Эскиды, стр. 65

Лиалин лежал недвижимый среди помятых ромашек. Голова его была неестественно завернута. Толстая сучковатая ветвь лежала рядом, почти закрыв его собой. Внутри будто что-то оборвалось. Эшора торопливо стащила с Хранителя тяжелую ветку и опустилась перед ним на колени, принявшись что было сил его тормошить. Лиалин не отвечал.

— Лиалин… — Эшора дрожащими пальцами тронула Хранителя за плечо. — Лиалин! Я прошу тебя! Я люблю тебя! Лиалин, не своди меня с ума! Лиалин! Я люблю тебя! Ответь! Я тебя…

— Я тоже тебя люблю, — Хранитель осторожно перевернулся на спину. — Заметь, ты сказала это первая! — он легонько потер ушибленную голову и слабо улыбнулся. — Зря я не грохнулся раньше.

— Ах, ты! — девушка в гневе отпихнула его от себя и попыталась встать. — Ты всё нарочно!

Лиалин ухватил её за талию и притянул к себе.

— Если для того, что услышать, что ты меня любишь, мне надо упасть снова, я готов. Но тогда тебе придется кормить меня с ложечки, так как в другой раз я точно останусь без зубов. — Лиалин раскрыл перед её лицом ладонь, и Эшора обомлела — в ней лежал сильно помятый, но по-прежнему прекрасный розовый цветок.

— Ты всё-таки его достал! — прошептала она, бережно касаясь мятых лепестков.

— Я же обещал, — просто ответил Лиалин, совершенно позабыв про все свои ушибы и ссадины.

— Я тебя люблю, — уже уверенно произнесла Эшора. Из головы вылетели все разумные мысли и остались лишь эмоции. Эмоции, захлестнувшие их обоих. Целуясь, они упали в траву. Взлетели в небо вспугнутые разноцветные бабочки. Где-то в чаще заливался соловей, возвещая о рождении нового союза.

И всколыхнулась Энергия, и всколыхнулось Время, чувствуя, что настала эпоха перемен…

Светлая Дивия долго прислушивалась к пению далёкого соловья и, наконец, обернулась к Сварогу, и взгляд ее был затуманен печалью, как заливные луга перед рассветом.

— Сбывается предсказание. Не справился Перун…а может не справились мы. Что-то упустили… не поняли… Страшные времена грядут, Ютра. Надо найти Кочевника, пока неизбежное не случилось.

Ютра ответил молчаливым кивком и отвернулся, чтобы Дивия не видела, какая мука отразилась на его лице. Душу захлестнула любовь, переполнявшая два юных сердца, и невыносимая тоска неизбежности. Однако Дивии его лица видеть не надо было. Её терзали те же чувства, но выбор между двумя влюбленными и целым народом был сделан давно, задолго до их рождения…

Эшора сладко потянулась и, уткнувшись лицом в плечо спящего Лиалина, крепко обняла его. Сиреневый сумрак рассвета только-только начал бледнеть. Над головами шумел еще сонный лес, и качали закрытыми головками белоснежные ромашки. Девушка нащупала в своих волосах цветок Лады и, осторожно выпутав его из взбитых волос, положила на грудь Хранителя. Вокруг было так тихо и спокойно, что душа отказывалась верить, будто может быть по-другому. Пробежал по макушкам древних сосен утренний ветер, поалели и растаяли на востоке ночные облака. Полыхнуло робкими всполохами еще сонное солнце… И приподнявшись на коленях из травы, Эшора встретила первый в своей юности рассвет на родной планете… Ромашковое поле вздохнуло, встрепенулось, и воздух оросился миллиардами сверкающих бриллиантов. Роса… Холодная утренняя роса… С хрустальным звоном вновь оседала на вздрагивающих лепестках… И сверкающими искрами стекала по стебелькам в траву… Или повиснув на самом краешке листа, тянулась к земле… тянулась-тянулась, и вдруг срывалась вниз, чтобы разбиться на триллионы сияющих брызг… В голове роились сотни мыслей… Как жаль, что Лин был у нее не первый… Ее рука скользнула ему под рубашку… А может и к лучшему… Пальчики скользнули вверх и замерли, нащупав грубые рубцы. Ее рук дело. Не рассосались… Эшора отрешенно смотрела, как мирно вздымалась грудь спящего Хранителя и вспоминала его руки, его губы… И с ужасом осознавала, что ударь она его чуть выше, и уже никогда бы не узнала ни его, ни себя…

Лиалин перевернулся на бок, подгребая ее под себя. Девушка ласково провела по его волосам:

— Нам пора.

