Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага, стр. 91

Вечером накануне того дня, когда Алмерио собирался сделать ей предложение, он задержался в «Цветке Лотоса» до конца рабочего дня Терезы; он танцевал, пропускал рюмочку и беседовал. У выхода из кабаре он предложил Терезе поехать с ним в Бротас, чтобы посмотреть его пекарню – на такси это не займёт много времени, полчаса, и она будет дома. Хотя Тереза и сочла это приглашение несколько странным, она не видела причин, чтобы отказаться: он так много говорил ей о большой печи и об оборудовании пекарни, что ей действительно захотелось всё увидеть своими глазами.

С гордостью собственника, которому самостоятельно удалось выбиться в люди – он начал с нуля, вначале носил на голове корзины с хлебом, продавал булки, ходя по домам, – Алмерио показывал ей оборудование, рассказывал, как организован труд пекарей и их помощников, показывал горячую печь, огромные деревянные лопаты, переднюю часть пекарни с четырьмя дверьми, открывающимися на улицу, где обслуживаются покупатели.

– Пекарня ещё будет крупным предприятием. О, если бы моя незабвенная Ната не умерла! Мужчина работает с рвением тогда, когда у него есть жена, которую он любит.

Тереза похвалила, как и следовало, пекарню и булочную, с улыбкой приняла первую свежеиспеченную булку и направилась было к такси, но Алмерио попро­сил её заглянуть на минутку в его дом. Дом был выкрашен в синий и белый цвета, окна были увиты вьющимися растениями, при доме маленький, но уютный сад, очень ухоженный.

– Когда она была жива, надо было видеть и дом, и сад! Сейчас всё пришло в запустение.

Он не пригласил её в сад, а повел по коридору в детскую. В кроватке лежал мальчик, сжимая в руке плюшевого медведя, соска лежала у него на груди.

– Зекес… Его зовут Жозе, а Зекес – это зову я.

– Какая прелесть! – Тереза коснулась личика мальчика, тихонько погладила его вьющиеся волосы.

Задержалась у кроватки, любуясь ребенком, затем на цыпочках вышла, чтобы не разбудить. А в такси по­интересовалась:

– Сколько ему?

– Уже два. Даже два с половиной.

– Кроватка мала.

– Да. Нужно купить новую, куплю сегодня же. Ребёнок без материнской ласки, никакой отец не умеет так ласкать, как мать.

Тереза поняла, почему вчера была приглашена Алмерио в пекарню и дом, только на следующий день, когда он предложил ей прогуляться. В такой поздний час? Да, ему нужно ей кое-что сказать.

Такое же предложение он сделал пятнадцать лет назад Наталии, женщине с молочной кожей и очень застенчивой. Теперь его будущая невеста цвета меди, она горяча и порывиста. Какая бы ни была страсть, в любом случае слова одинаковы:

– Мне необходимо вдохновение.

4

Сидя вечером на широкой стене ограды часовни Монте-Серрат и любуясь панорамой раскинувшегося на горе города Баии, спокойными видами залива Всех Святых, парусными рыбацкими лодками, Тереза загрустила. Рядом с ней был преисполненный надежды Алмерио. Место это, будто специально предназначенное для объяснения в любви, уже однажды сделало его счастливым: он получил руку и сердце Наталии, теперь он надеялся, что судьба ему улыбнется с Терезой.

– Разрешите сказать вам, Тереза, что творится у меня на душе. Водоворот чувств. Человек над собой не властен, а любовь не просит позволения завладеть сердцем.

«Красивые слова, – думает Тереза, – и справедливые». Ей это хорошо известно: любовь приходит без спроса, тобой завладевает, и потом уже ничего не поделать. Она вздыхает. Для Алмерио дас Невеса этот вздох означает одно-единственное, и он продолжает:

– Я влюблен, Тереза, меня сжигает огонь любви.

Голос и попытка взять её за руку настораживают Терезу. Отведя взор от простирающегося перед ней пейзажа, вызвавшего воспоминания о Жану, она взглянула на Алмерио и увидела устремленные на неё глаза, полные обожания.

– Я страстно влюблен в тебя, Тереза. Ответь мне чистосердечно, согласна ли ты стать моей женой?

Тереза молча слушала, он продолжал, продолжал говорить, рассказывал, что не спускал с неё глаз с первого дня знакомства, побеждённый не только её красо­той – ты самый прекрасный цветок сада жизни, – но и её манерами и поведением. Он погибает от любви и не в силах сдерживать чувств. Осчастливь, разреши отвести тебя к падре и судье.

