Книга нечестивых дел, стр. 49

Черт! До этого мгновения я понятия не имел, что мне предстоит выступить против Борджа и Ландуччи, но страстность синьора Ферреро была настолько заразительной, что я ответил:

— Да, маэстро.

Глава XIX

Книга скрытых от глаз вещей

Через пять утомительных дней в трясущейся по ухабистым дорогам карете мы вернулись в Венецию. Попадались участки с такими рытвинами, что приходилось выходить и идти пешком, чтобы не покалечиться от ударов о стенки. На пути в Рим меня поддерживало приятное ожидание нового, но обратная дорога была всего лишь изматывающей поездкой, которую скрашивали только рассказы старшего повара.

Он говорил о рукописях и миниатюрах, спасенных в таких далеких местах, как Вавилон, и повторил, что знания необходимо собирать, где бы они себя ни проявляли.

К вечеру лошади завернули в центральные ворота дворца, и я вылез из кареты, усталый, но довольный возвращением домой. Я думал, что синьор Ферреро немедленно отправится к семье, но он вышел вслед за мной и, отряхнув с одежды пыль, выразил желание посмотреть, как без него управлялся на кухне Пеллегрино.

Мы прошли через задний двор, и я вслед за старшим поваром переступил порог пустой кухни. Синьор Ферреро зажег лампу и, осматривая длинное помещение, довольно кивал при виде чистых разделочных столов и аккуратно подметенного пола. Он проверил огонь под горшками, вернулся к резервуару с водой, заглянул внутрь и воскликнул:

— Матерь Божья! Воду не поменяли!

В этот момент я заметил ведра — они стояли рядом с цистерной, а не как положено, вверх дном у очага. И в каждом — немного затхлой воды. Единственный недочет в идеальном управлении кухней.

— За работу, Лучано! — Старший повар указал на оскорблявшие его взгляд ведра, а сам потянулся к затычке под резервуаром. Она открылась с чмокающим звуком, и он с отвращением наблюдал, как вода выливалась в желоб. Я подставлял ведра с другой стороны и выливал стоялую воду на брусчатку, хотя мне она, как всегда, казалась вполне пригодной. Я ворчал себе под нос, недовольный этой странностью наставника, и мечтал поскорее добраться до своего соломенного матраса. Синьор Ферреро принялся складывать дрова в очаге с самым крепким крюком. И, показав на большой железный чан, приказал:

— Ну-ка наполни свежей водой. Неизвестно, когда ее сюда налили. А я пока разведу огонь. Придется ошпарить ведра. — Он двигался с трудом, лицо казалось изможденным, одежда покрылась пылью — старший повар устал не меньше моего.

— Маэстро, — спросил я, — можно я все сделаю завтра утром?

— Нет. — Он ногой пододвинул ко мне чан.

Я, тихо ругаясь и зевая, выскочил во двор, и холодная вода полилась в чан. Наполненный до краев, он оказался слишком тяжел, чтобы нести за ручку, и я, сгибаясь под весом, обхватил его руками. Старший повар помог мне повесить чан на крюк.

— Мы не можем рисковать.

— Чем? — Я тяжело дышал.

— Кроме всего прочего, из него могли пить крысы.

— О!

Он разжег огонь, и голубоватые язычки пламени лизнули днище чана.

— Ты когда-нибудь слышал о Роджере Бэконе? [37]

— Нет, маэстро.

— Разумеется. Никто не помнит доктора Мирабилиса.

— Какого доктора?

— «Мирабилис» значит «чудо-учитель». Он был обладателем запретных знаний — магом-отшельником.

— Но какое он имеет отношение к необходимости ошпаривать ведра?

Синьор Ферреро присел у очага.

— Я расскажу тебе его историю.

Вот нелегкая! После пяти дней в карете он собирается еще о чем-то рассказывать. Нашел время! Но его истории всегда были удивительны, и я покорно сел рядом и стал слушать.

