Свет луны, стр. 17
С этими словами маркиз отошел от них, а Перегрин и Чарльз удивленно переглянулись.
— Слышал, что он сказал? — спросил Перегрин.
— Слышал! Может быть, действительно лучше сделать так, как он посоветовал? — предположил Чарльз.
— Да что из себя представляет этот Матрос? О нем никто ничего не знает, — удивлялся Перегрин.
— Пожалуйста… не спорьте, — взмолилась Неома. — Нельзя, чтобы ты все проиграл. Когда мы будем уезжать, не сможем даже чаевые прислуге дать. Ты же знаешь, каким позором это будет для нас.
Пожав плечами, Чарльз сказал:
— Ты говоришь, что выиграет Матрос, да и маркиз это косвенно подтверждает. Почему бы и не поверить в это?
— Да почему ты вообще веришь Неоме? — вставил Перегрин. — Очевидно, маркиз сказал так просто из вежливости.
— Из вежливости? Это маркиз-то? — недоумевал Чарльз. — Ты когда-нибудь слышал, чтобы он так говорил?
— До некоторых пор я вообще не слышал, как он говорит.
— Но ведь ты прекрасно знаешь, какая у него репутация в Уайтсе.
— Знаю, и все же…
Чарльз задумался на мгновение, но затем сказал:
— В конце концов, со своими деньгами я поступлю так, как считаю нужным.
— Но только не ставь все деньги… пожалуйста, — умоляла Неома.
— Хорошо, я возьму лишь половину. Если проиграю, то у нас будет на что уехать домой.
— Вот так-то лучше, — согласилась Неома.
Чарльз удалился и вскоре исчез в толпе. Перегрин, повернувшись к сестре, со злостью сказал:
— Ты ведешь себя, как дура. У нас был такой прекрасный шанс сделать на Алмазе деньги. Маркиз просто посмеется над нами, когда выиграет!
Неома ничего не ответила. Она могла понять, что переживает Перегрин, но ее предчувствие, что Алмаз не придет первым, не изменилось.
Вскоре послышалось: «Они стартовали!» Перегрин подтолкнул Неому к самому краю круга, и они очутились рядом с финишным столбом.
Неома была вся в напряжении. Первая попытка заезда оказалась неудачной. Был объявлен фальстарт. Лошади вернулись на исходные позиции.
— Спокойно, — сказал Перегрин, — говорят, иногда бывает до двадцати фальстартов, прежде чем лошади начнут соревноваться.
— Думаю, такое трудно вынести, — ответила Неома. Перегрин видел волнение сестры и взял ее за руку. — Не переживай! Как только они стартуют, пройдет не более трех минут, как мы узнаем результат. Вчера кто-то сказал, что Дерби для лошади — возможность за две минуты и сорок пять секунд увековечить себя.
Казалось, прошла целая вечность. Но вот опустился стартовый флажок, и лошади помчались. В толпе раздались выкрики.
У Неомы было лишь одно желание — быстрее узнать, права она или ошиблась. И она молилась, чтобы внутреннее чувство не подвело ее.
Глава 4
— Откуда ты это знала? Как ты догадалась? — не переставая, спрашивал Перегрин. К ним подошел улыбающийся Чарльз и стал задавать такие же вопросы.
Но Неома ответила кратко и просто, что не может объяснить, откуда взялась ее уверенность в победе Матроса. Это было чувство, не поддающееся никакому объяснению.
— Прекрасно, теперь мы возвратимся домой с кое-какими деньгами в карманах, — удовлетворенно заметил Чарльз.
— Надеюсь, кроме этих денег, нам удастся привезти домой еще кое-что, более существенное, — тихо произнес Перегрин.
Чарльз и Неома почувствовали себя виноватыми, позволив себе забыть о главной цели поездки в Сит. Злосчастная расписка в две тысячи фунтов продолжала висеть над ними, словно дамоклов меч.
Направляясь к карете, Неома умоляла:
— Пожалуйста, только никому не говорите, что произошло.
— Нет, конечно же, нет. Мы будем молчать. Никто не должен знать о том, что мы предполагали, кто выиграет, — согласился Перегрин.
— Но маркиз-то об этом хорошо знает, — заметил Чарльз.
— Вряд ли можно просить его никому не рассказывать об этом. Но, возможно, он и сам решит не распространяться на этот счет, — предположил Перегрин.
Неома молила бога, чтобы им не пришлось выслушивать обвинения в том, что они ничего не сказали остальным гостям маркиза о Матросе как о возможном победителе скачек.
