Тайная власть, стр. 25

Алана затрепетала, так страстна была его речь. Через некоторое время он уже спокойно произнес:

– Я не буду приближаться к тебе, как бы мне этого ни хотелось. Это было бы нечестно, ведь я знаю, стоит мне поцеловать тебя, и никакие слова не понадобятся. Мы растворимся друг в друге, как это случилось в замке, и больше не будет сомнений, кем мы являемся друг для друга. – И он добавил глухим голосом: – Господи, мне так хочется поцеловать тебя. Я едва сдерживаю себя, поэтому поспеши, любимая, поскорее скажи мне все, что ты хотела, и я обниму тебя.

Алана вытянула руки, как бы пытаясь удержать его на расстоянии. Закрыв глаза, потому что не, могла дольше вынести ту любовь, которая светилась в его взгляде, она едва слышно проговорила:

– Думаю, Шарлотта сказала вам, что моего отца звали Ирвинг Викхэм, он был учителем музыки. Моя мать… она была… урожденная княжна Наташа Катиновская!

– Моя родственница? – после длительного молчания спросил князь.

– Двоюродная сестра вашего отца.

– Должно быть, она вышла замуж за твоего отца много лет спустя после того, как мой уехал из России.

– Да, много позже.

– Расскажи мне, как это произошло.

Алана глубоко вздохнула.

– Мой дед, к большому неудовольствию всей семьи Викхэм, был очень музыкален. Не проявив ни малейшего интереса к управлению имением своего отца, он вступил в большой оркестр на севере и постепенно завоевал известность в качестве дирижера. Он выступал под псевдонимом Аксела Алстона. – Алана на секунду остановилась, словно предполагая, что князь должен помнить это имя, но тот промолчал, и она продолжила: – Как-то мой дед гастролировал с оркестром по всей Европе. Закончиться гастроли должны были в Санкт-Петербурге.

– В каком году это было? – перебил князь.

– В тысяча восемьсот пятьдесят восьмом, три года спустя после смерти Николая I. Тогда страной правил уже Александр II.

– Это совсем другой царь!

– Да, – согласилась Алана, – но моей матери это не помогло.

– Почему нет?

– В Варшаве мой дед заболел. Мой отец, который был первой скрипкой в оркестре, занял его место, чтобы не подводить товарищей. В таком составе они и прибыли в Санкт-Петербург.

– Там-то он и познакомился с вашей матерью?

– Она была очень молода и ослепительно хороша собой. Как отец впоследствии признавался мне, красивее женщины он не встречал. Она попросила его давать ей уроки музыки. В то время среди русской аристократии было модно нанимать известных музыкантов, правда, в основном французов.

– Итак, они полюбили друг друга, как мы с тобой, – нежно произнес князь.

– Да, полюбили, – согласилась Алана. – Они знали, что родители моей матери никогда не согласятся на этот брак и потому… бежали.

– Смелый поступок!

– Они обвенчались в маленькой, убогой церквушке возле границы и уехали в Польшу, надеясь, что будут жить спокойно и счастливо.

Голос Аланы дрогнул, и князь спросил:

– Что-то им помешало?

– По-видимому, моя мать не знала того, что после отъезда вашего отца царь Николай наложил строгий запрет на то, чтобы кто-нибудь из семьи Катиновских покидал Россию. Ослушавшимся грозило преследование со стороны тайной полиции, которая должна была возвратить их в страну или даже, в случае сопротивления, убить.

– Я не знал этого, – резко выпрямился князь. – Почему же тогда мой отец остался в живых?

– Возможно, он был слишком знаменит и богат, у него было много влиятельных друзей по всей Европе, – ответила Алана. – Но мои родители были совсем в другом положении. Один преданный друг моей матери сообщил им, что их разыскивает полиция, и им пришлось скрываться.

Глаза князя ясно выражали, как хорошо он понимает, что она имеет в виду.

– Мой отец уже не мог играть в оркестре, потому что там он был слишком на виду, – продолжала Алана. – Несколько лет они прожили в Голландии, но там стало трудно зарабатывать себе на жизнь, и они переехали в Париж. Только тогда, когда выяснилось, что Александр II совсем не такой тиран и деспот, как Николай I, они осмелились приехать в Англию. Но жить в поместье деда и общаться с остальными Викхэмами они не могли: слишком велик был риск.