– Но, Алмерио, я же падшая…

То, что она посещает дом свиданий Тавианы, для него не имеет значения, там он нашёл и свою Наталию, и никакая другая женщина не смогла бы дать ему большего счастья. Прошлое прошло; здесь, сейчас начинается новая жизнь. Для него, для неё и для Зекеса особенно. Если то, что она сказала, – единственное препятствие, то его нет. Он протягивает руку Терезе, и та не отталкивает её, держит в своих руках и объясняет:

– Нет, это не единственное препятствие, есть и еще одно. Но сначала хочу сказать, что тронута твоей просьбой, ты преподнёс мне дорогой подарок, знак уважения. Я очень благодарна. А вот выйти замуж не могу. Прости, не могу.

– А почему, если не секрет?

– Потому, что я люблю другого и, если когда-нибудь он вернётся и захочет быть со мной, где бы я ни была и что бы ни делала, брошу всё и пойду за ним. Вот и скажи мне, могу ли я выходить замуж? Разве только не уважая себя и будучи обманщицей…

Пекарь умолк, глаза его смотрели в одну точку, он был печален. Тереза тоже молчала и смотрела на парусники, бороздящие воды залива. И как новый владелец назовёт «Цветок Вод»? Наконец Алмерио обрел слова, чтобы нарушить молчание:

– Ты мне о нём не говорила. Я его знаю?

– Думаю, что нет. Он – капитан парусника, во всяком случае, был им. Сейчас он в плавании, не знаю, где, не знаю, когда вернётся.

Она ещё держит руку Алмерио и дружески пожимает её.

– Я тебе всё расскажу.

И она рассказала всё от начала до конца. От встречи в Аракажу в кабаре «Весёлый Париж» до бесконечных поисков в Баии, о том, как разминулась с ним тог­да, и о том, что говорил ей капитан Каэтано Гунза по возвращении из затянувшегося плавания в Канавиейрас на баркасе «Вентания». Когда она закончила, солнце уже утонуло в водах залива, зажглись фонари и парусники в море стали тенями.

– Овдовев, он стал меня разыскивать, но не нашёл. Когда я приехала, он уехал. Я стала ждать его возвращения. Ради этого я здесь, в Баии.

Тереза деликатно отпустила руку Алмерио.

– Ты ещё найдешь женщину, которая станет тебе женой, а мальчику – матерью, хорошую женщину, которую заслуживаешь. А я не могу согласиться, извини, не суди строго.

Добрый Алмерио, до слёз растроганный, поднёс к глазам платок, но глаза Терезы были сухими, как два потухших уголька. И вместе с тем он не хотел терять надежду:

– Мне не за что тебя прощать, такова воля судьбы… Но я хочу надеяться. Кто знает, а вдруг…

Тереза не сказала ни «да», ни «нет», чтобы не обидеть его или не сделать ему больно. Если Жану не вернётся или погибнет где-нибудь в незнакомых ей морях, она будет носить вдовий траур в душе всю жизнь. Посещать дом свиданий, занимаясь дурным ремеслом, – это да, вполне возможно. Но стать чьей-то любовницей или женой – нет, никогда. Однако надо ли говорить то, что может обидеть того, кто оказал ей честь, отметил её?

5

В тот вечер, когда Тереза Батиста ответила отказом на предложение Алмерио, она повторила ему слово в слово рассказ капитана Каэтано Гунзы. И, хотя рассказ этот был о неприятных событиях, он содержал доказательства любви и надежду.

– В один прекрасный день кум высадится без предупреждения в порту.

Так заявил капитан Гунза на корме баркаса, покуривая глиняную трубку. И этой надеждой живёт Тереза Батиста. Романтически настроенный Алмерио дас Невес слушал пересказ Терезы с комком в горле и мокрыми глазами – рассказ удивительно походил на радионовеллу! Он хотел жениться на Терезе, он был влюблён и не считал дело проигранным, кто знает, а вдруг… но вдруг в один прекрасный день вернётся Жануарио Жереба и, взяв за руку безутешную возлюбленную, соединится с нею в мистической свадьбе (мистическая свадьба! – он слыхал это выражение в какой-то радионовелле и пришел от него в восторг) в часовне Монте-Серрат, тогда Алмерио первым их поздравит. Потому что он так же, как герой одного прочтённого в юношеские годы романа, благороден и самоотвержен, у него тоже золотое сердце, и он готов на жертву ради любимой. Такие поступки служат в горький час утешением, придают силы.