Таинственная служанка, стр. 32

Она пробежала мимо нескольких изумленных слуг и через парадную дверь выскочила на улицу.

И там, подхватив полы платья, Жизель бросилась бежать так быстро, как не бегала еще никогда в жизни.

Глава 6

Экипаж, высадивший Жизель у «Плуга», доставил графа и капитана Сомеркота к расположенному на той же Хай-стрит театру.

История театральной жизни Челтнема была поистине примечательной.

Поначалу в примитивный театр превратили очень маленькую пивоварню. Именно в ней на подмостках впервые появилась юная Сара Сиддонс, сыгравшая в «Спасенной Венеции». Она настолько тронула публику, что о ее игре рассказали самому Дэвиду Гаррику. Вскоре после этого началась ее карьера на лондонской сцене, которая принесла ей такую славу.

В той же перестроенной пивоварне, где под актерские уборные приспособили сеновал, играли и другие великие актеры, такие, как Чарльз Кембль, Дороти Джордан и Хэрриет Мелон.

Новое здание театра было хотя и небольшим, но элегантным и удобным. С его архитектурой и блеском могла сравниться разве что роскошь, царившая на Друри-лейн.

Тут было два ряда лож, причем один из них составлял бельэтаж, позади которого был хитроумно устроен еще один этаж — галерка для простолюдинов. Места там обходились всего в шиллинг и шесть пенсов, тогда как места в ложах стоили пять шиллингов.

Граф Линдерст вошел в театр не через главный вход, а через служебный, которым пользовался полковник Беркли и из которого можно было почти сразу же попасть в ложу у сцены.

Зал был уже заполнен. Усаживаясь в центре ложи, граф дал знак Генри Сомеркоту сесть по правую руку от него, оставив слева место, которое позже предстояло занять полковнику Беркли. Осмотревшись, он увидел среди зрителей немало знакомых лиц.

В ложе, носившей название королевской, сидел герцог Орлеанский с двумя очаровательными дамами, одна из которых радостно помахала рукой графу. И в других ложах его взгляд встречал приветственное трепетание носовых платочков или вееров и ласковые улыбки алых губок. Много знакомых графу прелестниц были рады увидеть его — первое появление после долгого отсутствия не прошло незамеченным в обществе, особенно в дамской его половине.

Он ответил на их приветствия поклоном, а потом открыл программку и стал выяснять, кто из актеров занят в спектакле, помимо самого полковника.

Как и говорил полковник Беркли, роль героини исполняла Мария Фут.

— По правде говоря, актриса она довольно средняя, — сообщил Генри Сомеркот, догадываясь о том, что думает граф, — но пользуется популярностью благодаря своим талантам танцовщицы. Не сомневаюсь, что в этом спектакле нам предстоит видеть танцы в немалом количестве.

Как только занавес поднялся и на сцене появилась Мария Фут, графу стало понятно, почему полковник Беркли мог ею сильно увлечься. У нее оказалось овальное личико, светло-каштановые волосы и женственная, гибкая фигурка. От нее исходило некое обаяние, делавшее Марию одной из самых привлекательных актрис, из тех, кого графу приходилось видеть на сцене.

К тому же у нее был очень приятный голос, и если ее игре было далеко до блестящей Сары Сиддонс, то она, по крайней мере, достаточно убедительно рисовала образ невинной девушки, которую соблазнял ослепительный негодяй, роль которого выбрал для себя полковник.

Граф нашел первый акт весьма забавным, особенно сценического папеньку Марии — священника, который громким голосом осуждал греховность тех мужчин, которые позволяют себе дуэли и прибегают к насилию, мстя себе подобном.

Когда занавес опустился, зрители, переполнявшие зал, оглушительно зааплодировали.

Откинувшись на спинку кресла, граф обратился к Генри Сомеркоту, заметив:

— Похоже, новая постановка полковника будет иметь успех.

— На мой взгляд, — ответил Генри, — зрителей в равной степени развлекает и та драма, которая, как они предполагают, происходит за кулисами. Насколько я понимаю, одна из прежних возлюбленных полковника выражает громкие протесты по поводу его нового увлечения — Марии.