– И поэтому они осели в Бриллинге! – закончил князь.

– Да, они приехали сюда. Мой отец давал уроки музыки. Они были очень бедны, но тем не менее счастливы. Потом моя мать умерла.

– Все мы когда-нибудь последуем ее примеру, – тихо произнес князь.

– Есть еще… один… факт, о котором я не упомянула. – Алана отвернулась, словно не в силах смотреть на него.

– Какой же?

– По повелению Николая I брак признали недействительным! Священник, который совершал церемонии, был приговорен к смертной казни. – Она замолчала и изменившимся голосом произнесла: – Я… поэтому я считаюсь незаконнорожденной!

Наступила тишина. Алана отвернулась от уютно горящего огня в камине и, перейдя комнату, встала у окна. Она откинула шторы. Уже стемнело, почему я… не могу выйти замуж… ни за кого… У меня нет имени.

Глава 7

Когда песня гондольеров разбудила Алану, солнце уже взошло, и на канале началось обычное оживление.

– Благодарю тебя, Господи! Благодарю тебя! – произнесла она вслух. Каждый раз с наступлением дня она чувствовала себя еще более счастливой, чем была накануне. Счастье ослепляло ее, как лучи солнца. Она вышла замуж. Человек, который сейчас лежал рядом с ней, был не просто ее мужем. Он был частью ее самой. Они были едины – телом, мыслями, сердцем, душой.

Сейчас, лежа в огромной, украшенной резьбой и росписью кровати в одном из старейших и великолепнейших палаццо Венеции, Алана пыталась выразить словами ту благодарность, которая накопилась у нее в сердце, но для этого не хватило бы и всей жизни. Когда она открыла князю тайну своего рождения, то думала, что стоит ему только услышать слово "незаконнорожденная", как он сразу же с отвращением отвернется от нее. Еще маленькой, живя в Голландии и во Франции, она знала, как позорно ее положение, но, только приехав в Англию, она до конца поняла то презрение, с каким отзывались о тех, кто рожден вне брака.

В Бриллинге никто не знал, что ее родители не состоят в законном браке, да и их самих, как ей казалось, это мало трогало. Однако Алана чувствовала себя так, будто у нее на лбу стояло клеймо.

После смерти матери ее отец написал на могильном камне: "Наташе, возлюбленной жене Ирвинга Викхэма". "Это неправда, – сказала ему однажды Алана. – Ваш брак объявили незаконным, поэтому мама не может считаться твоей женой". – "Для меня она была женой, и не только женой. Она воплотила в себе все то, перед чем я преклоняюсь. В ней заключалось мое счастье, – сурово ответил отец и, словно отвечая на безмолвный вопрос дочери, добавил: – Она говорила, что ни разу не пожалела о своем поступке, о том, что ради меня отказалась от богатства и того положения, которые были обеспечены ей в России. И я верил ей".

Да, это было правдой. Ее мать была счастлива. Где бы им ни приходилось жить, в их доме всегда царила любовь.

Однако, как, повзрослев и обретя способность трезво мыслить, не раз говорила себе Алана, самой ей не суждено испытать подобного счастья, потому что никогда нельзя будет выйти замуж. Неужели найдется мужчина, который захочет взять в жены девушку без имени? "Разве что тот, кого отвергнут и Россия и Англия", – с горечью думала она.

Наверное, на ее восприятии сказались те годы, которые они провели, скрываясь ото всех. Молодость и повышенная впечатлительность сделали ее слишком чувствительной к мнению других людей. Она знала, каким странным кажется англичанам то, что у мистера Викхэма нет родственников, а его жена, очевидная иностранка, никогда не только не упоминает о своей родине, но даже не подает виду, что у нее другая национальность.

Только когда до Ирвинга Викхэма дошли известия о том, что Александр II не похож на предыдущего царя, он перестал бояться преследований тайной полиции. Услышав об отмене крепостного права и реформах в России, он немного расправил плечи и перестал подозрительно смотреть на каждого незнакомого человека.