Далеко ли до Сайгатки?, стр. 33

— Маша, мы же тебе поможем, если что, вот увидишь! Хорошо?

Маша внимательно оглядела обоих.

— После я тебе расскажу, откуда они взялись. Можно, Маша, да?

— Эх, полозья не смазаны, — сказала, отводя глаза, Маша. — Ну да за ночь авось не стает. Садитесь. Тулуп-то на себя накиньте, помощники!

Она сунула под овчину лопату и дёрнула поводья. Розвальни, скрипнув, тяжело сдвинулись с места.

Ганька с Мамаем побежали к околице.

В лесной сторожке

Вера Аркадьевна лежала на лавке, а старик, наклонившись, обмахивал её пучком жёлтой сухой травы.

— Как же это, молодка, тебя, а? — спросил участливо.

— В шурф лазала, бадья сорвалась…

— Руду искать? Слыхал я про вас.

— Дедушка, а вы сами кто?

— Лесник я здешний. Ты лежи, грейся… Обутки с неё скинь, парень, сейчас ногу погляжу.

Спирька, припав, осторожно стянул с ноги Веры Аркадьевны сапог, она вскрикнула. Старик подставил табуретку, полез на печь.

— На вот чёсанки сухие, себе наденешь. Смёрз, поди, тоже, — протянул их мальчику.

Потом снял с полки над столом банку чёрной мази, подал Спире:

— Сту?пки ей наперёд смажь, боль приутихнет. А сам чего рукой плохо владаешь?

— Воротком зашибло… — Спиря виновато улыбнулся. — Полегчало уже, прошло.

— Эк вас! Обоих, значит? Ничто, полечим. Бывает…

Он пошарил на загнетке, ловко, одной рукой, вытащил кринку, поставил её на стол. Молоко было густое, томлёное.

Вера Аркадьевна и Спирька с жадностью тянули его из кружек.

— Кто ж вам в даль такую носит? Или корова есть? — оставив кринку, тихо спросила Вера Аркадьевна.

— Колхоз носит, свои. Значит, разведчики вы?

— Разведчики.

— Оно, что ж, дело это очень хорошее. Я знаю. Правильное дело… Ну, давай сюда свою беду, показывай…

Он провозился с ногой Веры Аркадьевны довольно долго. Туго перевязанная холщовой тряпицей, растёртая умелыми его пальцами, нога горела, как в огне, но острая боль сразу прошла. Теперь старик врачевал Спирькин зашибленный локоть…

В сторожке было очень жарко. С потолка спускалась блестящая керосиновая лампа. В углу над столом висела начищенная двустволка, рядом с ней — большой изогнутый рог, заткнутый деревянной пробкой. А под двустволкой, за резной планкой — набор больших и маленьких самодельных охотничьих ножей.

Вера Аркадьевна потянулась на лавке и села.

Со стены на неё смотрела из засиженной мухами берестяной рамки среди других чья-то удивительно знакомая фотография.

— Кто это у вас там, дедушка? — спросила Вера Аркадьевна.

— На карточке-то? Внучек с фронту прислал. Сержантом он… да.

— Нет, вот этот?

— А-а… Давно дело было… Лет, не соврать, пятнадцать.

Вера Аркадьевна поднялась на локте, вгляделась: белозубое задорное лицо, через плечо полевая сумка…

Старик, подойдя, закивал головой.

— Тоже инженер был молодой… Руду здесь искал, на Каме.

— Ой, погодите, дедушка… — Вера Аркадьевна засмеялась, опустившись на лавку.

Да ведь это… Или просто кажется? Нет, как же… Знакомая улыбка, всклокоченные волосы… Да ведь это же Борис Матвеевич!

— Дедушка, вы в Сайгатке когда-нибудь бывали?

— Лучше, молодка, спроси, где я не бывал в здешних-то краях!

— Вас не Фёдором зовут? Отчества не знаю, а фамилия Со?кол?

— Ну, я и есть.

— Охотник вы раньше были? Верно?

— Был когда-то. Теперь вот лесничествую, добро государственное стерегу. А что?

— Ой, дедушка, вот уж никогда не думала… — И Вера Аркадьевна радостно засмеялась. — Мы же про вас от Ольги Васильевны знаем!

В окошко вдруг громко застучали. Кто-то, привалившись к стеклу, кричал:

— Есть здесь кто? Отзовись!

Спирька бросился в сени. Топот ног, голоса, пахнуло морозом, и на пороге, с кнутом в руке, выросла засыпанная снегом Маша, за ней две седые от пара фигуры. Одна, поменьше, вскрикнув, рванулась к Вере Аркадьевне.

