Книга нечестивых дел, стр. 67

Глава XXVIII

Книга зверей

Члены Совета десяти вошли в обеденный зал через двойные двери, которые растворили перед ними лакеи в белых перчатках. О, как богато и солидно выглядели вельможи — холеные, с гладкими руками и кольцами на пальцах. В восточных шелках, турецких кружевах и тонкой флорентийской шерсти. Некоторые надели широкие воротники и тяжелые золотые цепи, расправленные на плечах с таким старанием, что казалось, будто их положение тщательно выверяли, дабы они не перевесили своего владельца ни назад, ни вперед.

Все носили головные уборы. Самые модные походили на колокола из красного бархата с золотой каймой и бордовыми буфами с серебряными кисточками. На других были кожаные кепи, матерчатые шапочки, непомерного размера береты, тюрбаны на подкладке, а на одном — шляпа с подвернутыми полями и петушиным гребнем до плеча. Вступая в своих сказочных нарядах в обеденный зал, члены совета казались фантастическими ядовитыми грибами.

Обед начался с простого салата из клевера, приправленного чистым оливковым маслом, бальзамическим уксусом и капелькой меда. Считается, что клевер усиливает аппетит, а старший повар хотел, чтобы важные гости по достоинству оценили меню. Когда перед ними поставили тарелки с салатом, тучный синьор Кастелли, считавший себя эпикурейцем, поправил берет и, нахмурившись, потыкал в листья вилкой.

— Трава? Мы что, кролики?

Ландуччи подцепил салат на вилку и заметил:

— Нечего ворчать по поводу еды. Мы здесь ради дела.

Синьор Цеси набил полный рот салата и, откинув кисточки на шляпе, заметил:

— Восхитительно. — А когда Ландуччи ожег его взглядом, пожал плечами и добавил: — Одно другому не мешает: мы можем позволить себе насладиться едой. Ведь дело не займет много времени.

— Это верно, — хмыкнул Ландуччи. — Какая разница, кого из двух старых ослов мы выберем? И тем и другим можно одинаково вертеть.

Пока служанка убирала тарелки из-под салата, к собравшимся обратился синьор Абруцци:

— Господа, а не сэкономить ли нам время? Положим имена того и другого в шляпу, и пусть дело решит жребий. — Он снял с головы красную феску и, ухмыльнувшись, предложил членам совета.

— Абруцци, ну вы и проходимец! — Синьор Беллармино хлопнул ладонью по столу и громко расхохотался. — Полагаете, что мы настолько не уважаем должность дожа, что способны превратить выборы в фарс?

Члены совета рассмеялись. Даже Ландуччи улыбнулся.

Они продолжали веселиться, когда служанки внесли следующее блюдо. И как только тарелки расставили перед гостями, те покашляли, покрякали и умолкли, изучая замысловатое творение.

Перепела — маленькие птички, каждая на один-два укуса, и взрослый мужчина способен съесть несколько штук. Поэтому перепелов обычно подают без голов на огромном блюде, которое несут две служанки. Но этим вечером гости получили по одной птице, причем с головками на шеях, раскрытым клювом, словно они выводили трель, и расправленными маленькими крыльями, точно перепела только что сели на свои воздушные гнезда из теста.

Я наблюдал, как старший повар готовил эти гнезда: сначала выдавливал винным бокалом круг из теста, а затем сверху прикреплял такие же по размеру кольца. Пропитывал взбитыми яйцами и не сводил глаз, пока они пеклись. А едва те надувались, блестящие и румяные, тотчас вынимал из печи в клубе пара. Он все время контролировал других поваров, готовивших остальные элементы блюда. Пробовал паштет с таким видом, словно предавался медитации, рассматривал и нюхал каждую веточку тимьяна, разрезал перепелиные яйца на три части и разворачивал веером. Не доверил приготовление соуса повару и сам с пугающей энергией вспенивал в горшке жженое вино.

— Сначала трава, теперь перепелка? — удивился Беллармино. — Это что, шутка?

— Мадонна! — воскликнул синьор Кастелли, попробовав сдобное гнездышко под соусом. — Оно такое легкое, что может унести ветерок, — говорил он с набитым ртом. — А соус! Вы только отведайте!