Не открывая глаз, Хранитель отрицательно качнул головой:

— Без нас там ничего существенного не произойдет, — и лениво улыбнувшись собственной наглости, зарылся в ее волосах. — Пусть подождут.

— Пусть, — безвольно согласилась она, прикасаясь к его губам…

Глава 4

Лано рывком распахнул двустворчатые окна, подставив мокрое лицо холодным порывам ветра. Устал… Вечная, не проходящая усталость. И напряжение… Зачем отец требует невозможного? Он все равно не сумеет быть ему подмогой… Тем более теперь… Остро кольнуло в груди. Лано судорожно вздохнул. В его организме что-то происходило, что-то неподвластное ему самому. Медленно, но неотвратимо он менялся. Рассматривая свои руки, Лано не расслышал тихие шаги матери.

— Лано?! — полный изумления и радости шепот прозвучал подобно грому. — Сынок?

— Правительница? — Лано попытался принять свою обычную студенистую форму, но тело отказалось его слушаться. — Как ты вошла? Я запирал дверь! Я знаю!

Иса недоверчиво и восхищенно смотрела на своего первенца и не могла налюбоваться: высокий статный, словно молодое деревце, он затравлено смотрел на нее своими темно-синими глазами, волнистые пряди черных непослушных волос падали на красивое чуть вытянутое лицо, скрывая бледный румянец. Мучительный стыд застыл во всей его позе…

— Как же ты хорош! — прошептала женщина и кинулась ему на шею. Ее руки прижались к его плечам, ласкали его лицо, волосы, — Сынок… сынок… Я и мечтать не могла, что обниму тебя когда-нибудь!

Лано неуверенно обнял мать. Сначала осторожно, а потом крепко. Он ощутил ее дыхание, запах ее волос, трепет ее рук… И вдруг со всей ясностью осознал: каков на вкус мир предков. Понял, отчего их отцы так горевали об их жизнях. Запахи, прикосновения, голод, сон — у них все — абсолютно все! — по-другому!

— Я так рад, что ты пришла, — запинаясь, произнес он. — Я рад. Мне многое надо у тебя спросить, но и рассказать — не меньше… Это так странно…

Взгляд Правителя бесцельно блуждал по теплому черному бархату ночного неба Редкие яркие вспышки разноцветных огней недвусмысленно указывали на всю особенность этой ночи. Под сапогами из хорошо обработанной кожи опечи стелились первые робкие ростки будущих непроходимых дебрей. Память относила Правителя все дальше в прошлое, когда измотанный войнами и долгими поисками народ-отщепенец решил осесть на Сайрийи — Вечерней звезде, как назвал ее тогда Асень…

…Златовласый паренек с воспаленными от постоянных недосыпаний глазами что-то внимательно рассматривал, стоя в центре стереокарты.

— Наивный мечтатель, — выдернул его из раздумий сильный приглушенный голос. — Мы не сможем уйти от них! Все! Абсолютно все пространство роси смогут прощупать с помощью Целителей!

— Им сейчас не до нас, — паренек обернулся к говорившему и сочувствующе покачал головой: — Ты жуткий пессимист, мой друг. Просто удивительно, как ты умудрился вести наш народ в такие битвы!

— Язвишь?

Асень коротко засмеялся и вернулся к своему занятию:

— Понимаешь, перед тем, как уйти с тобой, я говорил с Прове. И он сказал, что наши противники… мы, то есть, выживем после удара Десницы Сварога и не просто выживем, а приобретем невиданную доселе силу. А ты знаешь, что это значит?

— Что?

— А это, Варкула, значит, что мы обязательно найдем место, недосягаемое для Перуна и Дашубы, — поучительным тоном объяснил паренек. Изумрудно-зеленые глаза его смотрели сквозь Варкулу, сквозь пространство, наливаясь, как живой водой, интересом, — А это что такое? Раньше ее не было…

Его пальцы стремительно бегали по призрачной карте, заставляя звезды и планеты двигаться в хаотическом порядке.

Вздохнув поглубже, Асень ушел в мир-между-мирами. Голоса…стоны…смех…тишина… прошлое…грядущее… Пустота… Мир полный огней…. Отмахиваясь как от назойливых мух, бывший рось разгонял ненужные видения. Вот оно! Недоверчиво поглядывая на мерцающую точку, паренек почти полностью растворился в нигде — ошибки быть не могло. Это была планета, нестабильная в их измерении…