Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага, стр. 42

– Да само название всё объясняет. «Взаимно».

– А? Это нет, никогда. Чтобы я?.. Одна цыганка, что гадает на картах, как-то предложила мне, но я чуть ей морду не набил, этой сукиной дочери, чтобы в другой раз не осмелилась. Женщина мужчине – это естественно, но мужчина женщине, да он тогда не мужчина, а французская собачка, вы меня извините, если я вас оскорбляю, но это именно так.

– Капитан, да вы отсталый человек, но я хочу видеть вас в руках Розалии, которая будет с вами делать всё, что ей захочется, скажу вам больше: еще на коле­нях просить будете.

– Кто? Я, Жустиниано Дуарте да Роза, капитан Жусто? Никогда.

– Так когда вы собираетесь в Баию? Назначьте день, и я поставлю на Розалию. Если она не справится, плачу я.

– Я еду в Баию на днях, сразу же после выходных. Получил приглашение от губернатора на праздник Второго июля, на прием во дворец. Губернатор – мой друг.

– И сколько пробудете там? Кто знает, может, я еще вас там застану?

– Не знаю, всё зависит от судьи, у меня спорное дело. Потом навещу друзей в правительственных кругах, я знаю в Баии многих и, минуя Гедесов, там решаю здешние дела. Скорее всего, пробуду дней пятнадцать.

– Нет, тогда я вас не застану, я обещал отцу пробыть здесь весь месяц. Не говоря уже о том, что хочу довести дело с Теодорой до конца и узнать, девственница она или нет. Для меня это дело чести. Но мы сделаем так: я дам вам письмо к Розалии, вы от моего имени её найдете в «Табарисе».

– В кабаре «Табарис»? Я знаю, я там бывал.

– Да, там она поет все вечера.

– Так договорились, вы даете мне письмо, и я уз­наю, что такое арабское buchй. Но предупредите её, чтобы меня уважала, а не то схлопочет плетки.

– И всё же я предлагаю пари, уверяю, Розалия пе­ревернет вас.

– Не родилась еще женщина, которая сможет приказывать капитану Жусто и тем более сделать из него французскую собачку. Настоящий мужчина – самец этого не допустит.

– Тысяча рейсов моих против ста тысяч рейсов ваших, капитан сдаст свои позиции и подчинится Роза­лии.

– Даже шутя, не повторяйте этого, и вашего пари я не принимаю. Пишите этой доне записку, скажите, что я плачу сразу, но чтоб меня уважала, иначе пусть пеняет на себя.

Какое самомнение, индюк надутый, заключил про себя Даниэл. Да и чего можно ожидать от того, кто вешает на шею ожерелье из золотых колец, напоминающих ему об обесчещенных девушках?

Даниэл соблазняет Терезу. Сама не зная почему, помимо своей воли она отвечает на его взгляды. Какие у него печальные голубые глаза, рот красный, волосы вьются кольцами – ангел, сошедший с неба. Когда капитан и Даниэл вышли из магазина, Тереза спрятала на груди принесенный Даном цветок. За спиной капитана он показал ей увядшую розу и поцеловал её, положил на прилавок. Это для неё он сорвал цветок и поцеловал его, на засаленном прилавке красная роза – поцелуй любви.

28

В конце недели нервная и неуверенная Магда по праву старшей подняла за столом весьма серьезный вопрос:

– Дан должен определиться. Будь что будет, но невеста должна быть избрана, мы будем согласны с любым его выбором и будем готовить приданое. Четырех нас он взять в жены не может, он один, и ему нужна одна.

– Хорошо бы, он выбрал двух… Он такой большой! – отважилась вставить Амалия, готовая к любому решению.

– Не говори глупостей, не будь смешной.

– Смешна та, что старше него, а за ним бегает.

Магда оскорбилась и разразилась плачем:

– Я за ним не бегаю, это он бегает за мной, и я не старая, мне тоже двадцать, как и вам. – Слова прерывали всхлипывания. – Амалия, сестра, прости меня, у меня плохое настроение. – Они обнимаются и плачут вместе.

– Но почему он должен кого-нибудь выбрать, если и так хорошо? – начинает Берта; менее симпатичная, она довольствуется малым, ведь даже малое лучше, чем ничто, она счастлива уже тем, что видит его на тротуаре возле их дома. Ведь, если он выберет одну из них, он больше не будет ходить под их окнами.

