Монохром, стр. 17

— Я могу помочь.

— Сомневаюсь.

— Предлагаю сделку. Я показываю путь к месту, где обитают ?гольники. Ты берешь меня с собой в рейд и обязуешься довести до логова.

Я задумался. Еще вчера вечером, после оборванного разговора в раздевалке, стало ясно: бывший отмычка знает про новых обитателей Зоны больше остальных бродяг. Но теперь он прямо предлагал сотрудничество. Его информация против моей протекции.

— Откуда тебе известно про… ?гольников и их логово?

— Разве я обязан делиться инфой, которой торгую?

А парень — не промах. Интересно, мне показалось или в его низком голосе проскользнула насмешка?

— Не обязан.

— Фоллен дал тебе ложные координаты локации, — сообщил Лёвка. — И на этот раз не из корыстных соображений. Просто он сам толком не ведает о том, что происходит.

— А ты ведаешь?

— Я могу тебя гарантированно вывести к их логову. Но вдвоем туда не пробраться. Понадобится помощь опытных сталкеров.

— Тогда придется брать в долю лишние кошельки.

— Решай сам. Я предупредил: вдвоем не пройдем.

— А я еще не дал согласия.

Лёвка не ответил. И в этом безмолвии мне вновь почудилась насмешка. Он словно бы без слов дал понять: ты согласился, дружок, ибо некуда тебе деваться — информация дороже денег и важнее понтов.

Так, стоп. Кажется, старина Минор становится мнительным.

— Пусть будет так, — решил я. — Ты ведешь меня к логову, я позволяю тебе быть рядом.

— И мы обязуемся помогать друг другу при необходимости.

— Какого банана я должен тебе помогать?

— Не только ты мне, но и я тебе. Это мое условие.

— Романтики в формулировках захотелось? — Я бы пожал плечами, но особенно узкий в этом месте лаз не позволил совершить простого движения. — Ну ладно.

— Договорились. А теперь, будь добр, поторопись — кажется, кто-то шибко умный собирается подпалить мусор.

Мне и самому начало казаться, что сзади потянуло теплым воздухом, но я не придал этому значения. А вот теперь, после слов Лёвки, перед глазами выстроилась очень неприглядная картина, главным персонажем которой являлся зажаренный в дымоходе Минор. Сразу вспомнилась печь для закаливания кирпича, в которой я полгода назад чуть было не пал жертвой блуждающей «жарки». К счастью, тогда вместо меня в хрустящий бифштекс превратился бандит Бес, но в памяти горчинка от пережитого засела прочно.

— Демоны Зоны! — выдохнул я, принимаясь быстро ползти вперед.

Сомнений в поджоге больше не было — где-то внизу весело заполыхала куча радиоактивного дерьма, грозя спалить нас, как тараканов в керосинке. Вонь многократно усилилась, став умопомрачительной. Трубу начало заволакивать едким дымом.

Но главное: с каждой секундой становилось все жарче и жарче.

Глава четвертая

Приграничье

Есть мнение, что в экстремальной ситуации в организме вскрываются скрытые резервы, и мы махом становимся сильнее, быстрее, выносливее. А если верить байкам, коих неимоверное число травится вечерами у костров под стаканчик-другой сорокаградусной, один желторотик еще в стародавние времена первых рейдов умудрился несколько километров груженный щебнем вагон за собой по рельсам проволочь, когда его дружки к сцепу приковали да так на растерзание мутантам и оставили. Понятное дело, подобные россказни — брехня, но определенный запас прочности, несомненно, в человечьих потрохах имеется, и, по задумке, в минуту опасности должна срабатывать некая пружинка. То ли я уже перестал быть человеком, то ли не полностью бодун прошел, то ли еще какая беда стряслась, долго гадать можно — только ни хрена у меня ничего не сработало. А очень, надо заметить, хотелось, ибо ситуация становилась критической.

Когда до выхлопного отверстия оставалась пара метров, мне пришлось извиваться ужом, пытаясь хоть как-то ускорить движение. Труба в этом месте шла почти вертикально, и держаться между узких стенок становилось все труднее. Сорвись я сейчас, и нас с Лёвкой и всеми, кто ползет за ним, можно хоронить.

