Луговичка, стр. 8

Настя, сильно похудевшая за эти годы, шила Поленьке кукол. Ей так хотелось стать хорошей матерью этому ребёнку. Ведь своих детей у неё не было. Годом раньше родился мальчик, да пожил всего два дня. Умер он у Насти на руках от неизвестной болезни. Настя переживала, плакала и всю свою нерастраченную ласку отдавала Поленьке. Но Поля так ни разу и не назвала её мамой, она была для неё просто Настей. Никакие уговоры не смогли заставить её выдавить из себя это короткое слово. Но Настя ждала, ждала и надеялась, что это когда-нибудь произойдёт.

Как-то рисовала Поля на листе бумаги луговые цветы, да так ловко у неё выходило, красиво очень. Букет будто живой получился. Настя, увидев рисунок, залюбовалась вслух:

— Как красиво, Поленька. Мне бы очень хотелось иметь такой букет, я бы каждый день им любовалась.

Но Поля закрыла рисунок ладошкой:

— Нет, не хочу, я подарю его мамочке.

Настя спросила настороженно:

— А разве не я твоя мама?

Девочка вполне искренне удивилась:

— Конечно, нет. Ты ведь меня нашла, а моя мамочка далеко, в луговых травах живёт.

Настя так растерялась, что не знала, как ответить девочке. Вечером она спросила у мужа:

— Ты рассказал Поленьке о том, что мы её нашли?

— Что ты, Настя. Никогда не говорил. А что случилось?

Андрей даже отодвинул чашку, из которой ел.

— А то, что Поля знает, как и где мы её подобрали той ночью. — Настя смотрела на мужа грустными глазами. Она вздохнула и собрала чашки со стола. — Я никогда не буду ей матерью, она не любит меня.

Андрей стукнул кулаком по столу:

— Глупости, ты её вырастила, она ещё подрастёт, поумнеет и будет звать, а ты даже не думай об этом.

Но Настя думала. Думала и страдала, ей так хотелось, чтобы девочка полюбила её. Но чем старше становилась Поленька, тем больше они отдалялись друг от друга.

Однажды Настя спустилась в погреб, чтобы взять крынку сметаны, но когда она поднялась наверх, дверца погреба неожиданно захлопнулась прямо перед её лицом. Бедная женщина едва не упала с лестницы. Она закричала от ужаса и громко забарабанила в дверцу. Но ей никто не ответил, так как в доме никого не было. Насте пришлось просидеть несколько часов в холодном погребе, пока не пришли отец с матерью и не освободили несчастную узницу.

— Как такое могло случиться?! — недоумевали старики.

Настя молчала. Её бил озноб, а из глаз неудержимо текли слёзы. Старуха напоила её горячим чаем и уложила в постель.

— Бедняжка! Да что у нас, бес завёлся, что ли, дверку вздумал захлопывать!

Скрипнула входная дверь, и в комнату вошла Поленька. При её появлении Настя вздрогнула и замерла под одеялом. Девочка улыбнулась и, отойдя к столу, занялась рисованием. Бабушка посмотрела в её сторону:

— Что же ты, Поленька, к матери не подойдёшь? Захворала она, али не видишь?

Поля, не проронив ни слова, спокойно взялась за карандаш и принялась водить им по бумаге.

— Подойди сюда, внучка, — не унималась бабушка, но Настя вдруг поймала её за руку.

— Не надо, — зашептала она, — пусть рисует, а я хочу отдохнуть.

Бабушка вскоре вышла, укоризненно посмотрев на внучку, и они остались вдвоём. Стояла тишина, лишь изредка шуршал грифель о бумагу. Настя вдруг спросила:

— За что ты не любишь меня, Поленька?

Но ответа не последовало. Грифель продолжал шуршать.

— Что я сделала не так? Чем заслужила твою немилость, ведь я люблю тебя. Ответь, пожалуйста.

После длительного молчания грифель перестал шуршать, и Настя услышала странные слова:

— Ты заняла не своё место и должна уйти.

Настя поднялась на локтях с подушки. Лицо её пылало.

— Это чьё же место я заняла?

Поля не смотрела в её сторону, она продолжала рисовать.

— Ты сама знаешь, чьё. Уйди от Андрея, он любит мою матушку, а не тебя.

Настя больше не могла это слушать. Она вскочила с постели и подошла к девочке:

— Мы с Андреем любим друг друга с детства, тебя мы тоже вырастили как родную, а теперь ты говоришь о какой-то матушке!