Ах! Это будет конец надежде – скука, горечь, беспричинные слезы, молчание, обмороки, маленькие неприятности, лицемерие, придирки, задумчивость, заурядное существование незамужних женщин. Да, Берта права, нет нужды принуждать его быть смелым, принять решение, определить срок. Магда даёт обет Святому Антонию, покровителю вступающих в брак, Ама­лия прибегает к помощи ворожеи Ауреа Виденте – ей нет равных в этих вопросах – и оплачивает её труды вперед, Берта предпочитает негритянку Лукайу, что зарабатывает свой хлеб на углу улицы, продает травы, готовит приворотное снадобье, что действует безотказно.

Теодора спокойно улыбается, у неё есть опыт, и она уверена. В этот раз, любимые и ненавистные сестры, будет совсем иначе, чем в прошлый. Тео не даст ему ускользнуть, она уедет вместе с ним, даже если для того потребуется принадлежащая ей часть наследства, даже если придется продать акции и доходные дома. Разве не говорят, что он принимает деньги от женщин, как замужних, так и свободных? Как утверждает дона Понсиана, которая была свидетельницей, одна девица устроила Дану скандал на улице в столице штата, объявив о данной ему сумме и дне, когда он взял её. Что ж, Тео и на это согласна: у неё есть сбережения и рента, но, если потребуется, она украдет сэкономленное сёстрами, и с большим удовольствием, Дан.

Кружа вокруг лавки и беседуя с приказчиками, Даниэл установил идеальное время для осуществления своих планов – это поддень. В полдень Шико Полпод­метки и приказчики обедают, а Тереза остается одна в магазине на случай, если вдруг придет покупатель. Для безопасности задуманного необходимо одно условие: отсутствие капитана, его не должно быть в городе, он может быть где угодно – на ферме, в столице штата, но не здесь. И Даниэл выжидал.

И вот несколько дней спустя нетерпеливому ожиданию Даниэла пришел конец. Он с радостью отклонил приглашение капитана составить ему компанию для короткой поездки, всего на один день, в Сержипе на петушиный бой, вечером они будут обратно! Десять легуа плохой дороги, размытой дождями, но Терто Щенок – шофер хороший, берется доехать за два часа; свирепые бойцовые петухи капитана заслуживали этой жертвы. Это ведь и хорошая возможность выиграть деньги, поставив на петухов капитана. Но Дан, к сожалению, не может, у него назначена встреча в укромнейшем месте, нельзя упустить представляющуюся возможность заключить наконец в объятия красивую соседку и установить истину, какая досада, капитан!

– Причина серьезная, не настаиваю, тогда в другой раз. Так выясняйте и потом скажите, прав я, что Теодо­ра – девственница, или нет, но по походке вижу – девственница. – Капитан простился, сел рядом с Терто Щенком в машину. – Поехали, мне еще надо загля­нуть на ферму, до скорого.

В предобеденное время Даниэл на своём посту пе­ред домом четырех сестер, из рук Теодоры он берет стакан холодной воды, налитой из глиняного кувшина, декольте девицы открывает взору Дана её груди – тысяча благодарностей за утоление жажды влюбленного, теперь он пойдет домой утолять голод, до скорого, прекрасная русалка.

– А не хотите ли пообедать с нами, попробовать еду бедняков? – Теодора ломается, стоя у двери, предлагает себя всю целиком.

В следующий раз с удовольствием приму приглашение, но сегодня меня ждут родители, а я уже опаздываю; как-нибудь в другой раз, Теодора, попозже, может быть, на будущих каникулах? Сегодня я хочу отведать божественное блюдо, манну небесную, как сказал капитан, который считает тебя девственницей, а я из страха перед последствиями не трону тебя именно поэтому.

Опустели окна особняка, пустынна улица, Дан, огибая угол, входит в магазин. Увидев его, Тереза потеряла дар речи, стоит, не двигаясь, не способная ни ступить, ни молвить слово, никогда она не испытывала ничего подобного. Сердце замирает, но это не страх и не отвращение, а что? Тереза не знает.

Они не обменялись ни единым словом. Дан обнял её, прижался пылающей щекой к холодной щеке Терезы; от аромата, исходящего от волос, кожи рук, полуоткрытого рта молодого человека, у Терезы закружилась голова. От капитана всегда разит тяжелым потом и перегаром кашасы, мужчина-самец, по его мнению, духов не употребляет. Не отстраняясь от неё, Даниэл берет лицо Терезы в руки, легонько мнет его, пристально глядит ей в глаза и прикасается своими губами к её губам. Почему Тереза не отворачивает голову, ведь она питает к поцелуям отвращение, отвращение ко рту капитана, который впивается в её губы и кусает? Да потому, что страх сильнее отвращения. Молодой человек страха не внушает, и всё-таки почему она не отстраняется, не гонит его прочь?