Карета была готова к отъезду. Среди гостей, уже занявших места наверху, царила мрачная и унылая атмосфера. Из-за поражения Алмаза многие оставили на ипподроме изрядные суммы. Хотя маркиз предупреждал, что они уедут сразу же после окончания соревнований, чтобы не попасть в дорожную пробку, им пришлось довольно долго пробираться через медленно двигающуюся процессию из экипажей и наездников. Все гостиницы и постоялые дворы, мимо которых они проезжали, были переполнены людьми, отдыхающими перед утомительным путешествием в Лондон. У обочин толпились дети в лохмотьях, многие из них выглядели такими худыми, что Неома не могла не дать им кое-что из оставшейся от завтрака еды. Краем уха она услышала разговор джентльменов, делившихся впечатлениями о новой трибуне на ипподроме. Один из них сказал:
— Я осмотрел все, что только было возможно, и должен признать, что на скачках теперь все сделано прекрасно. Особенно мне понравился буфет.
— Значит, теперь можно даже закусить во время соревнований? — спросил другой джентльмен.
— Там было много соблазнов для желудка. На вертелах жарились куски мяса. Я слышал, что поставщики провизии привезли на ипподром сто тридцать ножек молодых барашков, сто кусков филейной части говядины, более шестидесяти кусков телячьей туши и, кроме того, четыреста штук омаров и много других вкусных вещей, — ответил первый.
Неоме хотелось узнать, что же будет с оставшимися продуктами и нельзя ли это все отдать нищим детям, но она так и не осмелилась этого сделать. Она боялась привлечь к себе внимание маркиза, который мог бы рассказать всем о предсказании Неомы. С замиранием сердца слушала она, как Вики Вейл и остальные женщины выражали маркизу соболезнования по случаю неудачных для него скачек. К счастью, маркиз вообще мало обращал на кого-либо внимания и ничего не сказал о Неоме.
Джентльмены же продолжали жаловаться на свое невезение.
— Это самые худшие из всех Дерби, которые я знаю, — услышала Неома ворчание лорда Дадчетта. — Скачки стоили мне довольно толстой пачки денег!
— А я потерял такую уйму денег, что вам и не снилось, — заявил член парламента, сидевший рядом с Неомой на вчерашнем обеде.
Лорд Дадчетт был так расстроен, что даже не замечал Неому. Все гости разделились: мужчины сидели особняком, обсуждая последние Дерби, а женщины, устроившись на отдельном сиденье сзади Неомы, гадали, как неудачный финал скачек скажется на жизни каждой из них.
— Теперь можно распрощаться с ожерельем, которое я так надеялась получить в подарок от Генри, — сетовала одна из женщин.
— Я была бы счастлива, если б смогла оплатить ренту! — воскликнула другая женщина. — Но в последнее время его светлости не везет. Он так часто проигрывает и теряет при этом кучу денег.
— Я тебе уже давно говорила, Лотти, поищи себе кого-нибудь еще, — заметила первая. Лотти зевнула и сказала:
— Наверное, так и сделаю. Но я привыкла к своему старенькому птенчику, он бывает таким щедрым, когда ему есть что мне дать.
Слушая этот разговор, Неома не могла понять, почему эти леди рассчитывали на такие щедрые подарки от своих спутников. Вспомнились и слова Аврил, когда она заявила, что имеет виды на деньги Чарльза. Неома недоумевала: что удерживало этих джентльменов рядом с такими самоуверенными, вульгарными особами? Перед отъездом в Сит Перегрин сказал, что, даже если бы он был знаком с такой женщиной, все равно не смог бы заплатить ей, чтобы она сопровождала его в Сит. Неужели этим дамам мало того, что они приехали в прекрасный особняк и развлекаются там, неужели они надеялись на какое-то вознаграждение? Возможно, покинув театр на несколько дней, многие из этих женщин потеряли часть жалованья, которое получали в театре. Такое объяснение показалось Неоме вполне оправданным. «Однако какие же роли надо было исполнять, чтобы заработать столько же, сколько стоит ожерелье или рента дома», — задумалась Неома. Несмотря на свою неосведомленность в подобных вопросах, она все же знала, что актрисы зарабатывают в неделю сотни фунтов. Однажды, когда в газетах написали о бенефисе такой знаменитости, как миссис Сиддонз, отец Неомы сказал, что обычно все средства от подобного представления полностью передаются артисту или артистке.