— Варвара! — ахнула та. — Откуда? Как нашли?.. Ничего, не пугайтесь, живые мы… Вот если бы не Спиридон… Спирюшка, гляди, разыскали нас!..

Маша молча скинула тулуп, нагнулась и поцеловала Веру Аркадьевну в губы.

— Натерпелись мы за вас страху! Нету и нет. К Чёрному логу добрались, с пути сбились… Ему вот спасибо говорите. — Маша кивнула на светловолосого паренька в стёганке, вошедшего вместе с ними в сторожку. — Следы ваши распознал. А то бы ни в жисть не нашли!..

* * *

Варя на цыпочках подошла к стене.

Один нож был большой, с выточенной из кости рукояткой. Другой — в металлической оправе. Ножи поменьше, складные, такие же, как тот, который она сжимала сейчас в кармане и с которым не расставалась с тех пор, как бабушка подарила его, были воткнуты прямо в бревенчатую стену. Рядом со старой двустволкой поблёскивал молочно-жёлтый рог — пороховница. Сверху на полке были разложены узкогорлые костяные и деревянные трубочки с прорезями.

— А эти… эти зачем? — опросила Варя.

Старик прищурил на неё из-под нависших бровей глаза.

— Манки?. Птицу приманивать. Не слыхала?

Он снял с полки одну трубочку, приложил ко рту: в сторожке вдруг тонко свистнул рябчик. Варя сразу вспомнила ночь перед войной, костёр, птичьи голоса…

— А вон там… ружьё ваше? Охотничье?

— Оно. Посмотреть желаешь?

— Желаю.

Он снял его со стены, обтёр ладонью, положил на стол. Потом молча обмахнул рукой табуретку и один за другим разложил перед Варей самодельные ножи.

— Вы все… все сами делали?

— Мудрёна ль штука, умеючи. А ты, выходит, кто же? Может, внучка её?

— Кого?

— Учительши той сайгатской? Помню её, помню.

— Да. Её внучка!

Варя большими радостными глазами смотрела на него. Так вот он какой, старый охотник Фёдор Сокол, про которого бабушка рассказывала им в Овражках! Вот, значит, куда переселился он из их Сайгатки! Варя не отрываясь рассматривала его суровое, в морщинах и всё-таки молодое лицо, большие, сильные руки.

— А ладная растёшь девка. — Он повернул её за плечи, поставил перед собой. — В Сайгатке будешь, поклон от меня бабушке перешли. Не раз её добром поминал.

— Я перешлю. — Варя вдруг заторопилась. — А у меня… у меня… — Она вытащила из кармана и подала ему свой застёгнутый на плетёную пряжку чехол с ножиком.

— О-о? Откуда взяла? Никак, моя тоже работа?

— А это ещё тогда… Ваша… — Варя захлебнулась от волнения. — Бабушка всё рассказала!.. Как вы в лесу потеряли… И про баржу…

Старый лесник, усмехаясь, большими негнущимися пальцами расстегнул чехол, вытащил старательно вычищенный сломанный ножик.

— Да, было дело… Не гадал… Время-то сколько утекло… — Он положил его, точно взвешивая, на ладонь.

— Вы теперь… Он ваш теперь снова будет? К хозяину вернётся? — замирая, громким шёпотом спросила Варя.

— Нет уж, девка. Пальцы твои молодые, проворные, тебе и владать. А то ещё, повремени маленько… — Он не договорил, подмигнув ей.

— Знаешь, Варюша, — отозвалась с лавки Вера Аркадьевна. — Мы теперь, как вернёмся, бабушке про всё расскажем. Или нет, ещё лучше сюрприз сделаем: прямо сюда, к дедушке, её привезём.

— Ой, правда?

— Что ж, порадуете сердечно. Сам я стар стал, от леса далеко не отхожу. Милости прошу, гостями будете…

Он вдруг встал и низко, в пояс, поклонился.

В сенцах грохнула дверь. Маша, дыша паром, а за ней Спиридон с Андреем ввалились в сторожку.

— Самое время ехать, — сказала Маша и поставила у порога зажжённый фонарь. — Унялась погода-то.

Спирька завозился у печки с тулупами.

Варя, прижимая к груди принятый снова от старика ножик в чехле, подбежала к нему, потом к Андрею, схватила его за рукав стёганки.

— Идите… Смотрите, ножик мой, помните? — Быстро, сияя глазами, она тащила их обоих к стене. — Вот, видите? — Она возбуждённо показывала пальцем на двустволку, на разложенные ножи. — Я вам после про дедушку всё, всё расскажу! Ладно? Ой, Козлик, ой, Спиря!