Упершись локтями в кирпичи и сдирая в кровь колени, я изо всех сил рвался вверх, прочь от дыма и жары. Мышцы едва не лопались от напряжения, связки натянулись, как веревки, сиплое дыхание отдавалось в ушах, мешая сосредоточиться. Но все равно я полз слишком медленно, чтобы успеть выбраться и помочь остальным. А глупый организм все не спускал пресловутые пружинки-резервы: или чего-то ждал, или не осталось их вовсе. Неужто старею?

— Минор, бодрей двигай! Задохнемся… — Лёвка закашлялся. — Пацанов внизу через минуту зажарит.

— Лезу, — прохрипел я. Задрал голову и, щурясь от дыма, проорал: — Дрой, вытяни!

Вместо ответа в морду прилетело с полкило сажи и земли. Налобник свернуло набок, респиратор повис на резинке, и я еле успел захлопнуть хлеборезку, чтобы не наглотаться грязи. Свирепо фыркнув, выжался на полную катушку. Правый локоть сорвался вниз, сердце пропустило удар. Плечо больно проехало по стенке, заставив сжать зубы. Зато еще сантиметров на двадцать поднялся. Чуток осталось. Терпеть.

Когда я уже начал задыхаться от едкого дыма, то сверху наконец послышалось неразборчивое бормотание, и щеки коснулось что-то холодное. Я приоткрыл глаз: ремень. Ох, Дрой-Дрой, тоже мне умник нашелся.

— Чем хвататься прикажешь? — выцедил я. — Зубами?

— Меньше текста, — скомандовал он. — Изворачивайся живо, а то остальных потеряем.

Чуть не воя от боли в плече и коленях, я поднял левый локоть и резким движением вскинул руку. Уцепился за ремень, сдирая ногти и чувствуя, как начинаю медленно съезжать вниз.

— Тащи!

Рывок. Еще один.

В запястье что-то мерзко хрустит, дышать нечем, автомат тянет вниз, словно весит не четыре кило, а все двадцать…

Дрой, рыча от напряжения, выволок меня из трубы, прислонил спиной к кирпичной кладке и вернулся обратно к отверстию в трубе.

Переведя дух и дождавшись, пока перед глазами перестанут мельтешить веселые искорки, я снял разбитый налобник, размотал ремень, оставивший на предплечье красные полосы, взял «калаш» наизготовку и огляделся.

Два исцарапанных с ног до головы сталкера затаились возле токарного станка, который давным-давно проржавел насквозь. Они, держа штык-ножи обратным хватом, пасли узкий проход между боковой стеной строения и рядом гаражей. Сквозь стебли прошлогоднего бурьяна была видна серая полоса асфальта.

Еще один чумазый бродяга копошился на противоположной стороне заднего двора, готовый прикрыть тыл. Он обустраивал огневую позицию, используя в качестве опоры для длинного ствола винтовки ось перевернутой тачки. Вот ведь акробат! Да и как только ухитрился через дымоход модифицированную снайперку протащить?

Нам повезло: инженеры спецназа не знали об этом выходе. А если и знали, то не сочли нужным перекрыть его перед началом штурма, полагая, что сталкерам хватит ума не пользоваться каменной кишкой, фонящей и благоухающей, что твоя свалка. И хрен угадали. Ума хватило с запасом, изворотливости — тоже. Но главное, вояки, которые внизу подпалили мусор с целью выкурить беглецов, не могли связаться с теми, кто остался на поверхности, а то бы нас давно приняли под белы рученьки — полуголых и почти безоружных. Спасибо толстым перекрытиям подвалов Фоллена, что намертво экранируют радиосигнал, и самому хозяину бара, который скорее всего сейчас заговаривает зубы и умасливает разгневанных штурмовиков.

— Очухался?

— Угу.

— Мой ремень слишком короткий… Снимай-ка портупею, — велел Дрой, отворачиваясь от дыма, валящего из скособоченной трубы. Его сивые брови были опалены, глаза слезились. — Кхе-мх… Да скорей же шевели мослами! Пацаны передохнут, пока ты тут тупишь!

— Ты-тут-ту, — передразнил я, вставая.

Дрой гневно посмотрел на меня, не въехав в шутку, и раскрыл было рот, чтобы обматерить за нерасторопность, но я не дал ему такого шанса: клацнул пряжкой и выдернул ремень, подхватив ножны и чехол с ПДА. Мы быстро соорудили сцепку и бросили конец вниз.