Верхнем своем затворяся, в кругу приближенных служанок

Плакала горько она о своем Одиссее, покуда

Сладкого сна не свела ей на очи богиня Афина.

ПЕСНЬ ДВАДЦАТАЯ

Тут приготовил в сенях для себя Одиссей богоравный

Ложе из кожи воловьей, еще не дубленной; покрывши

Кожу овчинами многих овец, женихами убитых,

Лег он; и теплым покровом его Евриклея одела.

5 Там Одиссей, женихам истребление в мыслях готовя,

Глаз не смыкая, лежал. В ворота, он увидел, служанки,

Жившие в тайной любви с женихами, толпой побежали,

С хохотом громким, болтая, шумя и крича непристойно.

Вся его внутренность пламенем гнева зажглась несказанным.

10 Долго не знал он, колеблясь рассудком и сердцем, что делать, —

Встать ли и, вслед за бесстыдными бросившись, всех умертвить их?

Или остаться, дав волю в последний им раз с женихами

Свидеться? Сердце же злилось его; как рычит, ощенившись,

Злобная сука, щеняток своих защищая, когда их

15 Кто незнакомый берет, и за них покусаться готовясь,

Так на бесстыдниц его раздраженное сердце роптало.

В грудь он ударил себя и сказал раздраженному сердцу:

«Сердце, смирись; ты гнуснейшее вытерпеть силу имело

В логе циклопа, в то время, когда пожирал беспощадно

20 Спутников он злополучных моих, – и терпенье рассудку

Выход из страшной пещеры для нас, погибавших, открыло».

Так усмирял он себя, обращался к милому сердцу.

Милое сердце ему покорилось, и снова терпенье

В грудь пролилося его; но ворочался с боку он на бок.

25 Как на огне, разгоревшемся ярко, ворочают полный

Жиром и кровью желудок туда и сюда, чтоб отвсюду

Мог быть он сочно и вкусно обжарен, огнем не прижженный,

Так на постели ворочался он, беспрестанно тревожась

В мыслях о том, как ему одному с женихов многосильной

30 Шайкою сладить. К нему подошла тут Паллада Афина,

С неба слетевшая в виде младой, расцветающей девы.

Тихо к его изголовью приблизясь, богиня сказала:

«Что же не спишь ты, из всех земнородных несчастнейший? Разве

Это не дом твой? Не верною ль в доме ты встречен женою?

35 Сын же таков твой, что всякий ему бы отцом захотел быть».

Светлой богине ответствовал так Одиссей хитроумный:

«Истину ты говоришь мне, богиня; но сердцем я крепко

(В том принужден пред тобой повиниться) тревожусь, не зная,

Буду ли в силах один с женихов многочисленной шайкой

40 Сладить? Они всей толпою всегда собираются в доме.

Но и другою тревогой мое озабочено сердце:

Если по воле твоей и Крониона всех истреблю я —

Как мне спастися от мщенья родни их? Подумай об этом».

Дочь светлоокая Зевса Афина ему отвечала:

45 «Ты, маловерный! Надеются ж люди в беде и на слабых

Смертных, ни делом помочь, ни совета подать неспособных, —

Я же богиня, тебя неизменно всегда от напасти

Всякой хранившая. Слушай, понятно и ясно скажу я:

Если бы вдруг пятьдесят из засады на двух нас напало

50 Ратей, чтоб нам совокупно погибель устроить, – при них же

Мы бы похитили коз их, овец и быков круторогих.

Спи, ни о чем не тревожась: несносно лежать на постели,

Глаз не смыкая; твои же напасти окончатся скоро».

С сими словами богиня ему затворила дремотой

55 Очи, потом на Олимп улетела. И всех усладитель

Наших тревог, разрешающий сладко усталые члены,

Сон овладел им. Супруга ж его, от тревоги проснувшись,

Села бессонная в горьких слезах на постели; слезами

Вдоволь свою сокрушенную грудь утолив, громогласно

60 Стала она призывать Артемиду и так ей молилась:

«О Артемида, богиня великая, дочь громовержца,

Тихой стрелою твоею меня порази и из тела

Выведи душу мою. О, когда бы меня ухватила

Буря и мглистой дорогой со мною умчалася в край тот,

65 Где начинает свой путь Океан, 304 круговратно бегущий!

Были ж Пандаровы дочери схвачены бурею. Боги

Мать и отца погубили у них; сиротами остались

В доме семейном они; Афродита богиня питала

Их молоком, сладкотающим медом, вином благовонным;

70 Гера дала им, от всех отличая их дев земнородных,

Ум и красу; Артемида пленительной стройностью стана

Их одарила; Афина их всех научила искусствам.

Но когда на высокий Олимп вознеслась Киферея

Там умолять, чтоб супружества счастие дал непорочным

75 Девам Зевес громолюбец, который, все ведая в мире,

Благо и зло земнородным по воле своей посылает, —

Гнусные Гарпии, дев беззащитных похитя, их в руки

Предали грозных Эриний, чудовищам в рабство. О, если б

Так и меня олимпийские боги с земли во мгновенье

80 Сбросили! Если б меня, с Одиссеем в душе, Артемида

Светлокудрявая в темную вдруг затворила могилу

Прежде, чем быть мне подругою мужа, противного сердцу!

Но и тяжелые скорби становятся легче, когда мы,

В горьких слезах, в сокрушении сердца день целый проведши,

85 Ночью в объятия сна предаемся – мы все забываем,

Зло и добро, лишь коснется очей он целебной рукою;

Мне же и сон мой терзает виденьями страшными демон;

Виделось мне, что лежал близ меня несказанно с ним сходный,

Самый тот образ имевший, какой он имел, удаляясь;