Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага, стр. 56

И

Интимности, настоящей близости, тем более – любви у них не было. Отношения Терезы Батисты с врачом Ото Эспиньейрой были в пределах легкой связи, которая очень скоро прервалась из-за неожиданных событий. Так лучше, подумала Тереза, очутившись одна лицом к лицу со свободно разгуливавшей страшной болезнью: лучше с ней, чем в постели неизвестно зачем и с кем – ни проститутка, ни любовница. Она была не способна свободно и просто отдаваться страсти и полу­чать удовольствие, ей нужно было глубокое чувство, любовь; только по любви она загоралась желанием, пылала, как костер, – такова была Тереза.

И согласилась она на веселое путешествие, дружбу и постель врачишки с кукольным личиком, красивенького и циничного, без сердечной склонности только потому, что очень уж она была подавлена и чувствовала себя потерянной, вернувшись в Аракажу, да сердечной склонности Тереза не испытывала ни к кому после отплытия баркаса «Вентания», увезшего Жануарио Жеребу в порт Баия. Показавшийся ей свободным, как ветер, моряк оказался связанным по рукам и ногам.

Да и приехала Тереза в Буким с врачишкой, чтобы скрыться от преследований фабриканта, не оказаться снова взаперти и битой, ведь она не верила в возможность жить с ним без обязанностей и обязательств. В таком случае уж лучше вернуться в Масейо или Ресиф и жить, как свободная женщина, ведь недостатка в предложениях там не было; хозяйки пансионов, домов терпимости и всяких прочих заведений её вниманием не обходили. От предложений она отказывалась, пытаясь жить на заработок танцовщицы, но в кабаре платили жалкое жалованье, почти символическое, да и пение, и танец лишь прикрывали истинное занятие таких вот танцовщиц кабаре, а то, что они артистки и срывали аплодисменты, только повышало им цену. В Аракажу-то Флори платил большое жалованье, надеясь завое­вать её любовь, страдая от страсти. Теперь он платил Рашель Клаус, но на этот раз получал, что желал. В турне хозяева кабаре предлагали Терезе гроши, но, если она желает получать больше, обещали увеличить жалованье за счет щедрых посетителей заведения: звание артистки, имя на рекламе, афишах и в газетах повышают цену женщине, дают успех и хороший сбор. И вот перед Терезой опять встал вопрос: продавать ли себя, свое истерзанное болью и тоской тело?

Почему она думала, что, возможно, будет весело жить с врачишкой, получать удовольствие, ложась с ним в постель, а может, даже желать его? Находя его привлекательным, она вообразила, кто знает, может, его дружба поможет ей забыть того капитана парусника; вырвать из её груди любовь к Жануарио Жеребе, что, как кинжал, торчит в её сердце. Мечтать просто, а осуществлять трудно, Жануарио владел ею целиком; она же была глуха и безразлична ко всем и ко всему. Что только придумала, дурная голова!

Когда в Букиме она легла с врачишкой, когда он взял её холод сковал Терезу. Да, такой холод в постели проститутки позволял ей быть безразличной к происходящему, далекой от совершающегося акта, в котором продаются красота и умение в подобных делах. Но здесь-то, идиотка, чего ждала она? Ждала чувств, которые помогут забыть вкус соли и морского ветра и той груди, что походила на киль корабля.

Тело ее было холодным и безразличным, почти враждебным и закрытым, опять девственница, и потому особенно желанная. Врачишка обезумел от неожиданности, никогда он не видел ничего подобного, никакая девственница с ней не сравнится, можно с ума сойти! Но Терезу в очередной раз мучили всё те же мысли: как могла она надеяться, глупая? «Это ты, Жануарио Жереба, запер моё сердце, грудь и тело!»

К

Как могла выносить Тереза Батиста такую вот неистовую, всевозрастающую страсть врачишки, который желал её и днем и ночью, думая что и она испытывает те же самые чувства. Ведь таким же был капитан, в его руках она была рабой, её чувства его не волновали. К тому же в Букиме врач располагал своим временем как хотел, а потому ночь его длилась до полудня, и он не замечал безразличия Терезы, он-то получал удовольствие и считал его взаимным. Нет, для Терезы это была тяжкая обязанность.

Но как сказать ему, что она уезжает, что ничто и никто её здесь не держит, что она устала, не может боль­ше играть, на такое способна проститутка, но не подруга и любовница? Как сказать ему всё это, если она согласилась с ним ехать, ведь он был с ней вежлив, нежен и даже стал менее циничным и самовлюбленным? Как оставить его здесь одного, в городке, где нечем заполнить время? Однако она должна это сделать, всё это ей больше не под силу, как и надетая маска, под которой она задыхается.

И длилось все это четверо суток – как раз то время, в течение которого зараженное оспой тело покрывается гнойными пузырьками в обреченном на смерть городе.

Л

«Любовь, я жду тебя!» – зазывают прохожего написанные черной краской буквы на двери плохонького погребка, в котором даже нет электрического освещения. Здесь горит коптящая керосиновая лампа. Несколько человек пьют кашасу, жуют табак, компанию им составляют очень похожие на бабушку и внучку старая Грегория и худющая, бледная, почти зеленая, девочка по прозвищу Козочка. Обе они ждут клиентов в надежде хоть что-то заработать, сколько бы ни было, это ведь так редко случается.

Входит Закариас, здоровенный детина, арендатор с фазенды полковника Симона Ламего, он облокачива­ется на стойку, свет лампы освещает его лицо. Миссу, хозяин заведения, в немом испуге поднимает брови.

– Чистой!

Миссу выливает кашасу по мерке, указанной арендатором, тот с любопытством посматривает на жмущуюся к стене девочку: целый месяц он постился, не было денег. Вытирает рот тыльной стороной руки, перед тем как опрокинуть стакан со спиртным. Миссу переводит взгляд с лица посетителя на его руки. Закариас поднимает толстый стакан, открывает рот, гнойные пузырьки вокруг его губ становятся выпуклее. Миссу хорошо знает оспу, он сам болел и выжил, но кожа его лица и тела изрыта этой страшной болезнью. Закариас опрокидывает стакан, ставит его на прилавок, сплевывает на глинобитный пол, расплачивается и снова оглядывает девочку. Миссу берет монеты и говорит:

– А знаешь ли, друг, что у тебя оспа?

– Оспа? Да нет, это прыщи.

Старая Грегория подходит к арендатору в надежде: если вдруг девочка не подойдет, может, приглянется она, ведь ей-то добыть клиента с каждым днем всё труднее и труднее. Услышав слова Миссу, она внимательно всматривается в лицо парня, ей эта болезнь тоже знакома: пережила не одну эпидемию оспы, и почему не заразилась, неизвестно, да, это оспа, и черная. Она быстро отходит, хватает за руку Козочку и тащит её к двери.

– Эй, куда вы?! Подождите, – кричит Закариас.

В черноте вечера женщины скрываются. Закариас обращается к другим посетителям, что молча жуют та­бак, уставившись в пол.

– Это же прыщи, простые прыщи.

– А я считаю, что оспа, – настаивает Миссу. – И лучше бы вам идти к доктору, пока не поздно.

Закариас обводит взглядом тесное помещение, сидящие молчат, он смотрит на свои руки, вздрагивает и выходит на улицу. Где-то впереди маячит фигура старой Грегории, которая тащит Козочку, а та сопротивляется, не понимая, почему же старуха не дает ей заработать немного денег, хоть это и очень трудно. Зловоние болота, грязная земля, огромное звездное небо, и пришибленный страхом Закариас пускается в сторону города.

M

Может, всё-таки закон издается, чтобы его выполняли? Закон, распорядок, часы работы? Часы работы пункта здравоохранения написаны на самом видном месте – на входной двери: с девяти утра до полудня и с двух до пяти вечера. Но одно дело написать, а другое – выполнять. Так вот, ни Масимиано, ни Жураси не любят, чтобы их отрывали: его – от изучения и заполнения карточек лотереи, её – от сочинения ежедневных трогательных писем жениху – священное время. Что же касается самого врача, то он и вовсе не придержива­ется никакого расписания, появляясь на пункте, когда ему взбредет в голову, утром или вечером, но всегда на короткое время и второпях; в случаях же срочной необходимости достаточно медсестре или сторожу перейти улицу – квартира врача находится на противоположной стороне, – и можно позвать его, вытащив, как правило, из постели, где он если не забавляется с Терезой, то спит мёртвым сном, забыв обо всём на свете, даже о своих честолюбивых мечтах и политике, проекте организовать избирательный округ в муниципалитете.