Луговичка, стр. 7

Настя прижалась к его плечу:

— Расскажи, Андрюша! Я пойму, обязательно пойму, и тебе легче станет, а то ты уж с осени сам не свой ходишь.

Андрей встал, подошёл к окну, отдёрнул занавеску и увидел полную луну. Она смотрела на него одним большим жёлтым глазом и таила в себе что-то неизведанное.

— Это случилось прошлым летом, помнишь, жара стояла страшная. Я отца в город возил… — Он поведал жене свою историю, ничего не утаивая и не прибавляя, и казалось, что луна тоже слушает и кивает в такт его голосу. — А теперь этот сон… — Андрей вздохнул, заканчивая свой рассказ. — Неспроста он, это знак. Мне нужно быть там.

— Где?! Неужели ты пойдёшь к этому дубу? — Настя подошла и обняла мужа за плечи.

Андрей обернулся и посмотрел Насте в глаза:

— Пойду, чует сердце, надо пойти. Ведь она что-то про моего отца сказала. Откуда она узнала? Прости, я не могу не пойти.

— Ну, тогда и я с тобой. Даже не думай, что один пойдёшь.

Андрей взял её руку:

— А не забоишься? Ведь темно, жутко.

Но Настя была непреклонна:

— С тобой мне не страшно.

— Ну, хорошо, коли так, одевайся, и пойдём.

Уже через пять минут они закрыли за собой калитку и отправились к Ерохину лугу. Луна освещала дорогу, и они без труда добрались до места. Дуб, как безмолвное изваяние, смотрел на них сверху, покачивая кривыми ветками. Настя поёжилась, но тут же справилась с собой и решила осмотреть ближайшие кусты. Андрей всматривался в высокую траву, что росла возле дуба, но, кажется, ничто не подавало признаков жизни, только где-то рядом дважды каркнула ворона.

— Неужели это просто был сон, какой же я глупец…

Андрей с досады обломил ветку, но тут его окликнула Настя. Она сидела на корточках и рассматривала что-то в траве:

— Андрюша, подойди сюда, здесь какой-то свёрток.

Он вздрогнул, подошёл к жене и увидел у неё в руках завёрнутый в белую ткань странный предмет. Настя откинула уголок ткани и ахнула:

— Да это ж младенчик! Смотри, какой хорошенький!

Андрей взглянул из-за плеча жены на мирно спящего ребёнка, и смутная догадка запала в его сердце: «Уж не мой ли это младенец?»

Он опять вспомнил сон и стоял в полной растерянности. Настя ворковала над мальцом и ласково покачивала на руках:

— Какой же он хорошенький, Андрюша! Мы должны его забрать, не оставлять же его здесь одного.

Андрей молчал. Он понял: луговая хозяйка сделала ему сюрприз. Но что она там говорила про отца, чем этот младенец может ему помочь?

Они шли по лугу и смотрели на звёзды. Андрей всё время молчал, а Настя прижимала к сердцу маленький свёрток.

Было ещё очень рано, когда они, отперев калитку и едва слышно ступая, пробрались в дом.

Настя не отходила от младенца ни на шаг. Она всматривалась в ангельское личико, улыбалась ему и наконец решила перепеленать ребёнка. Увидев пухленькие ручки и ножки, молодая женщина пришла в восторг:

— Андрюша! Ты посмотри, какая прелесть, это девочка, и ей месяца три, не больше.

Андрей подошёл и наклонился над малышкой. Она вдруг открыла глазки и вполне осмысленно посмотрела на него. Вспыхнули знакомым светом изумруды. Настя ахнула:

— Какие у неё глаза странные, я таких никогда не видела.

Малышка засмеялась звонко и протянула к Андрею свои пухлые ручки. Он осторожно взял её на руки, и душа у него замерла от неожиданной любви и нежности к этому существу.

Малышка смотрела на него не мигая и что-то по своему ворковала.

Настя стояла у него за спиной.

— Андрей, это ребёнок той ведьмы?

Он нежно поцеловал девочку в щёчку и улыбнулся:

— Это мой ребёнок, а теперь и твой тоже. Мы её вырастим.

Уже светало. За окном розовой полоской вставал рассвет. Андрей и Настя легли отдохнуть, положив рядом с собой чудесную дочку.

Ведьмина дочка

Дочку назвали Полиной. Настя сказала:

— Мы её в поле нашли, вот и будет Поленькой.