Сенаторы принялись за еду, и сквозь приоткрытую дверь послышалось их одобрительное хмыканье и бормотание. Некоторые медлили разрушать искусное творение. Освобожденные от костей перепела — косточки остались только в расправленных крыльях — были фаршированы гусиным паштетом. Каждая птица сидела на перепелиных яйцах, разрезанных и развернутых веером, чтобы образовалась выемка. Пропитанные прозрачным соусом воздушные гнезда блестели словно от росы. Веточки тимьяна на голубых тарелках изображали ветви деревьев, на которых птицы устроили гнезда, а на некоторых листиках сияли аккуратные капельки того же соуса.

— Прекрасное оформление, — похвалил Кастелли, облизывая с вилки гусиный паштет. — Словно поэма!

Синьор Гамба указал вилкой на крохотные крылья.

— Как будто хочет взлететь. Напоминает о моих любимых соколах.

— А мне — о музыке. — Кастелли ткнул перепела в открытый клюв. — Малыш погиб, распевая песни.

— Умелый повар, — нахмурился Ландуччи. — Ему удалось извлечь все мелкие кости, как он уже однажды проделал с рыбой. Умеет вынимать кости из чего угодно. У него под кухней должны быть выкопаны катакомбы для костей. — Он надавил пальцем на освобожденную от костей тушку и еще сильнее нахмурился. — Никогда не понимал, зачем нужны катакомбы. К чему хранить кости умерших?

— Священник мне как-то объяснил, — рассеянно ответил синьор Гамба, не переставая жевать. — Кости хранят для того, чтобы мы помнили.

Ландуччи потемнел лицом.

— О чем?

Гамба поднес вилку с мясом перепела ко рту.

— Он не сказал. — И, закрыв от наслаждения глаза, добавил: — М-м-м… очень умелый повар.

— Что верно, то верно, — кивнул Ландуччи. — У меня есть свой человек на кухне, который рассказывает о нем весьма подозрительные вещи.

У него есть свой человек на кухне? Шпион? Меня охватил ужас.

Ландуччи показал на изящного перепела.

— Зачем такие изыски? Это всего лишь еда.

— Он художник. — Чувствовалось, что Кастелли начинает раздражаться. — Неужели вы не способны получать удовольствие от хорошей еды? Наше дело не горит. Сами же сказали, что один старый осел стоит другого. Мне понравилась мысль вытаскивать имена из шляпы. Покоряет своей непочтительностью.

— Согласен, — улыбнулся Гамба. — Давайте поучимся у нашего искусного повара и хоть раз поступим не так, как всегда.

— Отличная идея.

— Оба одинаково глупы.

— Почему бы и нет?

Разговоры умолкли, когда старший повар удивил всех и лично появился в обеденном зале с очередным блюдом. Служанка придержала дверь, а он — человек с таким высоким положением — внес поднос с еще не снятым с вертела огромным куском жареного мяса. После изысканных крохотных перепелов этот большой кусок источающего кровь мяса на железном вертеле произвел сильное впечатление, как и явление старшего повара Ферреро в роли официанта.

— Синьоры, — начал мой наставник, — этот кусок слишком велик для служанок. Поэтому сочту за честь обслужить вас сам.

Он взмахнул грозно блеснувшим разделочным ножом, обмотал полотенцем конец горячего вертела и сиял жаркое с подноса. Другой конец поставил на тарелку сидящего ближе всего члена совета так, что мясо оказалось рядом с его лицом, а затем переносил с места на место, строгая большие неровные ломти, грудами падавшие на тарелки гостей. Члены совета, оцепенев, следили за его действиями, а он объяснял:

— Мне повезло, что я оказался на Риальто сразу после того, как пришел корабль из Восточной Африки. Это животное еще вчера дышало и рычало. Предполагалось, что его, еще живого, доставят его святейшеству и забьют на кухне Ватикана. Однако произошла путаница, и оно попало в наш порт.

— Но что это такое?

— Мне удалось выпросить этот кусок для вас. А остальное положили на лед, чтобы отправить в Рим.

— И все же что это?

— Мясо льва. Я подумал, вам надоели постоянные ягнята и телятина. И рад угостить вас символом нашей светлейшей республики. Разве найдутся более достойные мужи, чем самые могущественные граждане Венеции, чтобы отведать мясо этого мощного зверя?