Поля подняла глаза на женщину. Сколько было холода и злобы в этом взгляде. С этой минуты Настя поняла: эта девочка никогда не будет её ребёнком. Поля нажала на грифель, и он обломился.

— Не уйдёшь — тебе же хуже.

Настя попыталась усмехнуться:

— А ты не боишься, что о нашем разговоре узнают Андрей и ещё дедушка с бабушкой?

Девочка была совершенно спокойна:

— Тебе никто не поверит.

Поленька — луговой цветочек

С этого дня Настя больше не пыталась примириться с Полиной. Она старалась не замечать её. Всю работу по дому выполняла молча, лишь иногда советуясь с матушкой.

Поля же была ласкова со всеми, а особенно с Андреем. Когда после работы, уставший, он садился за стол, она с радостью ставила перед ним большую чашку горячего супа и смотрела на него большими влюблёнными глазами. Иногда от этого взгляда ему становилось не по себе, но он всё равно усаживал её к себе на колени и гладил мягкие пушистые волосы. Она прижималась к нему всем своим хрупким тельцем и шептала:

— Папочка, я так тебя люблю.

Однажды он подозвал Настю к себе. Настя возилась у печи, помешивая в чугунке кашу. «Как она похудела и подурнела», — подумал он, глядя на жену, но вслух произнёс:

— Что происходит, Настя? Ты совсем не замечаешь ребёнка, ведь раньше всё было по-другому.

Настя не смела поднять глаза, а руки её предательски задрожали. Андрей посадил жену рядом собой и обнял за плечи:

— Что случилось, почему ты больше не любишь Поленьку?

Настя вздрогнула:

— С чего ты взял?

— Она сама мне об этом сказала, да и я вижу…

Женщина решительно встала и, не взглянув на мужа, быстро вышла из комнаты. Разговора не получилось.

Время шло. Андрей построил большой, просторный дом, куда он переселился с Настей и Полиной. Старики радовались за молодых, но тут стали замечать, что соседи на них как-то странно поглядывают да и сторониться стали. Бывало, прибежит соседка Нюра посудачить с матерью по душам, а нынче даже не заглянула ни разу. Братья Кузьма да Василий тоже часто к деду заглядывали, о рыбалке да охоте поговорить, а тут и они не заходят.

«Странно всё это», — подумала мать и постучала к соседке. Дверь Нюра открыла неохотно, сквозь зубы сказала:

— Проходи, — и, не взглянув на гостью, направилась к печке.

— Постой, Нюра. Я тебе яичек крупных, отборных принесла, наша несушка впервые такие снесла.

Но Нюра отказалась:

— Не нужно мне ничего от вас, нечисто всё.

Мать аж поперхнулась:

— Что значит — нечисто? С ума, что ли, сошла, Нюра, свихнулась на старости лет?

Но соседка посмотрела на неё серьёзно:

— Я-то не сошла ещё, а вот вы все будто опоённые ходите, ничего вокруг себя не видите.

Мать ещё больше изумилась:

— Да что мы видеть-то должны? Как жили, так и живём.

— Вот именно, жить-то вы стали богато, и всё у вас ладится, даже дед твой ногу свою поправил, а ведь уж не верили…

— А ты что же, — возмутилась мать, — завидуешь, что ли? Это тебя гложет?

Нюра горько усмехнулась:

— Да не завидую я, Егоровна, просто странно всё это. В доме твоём нечистый завёлся, он вам и помогает.

Тут уж мать не выдержала, плюнула сгоряча на пол и покинула дом соседки. Вечером рассказала мужу о своём разговоре с Нюрой. Дед сначала молчал, а потом и выдал:

— Я тоже был у Кузьмы с Василием, так они мне примерно то же самое сказали. Так, мол, и так, завёлся у вас в доме сатана, а сатана этот — Поленька! Не зря у неё глаз недобрый.

— Да с чего взяли-то? Поленька такая ласковая. — Мать не удержалась и смахнула слезинку.

— Вот и я обругал всяко, на том и расстались.

Дед задумался, а потом как-то нерешительно проговорил:

— Только вот странные вещи происходят, мать! С тех пор как Поленька появилась в нашем доме, Андрей как-то посуровел ко всем, молчалив стал, а Настя и вовсе высохла, смотреть не на что. А ведь была здорова.