Отец с матерью только руками всплеснули, когда увидели девочку. Старушка запричитала:

— Да где ж вы её подобрали?! У вас ведь и свои скоро народятся, зачем вам младенчик этот? И глаз у неё недобрый, странный какой-то.

Старик поначалу молчал, потом хромал возле ребёнка, и так посмотрит, и эдак, и головой покачает. А Андрей как будто и не замечает, сколотил люльку, покрасил и к потолку подвесил.

Настя накидочку на люльку вышила, цветочки всякие, маки да васильки.

— А что люди-то скажут, — не унималась мать. — Откуда ребёнок, спросят, появился?

Андрей обнял мать за плечи и тихо сказал:

— Это наш с Настей ребёнок, и он будет жить с нами.

Отец сидел в углу, чинил валенок и вдруг расхохотался громко, от души. Все повернулись к нему, а он знай себе хохочет. Мать удивилась: уж как заболел, ни разу так не веселился.

— Ну, что на тебя нашло?!

Дед сквозь смех и говорит:

— Когда девки неразумные в подоле приносят, это ещё можно понять, но когда мужик приносит, это трудно скумекать.

И тут стали смеяться все. Андрей расхохотался во всё горло, за ним — Настя, и даже мать сначала крепилась, а потом прыснула в платок.

Поленька росла умным ребёнком. Никто никогда не слышал её плача, а вот звонкий заливистый смех раздавался по всему дому. Она рано начала ходить, а первые слова произнесла уже в полгода. Все домашние очень любили девочку, но особенно к ней привязался дед. Они всюду ходили вместе: дед — прихрамывая, а девочка рядом, держа его за руку. Но однажды мать заметила, что муж её уже и не хромает. Во дворе дров нарубил, в поленницу сложил, а Поленька ему помогала, по чурочке складывала. Вечером старушка не выдержала и спросила:

— А что, отец, нога-то неужели поправилась?

Дед обернулся посмотреть, не подслушивает ли кто, и говорит тихо:

— Знаешь, мать, сам до сих пор поверить не могу. Прибежала давеча Поленька со двора, притащила сучок какой-то корявый. Сама смеётся и этим сучком по моей больной ноге водит. Водит и приговаривает что-то тихо так, шепелявит. Ну, думаю, нашла игрушку, по больной ноге палкой водить. Поводит, поводит, а потом спрашивает: «Твоей ножке, дедушка, тепло ли стало?» А я чувствую, ногу-то будто огнём опалило, жар такой, что не объяснить. «Ты, — говорю, — почто, внученька, над дедом своим измываешься? Нога-то ведь в жару пылает». А она мне вот что: «Так и должно быть, дедушка, но скоро всё пройдёт и будет ноженька твоя здорова». И что ты думаешь, — дед повернулся и закатал штанину. — Взгляни, рана три года не заживала, а теперь как будто и не было.

Старуха всплеснула руками: на месте гниющей раны только розовый рубец остался. Вот так Поленька! Когда внучка подросла, дед стал часто брать её на рыбалку, но не только как собеседницу, а именно потому, что очень уж рыба хорошо клевала в её присутствии.

А вот на конюшню Поленька не любила ходить, уж больно лошади вели себя беспокойно, как будто боялись чего-то. Дед и сам это заметил, но решил не придавать этому значения.

— Может быть, её глаза так на них действуют.

Глаза у Поли действительно были необычные. Их изумрудное сияние приводило в трепет любого, кто их видел. У девочки не было братьев и сестёр, и потому всё своё время она проводила со взрослыми, удивляя их своими небывалыми способностями. Однажды бабушка случайно ошпарилась кипятком, пролив на себя ковш горячей воды. Она едва не потеряла сознание от боли. На её крик прибежала Поленька. Девочка что-то пела и размахивала руками возле бедной бабушки, и уже через полчаса боль утихла, а от ожога не осталось и следа. Андрей души не чаял в дочке и ничему не удивлялся. Он знал магическую силу её матери. Даже уставший, он мастерил ей игрушки, выстругивал из дерева лошадок, сам расписывал их яркими красками и покрывал лаком. Он привозил ей из города платья, да такие красивые, каких ни у одной девчонки в селе не было. Впрочем, и подруг у Поленьки тоже не было. Все сторонились странной девочки, а может быть, завидовали её нарядам. Поленьку это не огорчало, она не любила играть с детьми.