Театр любви, стр. 17

— Несомненно, — дуэтом подтвердили викарий и его жена, как раз входившие в гостиную.

Миссис Эшли, появившаяся лишь перед самым ленчем, поразила герцога своей красотой.

Она говорила на превосходном английском, но было в ней нечто, выдававшее ее иностранное происхождение.

Однако на герцога она производила впечатление если не скрытного человека, то по крайней мере довольно замкнутого.

Хотя миссис Эшли была очень приветлива и гостеприимна во время ленча, после его окончания она сразу удалилась.

Поскольку она была так прекрасна, а викарий так красив, не приходилось удивляться прелести их единственной дочери.

Но эту английскую миловидность Лавелы трудно было объяснить только сходством с родителями.

Может быть, размышлял герцог, викарий и его жена чрезмерно любили друг друга.

Он был слишком опытным, чтобы не заметить особенной нежности в голосе, когда они обращались друг к другу, или выражения их глаз, когда они обменивались взглядами.

Все это казалось ему почти не правдоподобным после стольких лет совместной жизни.

Но он знал еще один такой пример — любовь, существовавшую между его отцом и матерью.

Когда они не были вместе, они выглядели несчастными и беспокойными.

Находясь рядом, они так смотрели друг на друга и так произносили слова, что даже человек, видевший их впервые, понимал, они все еще испытывают взаимную любовь.

«Вот чего хотелось бы и мне», — думал Шелдон Мур.

Однако он не был уверен, что, имея титул герцога, может рассчитывать на такую же искреннюю любовь к себе.

Ему, вероятно, суждено быть вновь и вновь обманутым, как это случилось с Фионой.

Мысль эта тяготила его.

Он старался избавиться от нее, сосредоточившись на интересной беседе за столом.

Его приятно поразили не только вкусовые качества блюд, поданных за ленчем, но также их нестандартность и изысканность, способные поспорить с качеством шедевров, демонстрируемых его собственным весьма дорогим шеф-поваром.

После ленча он сказал миссис Эшли:

— Надеюсь, вы не сочтете меня слишком самоуверенным, если я скажу, что испытал огромное удовольствие от вашей превосходной и необычной cuisine !

И, деликатно улыбнувшись, прибавил:

— Много путешествуя, я убедился, что французская cuisine лучшая в мире, англичане же довольствуются тем, что просто и незамысловато.

Викарий рассмеялся.

— Вы совершенно правы, ваша светлость, но я должен объяснить, что, тоже много путешествуя за границей, стал, к сожалению, гурманом. Думаю, моя супруга могла бы при желании открыть ресторан, который пользовался бы огромным успехом!

Герцог с удивлением поднял брови.

— Не хочет ли ваш муж сказать, что вы приготовили все это сами? — обратился он к миссис Эшли.

— Кое-что из поданного, — ответила она. — Но я обучила двух женщин из деревни — они очень хорошо помогают нам — готовить блюда, которые особенно любит мой муж; они же помогают мне готовить мои любимые.

— Слышать это — выше моих сил! — воскликнул герцог. — Если я узнаю хотя бы еще об одном из блестящих талантов, скрывающихся в Малом Бедлингтоне, я брошу свой Мурпарк и перееду жить сюда!

— Мы будем только рады этому, — усмехнулся викарий, — хотя, я думаю, вам покажется здесь несколько тесновато.

— Но как это было бы романтично, — сказала Лавела, — если б сам герцог жил в одной из наших избушек!

— Я боюсь другого, — возразил Шелдон Мур. — Боюсь, что за мной последуют сотни людей и ваша очаровательная деревенька превратится в уродливый город.

Эта мысль развлекла и рассмешила всех.

Наконец викарий напомнил, что пора посетить Марию Кальцайо.

Миссис Эшли с дочерью остались дома, викарий же и Шелдон Мур отправились к певице в экипаже герцога.

По дороге он размышлял, что никогда еще ленч не доставлял ему такого удовольствия.

Он был уверен, его гости в Мур-парке не испытывали в эти минуты и сотой доли подобного возбуждения и радости.

Лошади бежали все быстрее, и герцог, сидевший рядом с викарием, сказал:

— От вас, очевидно, не укрылось, викарий: я весьма удивлен тем обстоятельством, что вы, ваша прекрасная жена и очаровательная дочь постоянно живете в деревне;

Последовало неловкое молчание.

Герцог почувствовал, что затронул нечто интимное.

Ему показалось, будто молчание длится вечность.

— Этому есть свои причины, ваша светлость, — наконец молвил викарий, — и я полагаю, вы поймете их личный характер. Мы чрезвычайно счастливы, живя подобным образом, и мне не хотелось бы обсуждать это сейчас.

— Конечно, конечно, извините, если я оказался назойливым, — быстро произнес герцог.

— Не стоит извиняться, — сделал упредительный жест рукой викарий. — Я чрезвычайно рад, что Лавела с таким интересом занялась вашим театром, он приносит ей истинную радость и дает возможность спеть перед искушенной аудиторией.

Он вновь немного помолчал.

— То, что вполне удовлетворяет мою жену и меня, может со временем разочаровать и показаться ограниченным для молодой девушки.

— Я понимаю вас и обещаю вам, викарий, что Лавела будет счастлива — по крайней мере в это Рождество.

— Благодарю вас, — кивнул викарий.

Они продолжали путь.

Герцог понял неуместность дальнейшего разговора.

Его любопытство, однако, не уменьшилось.

Он решил в дальнейшем, не вызывая ни в ком смущения, попробовать все же каким-то образом докопаться до истины.

Глава 5

Все последующие дни герцог был очень доволен собой и приготовлениями к постановке.

Каждое утро он выезжал на прогулку.

Затем отправлялся в Малый Бедлингтон, либо верхом, либо в своем фаэтоне.

Конечно, ему удалось уговорить Марию Кальцайо спеть в его театре.

Она предложила ему гостиную в своем доме, где Шелдон Мур и Лавела могли репетировать без помех и со всеми удобствами.

Это была прекрасная комната с великолепным роялем; играть на нем было для герцога истинным наслаждением.

По словам викария, голос Марии Кальцайо был уже не так высок, как прежде.

Но в нем все еще слышалась очаровательная теплота звучания, когда-то прославившая его.

По прошествии первого дня, когда в ней ощущалась еще некоторая нервозность, Мария Кальцайо сказала герцогу:

— Я пою с наслаждением и хочу сказать, ваша светлость, что весьма довольна аккомпаниатором, который так превосходно чувствует певицу.

— Думаю, это одно из самых волнующих деяний, которые мне приходилось когда-либо совершать, — ответил герцог. — Я никогда бы не мог представить, что буду иметь счастье слушать, как вы исполняете одну из моих собственных композиций!

Рядом с великолепным голосом профессиональной певицы голос Лавелы, столь юный и звонкий, поражал своей трогательной чистотой и свежестью.

Несомненно, когда она станет петь перед зрителями, среди которых будут принц и принцесса Уэльские, она вызовет благоговение в их душах.

Все будут поражены.

Он намеренно не говорил ни семейству Эшли, ни Марии Кальцайо, кто будет присутствовать среди гостей.

Он боялся, что Лавела станет заранее слишком волноваться.

Он опасался также расстроить Марию Кальцайо, которая по-прежнему не желала быть узнанной.

Поэтому он просто сказал им, что они будут выступать перед его гостями на рождественском празднике.

Такую же информацию получили и мамы тех детишек, которым предстояло выступать на сцене.

Для этих мам были предусмотрены места в партере.

Ночевать в Мур-парке останутся лишь пятеро из них.

Иные не могли покинуть других своих детей, еще слишком маленьких, чтобы выступать.

— Вы даже не представляете, какой переполох и возбуждение вы вызвали в деревне! — сообщила ему Лавела. — Как будто взорвалась бомба в самом ее центре!

В перерывах между репетициями Лавела подбирала наряды для детей.

Исполнять гимны они будут в своих собственных лучших костюмах.

Но она решила, что им следует еще сделать для себя маленькие венки из омелы , связанные сзади красными ленточками.