— Только Фиц мог одновременно занять в пьесе такое количество своих любовниц и сделать это с ловкостью жонглера! — проговорил граф.

Оба рассмеялись.

Вскоре ложу заполнили знакомые графа, большинство которых составляли прелестные леди, красноречиво дающие ему понять, насколько они счастливы снова его видеть. При этом они умело пользовались не только словами, но и очень выразительными взглядами. И то, и другое говорило ему: «Теперь, когда вы поправились, мы должны встретиться».

Когда наконец раздался стук, возвещавший зрителям о том, что им пора вернуться на свои места и граф с Генри остались в ложе одни, он негромко заметил:

— Кажется, мне очень скоро пора будет уезжать из Челтнема. Покоя мне здесь не видать…

Генри в ответ только ухмыльнулся. Он слишком хорошо знал, насколько умело граф уклонялся от преследования «прелестных амазонок», которые за ним охотились, даже от самых пылких.

Второй акт пьесы был более эмоциональным.

Невинная девица, которую играла Мария, поверив своему аморальному возлюбленному, дала себя соблазнить, а потом, когда он отказался давать ей деньги на жизнь, вынуждена была зарабатывать себе на жизнь, танцуя в театре.

Какое-то время ей удавалось скрывать от отца свою тайну, но к концу акта он обнаружил ее обман и узнал то, что соблазнитель лишил ее девственности. Именно тогда актер, исполнявший роль священника, в ярости выбежал на середину сцены и принялся гневно обличать порочность мужчины, который направил стопы его драгоценного чада на дорогу, ведущую прямиком в ад.

В эту минуту дверь ложи открылась, появился полковник и занял свободное место рядом с графом.

Белый парик очень шел его несколько разгоряченному лицу. В кружевах у его шеи поблескивали бриллианты. Он выглядел так привлекательно в этот момент, что можно было легко понять, почему ни одна девушка не могла устоять против его обольщений.

На сцене коленопреклоненная Мария Фут рыдала у ног отца, который проклинал ее за то, что она лишилась чистоты и надежды на райское блаженство.

— А твой возлюбленный, — прогремел он, — не уйдет от моего мщения. Такие, как он, не имеют права пятнать эту землю своим присутствием!

С этими словами священник повернулся и вытащил из кармана своего длинного черного сюртука огромный пистолет.

Внимание всех зрителей было приковано к сидевшему в ложе у самой сцены полковнику. Наставив на него свой пистолет, разгневанный отец вскричал:

— Я убью тебя! Не допущу, чтобы ты продолжал отравлять мир своей греховностью и пятнал чистоту невинных созданий! Умри же, и пусть господь смилуется над твоей черной душой!

Он прицелился в ложу, но, как это ни странно, дуло его пистолета было обращено не на полковника, а на графа, сидящего в самом центре.

— Умри, негодяй! — гневно гремел актер. — Умри и возвращайся обратно в ад, откуда явился!

После этих слов ему по роли надлежало выстрелить, но в тот момент, когда его палец уже лег на спусковой крючок, дверь ложи распахнулась и на передний план выбежала какая-то женщина, которая встала перед графом, раскинув в стороны руки.

Ее появление так изумило актера, что тот невольно вздрогнул, рука в момент выстрела дрогнула, и дуло пистолета отклонилось от намеченной цели.

Почти одновременно со звуком выстрела раздался громкий удар: пуля попала в фигуру позолоченного ангелочка, который был установлен над центром ложи. На головы сидевших под ним посыпался дождь алебастровых осколков.

В зале царило изумленное молчание. Происходившее в действительности на глазах оторопевших зрителей было гораздо интереснее любого спектакля.

Спустя несколько мгновений полковник вскочил на ноги.

— Боже правый! Пистолет был заряжен настоящей пулей! — воскликнул он.

После того как его возглас разнесся по притихшему залу, снова наступило напряженное молчание. Потом побледневший как смерть актер, исполнявший роль разгневанного отца, пролепетал: