Дом, в котором..., стр. 65

Потом мы едем обратно: я быстрее всех, но под конец отстаю, потому что вспоминаю про Ральфа и начинаю его высматривать. Я бы ни о чем не спросил, даже если бы увидел его, но пока не вижу, кажется, что мог бы и спросить. Например, откуда он привез Лорда. Все это ужасно интересно, а у самого Лорда не спросишь, потому что нельзя. Не принято, некультурно, бестактно, одним словом, нельзя, если только Лорд сам не скажет, а он ничего не скажет, это я уже понял. Поэтому высматриваю Ральфа, но его не видать, так что я нагоняю своих, которые застряли, принимая поздравления от тех, кто уже узнал, что случилось.

Я бы тоже с удовольствием принял поздравления, но проклятые бутерброды текут и жирят все вокруг, поэтому я только машу всем рукой, проезжая мимо, и, вроде, замечаю среди поздравляющих двух-трех девчонок, но, опять же, нет времени присматриваться, потому что я очень спешу.

ТАБАКИ

День шестой

Разберем по порядку. На вкус он несладкий,
Жестковат, но приятно хрустит,
Словно новый сюртук, если в талии туг,
И слегка привиденьем разит.
Льюис Кэррол. Охота на Снарка

С утра, наблюдая за Лордом, подмечаю много странного. Он не меняет свитер, украсившийся кофейным пятном. Роняет свою подушку на пол и не замечает этого, а заметив, не спешит сменить наволочку. Дарит Лэри две свои самые красивые рубашки, а когда я по ошибке надеваю его носки, не скандалит и вообще удивляется моим извинениям. Все это мелкие мелочи, но из таких мелочей состояла существенная часть того Лорда, которого я знал, и странно видеть его не делающим что-то, что он обязательно сделал бы раньше, и наоборот — делающим что-то, чего он бы делать не стал. С длинными волосами он оставил в наружности еще много всего, я не знаю, радоваться этому или грустить.

— Вот ведь какое дело, люди, — делится с нами Лэри по пути из столовой после завтрака. На нем голубая рубашка Лорда с белыми цаплями и выглядит он в ней шикарно. — Я говорю: извини, Лорд, одел тут кое-что из твоего, пока тебя не было. Сам понимаешь, нельзя же с девушкой гулять, когда весь в обносках… Говорю так и жду, чего он мне сейчас устроит. А он: бери, говорит, их себе насовсем. И эти, и какие захочешь. Вывалил передо мной прямо все: бери давай, не стесняйся… Ну я и взял кое-что. Так он мне потом еще свою зажигалку насовсем отдал. Ту, что с драконом. Я ему говорю: классная до чего у тебя, Лорд, зажигалка. Просто так говорю, без задних мыслей, а он раз — и мне ее в карман. Бери, говорит, если нравится.

— Ты у него скоро последние трусы выклянчишь, — ворчит Горбач. — Имей совесть, оставь человека в покое.

— Да я просто так сказал! Без задней мысли!

Мы с Горбачом качаем головами. Лэри краснеет и замолкает. Но у двери класса опять останавливается, преградив нам дорогу.

— Ладно. Черт с ней, с зажигалкой. По правде говоря, я знал, что отдаст, потому и похвалил. Но вы мне скажите, разве раньше я бы про него такое подумал, что он вдруг отдаст? Никогда бы не подумал. Вот и скажите мне, что это с ним такое, что он вроде как на себя не похож. Он ведь теперь только с виду наш. А ведет себя по-чужому. Это вам как, не подозрительно?

— Катись ты! — Горбач толкает его в грудь. — Дай пройти. Встал на дороге и порешь всякую муть. Зажигалка его задницу не жжет?

Лэри огорченно рассматривает центральную нагрудную цаплю, весь в подозрениях, что Горбач ее заляпал. Даже ощупывает ткань.

— Зачем толкаться? — спрашивает он. — Говорю, чего вижу, не хотите — не слушайте. Зачем же сразу толкаться? Я что, не рад что ли, что его привезли? Очень даже рад! Но есть мнение, и я его высказываю. Потому что не просто так ведь всякие истории про оборотней рассказывают. Тут есть о чем подумать.

Горбач тянется к его вороту, но Лэри, увернувшись, забегает в класс. Мы с Горбачом переглядываемся.

— Подлая душонка, — говорит он. — Надо было все же ему врезать.

Дергаю себя за серьгу, кручу ее в ухе.

— Вообще-то надо было. Ему никогда не помешает. Но кое в чем он прав. Я тоже заметил. Лорд здорово изменился.

Горбач удивленно хмурится:

— Конечно, изменился. Повзрослел, вот и все. И соскучился. Лэри — дурак, не понимает, но от тебя я не ожидал. Где твои глаза и уши, и все остальное?

Он проталкивает меня в дверь и пятится на свое место. Пристраиваюсь к столу, раскладываю тетради. Ухо горит оттого, что дергал серьгу, щеки — от слов Горбача. Гляжу на Лорда. Он за соседним столом — рассматривай, сколько душе угодно. Корпит над моей тетрадью, исправляет там что-то в моих каракулях. Я не просил, но он и раньше так делал без всяких просьб. Горбоносый профиль, тонкий и неестественно красивый, склоняется над замусоленными листами. Даже мерзкая стрижка с проплешинами не смогла его изуродовать. Волосы не желтые, как раньше, а бежевые, какими были у корней. И еле заметной тенью проступает бородка. Вернее, ее призрак. Может, поэтому, а может, из-за слов Горбача мне кажется, что Лорд действительно повзрослел. Неужели все дело в этом? Только в этом, и больше ни в чем? И весь урок я думаю об этом.

За окном завеса снега. Падает и падает и только к ужину перестает. Двор весь в складках и холмиках под белым, сахарным одеялом, очень красивый, и наружность не похожа на себя, и вообще очень тихо, как будто Дом вдруг очутился в зимнем лесу. Жаль, что уже темно, и не видно, как все вокруг сверкает и искрится.

После ужина народ высыпает во двор. Я тоже еду. Снег я люблю, хотя коляски в нем увязают намертво и это неприятно, зато есть много развлечений возможных только со снегом.

В удобном месте вываливаюсь в сугроб, леплю кучу снежков, и всем, проходящим мимо, достается снежком по затылку. Я вообще очень меткий, всегда попадаю куда хочу, было бы чем бросаться. Потом ко мне присоединяется Лорд. Вдвоем мы задаем жару ходячим из шестой и Лэри с его шайкой. Логи все как один в полосатых вязаных шапочках с помпонами, таких ярких, что и целиться не надо.

Когда появляются девушки, все уже порядком разошлись и остервенели. Их забрасывают снежками прямо на крыльце, даже не дают спуститься. Но на крыльце снега тоже навалом, а прятаться там удобнее, так что они быстро приходят в себя и отвечают целой лавиной снежков. Мы с Лордом на самом открытом месте и не можем сбежать, поэтому больше всех достается нам. Я вбит в сугроб и временно выхожу из строя, а когда вылезаю, кругом полно полуразвалившихся снарядов, а Лорда ранило прямо в рот. Он плюется, вылаивая проклятия вперемешку со снегом.

— Как ты назвал их? — уточняю я. — Нежные и прелестные?

Лорд не успевает ответить. Девчонка в синей куртке залепляет ему снежком в переносицу, и он, вскрикнув, с мстительным видом начинает лепить целый арбуз. Пока он этим занят, я прикрываю его, сбивая высовывающиеся из-за перил шапки, но девчонка в синем все-таки умудряется попасть в него еще два раза. Наконец Лорд приподнимается и зашвыривает свой смертоносный снаряд ей под ноги. Взрыв и вопли. Синяя куртка падает, как подстреленная. Мне как-то не верилось, что эта штука долетит, куда надо, поэтому я удивлен и даже восхищен, о чем тут же сообщаю Лорду Он смотрит растерянно.

— Я ведь ее не очень зашиб, как ты думаешь?

— Думаю, она упала, чтобы сделать тебе приятное, — говорю я. — Вряд ли ее так уж зашибло.

Но Лорд не верит и ползет проверять лично. Вообще-то слово «ползет» ему не подходит. Это медленное слово, а Лорд передвигается очень быстро. Но сейчас ему мешает снег, и пока он добирается до цели, девчонка успевает встать и вытряхнуть большую часть снега из волос. Он спрашивает что-то снизу. Она смеется и качает головой, потом плюхается рядом в сугроб, должно быть, чтобы он не чувствовал себя неловко рядом с ней, стоящей. Так они и общаются — оба белые, залепленные снегом, как пара комиков, угодивших в гигантский торт. Нет времени смотреть на них — кто-то обстреливает меня из-за перил, и я отвечаю, хотя противник невидим, и все мои снежки впустую разбиваются о крыльцо. Жду, не высунется ли этот кто-то, но он, вернее, она — хитра и не высовывается, хотя меткости это не на пользу, и снежки летят мимо. Можно сказать, мы взаимно мажем друг по другу.