— Бэкон родился триста лет назад в Англии, — начал старший повар. — Он был францисканцем, монахом нищенствующего ордена, и ему ничего не позволялось публиковать без одобрения церкви. Разумеется, возбранялись всякие исследования, кроме теологических, и Бэкон, который был прекрасным ученым, не только не мог издавать свои труды, но даже учить.

— Что ж это за учитель, которому нельзя учить?

— Издевательство. — Синьор Ферреро развел руками и покачал головой, словно говоря: «А что поделаешь?» — Но у Бэкона был союзник. В то время папский престол занимал французский интеллектуал Клемент Четвертый, и они обошли запрет так: Бэкон рассказывал о своих открытиях в письмах самому папе. Посылал Клементу сочинения по логике, математике, физике и философии. Рукописи попадали в Рим, но их не публиковали. И когда пана Клемент умер, Бэкона арестовали.

История походила на все остальные, которые я выслушал за пять дней в карете. Смысл их всех был один: знания получают у властей решительный отпор.

— Бэкона обвинили в колдовстве и десять лет держали в заключении. Некоторые считают, будто он предпочитает продолжать в тиши и спокойствии свои труды, но некое доверенное лицо утверждает, что он согласился, поскольку ему показали орудия пыток и пообещали их применить, если он вознамерится сопротивляться. Бэкон был практичным человеком. Он собирался написать всеобъемлющую энциклопедию. Но после его смерти остались только отдельные фрагменты и вскоре его имя забыли.

— Откуда же вы знаете…

— Бэкона держали под замком, но ему требовалось есть. Один из людей, которые общались с ученым в эти плодотворные годы, работал поваром и, как ты догадываешься, был из числа хранителей.

Спасенные этим отважным человеком рукописи просто потрясающи. Бэкон рассчитал положение и размер небесных тел. Предсказал появление летательных аппаратов и кораблей, которые будут двигаться при помощи пара, изложил теорию изготовления пороха до того, как Поло привез этот порошок из Китая. Он изучал оптику и придумал инструменты, позволяющие смотреть как в небо, так и в стакан с водой.

— Что можно увидеть в стакане с водой?

— Бэкон утверждал, что там обитают маленькие существа, крохотные организмы, размножающиеся в стоячей воде, которые невозможно увидеть простым глазом. Невидимые демоны проникают в тело через рот, и люди заболевают. Они вызывают чуму, мор и даже могут стать причиной смерти. Вот почему я требую, чтобы вода всегда была свежей.

Я взглянул в ведра и представил мириады маленьких тварей, корчащихся в злобном веселье, сплетающихся на дне в клубки и ползающих по стенкам, выделяя из себя заразу. От одной этой мысли мне стало нехорошо и к горлу подступила тошнота.

— Но, — продолжал старший повар, — Бэкон утверждает, что кипящая вода уничтожает паразитов и делает ведра чистыми и безопасными.

Он рассказывал о замечательных идеях и теориях средневекового гения, пока из чана не послышались звуки кипения и не показались первые струйки пара. Ошпаривая ведра, я испытал истинное облегчение. Представлял, как в пару исчезают мерзкие маленькие существа, и в первый раз перевернул ведра с чувством удовлетворения, а не раздражения от бессмысленной работы.

— Завтра, прежде чем наполнять резервуар, ошпарь и его тоже, — сказал старший повар.

— Хорошо, маэстро. — Я понимал, что буду делать это с удовольствием.

— А теперь доброй ночи.

Он поплелся к задней двери, а я, восхищаясь его познаниями, присел у очага. Когда-нибудь умные мужи изучат сочинения Роджера Бэкона и построят летающие машины, корабли, движимым паром, инструменты для измерения небес и созерцания извивающихся в воде маленьких вредоносных существ. Они воспользуются гениальностью англичанина, потому что его повар и хранитель сберег знания, которые позволят переделать мир. Сознание, что и я могу стать частью этого почетного сообщества, повергло меня в трепет. Хранители — замечательные люди и выдающиеся учителя.

Я решил положить достойное начало своей подготовки и показать наставнику, чего стою. Вооруженный знаниями, полученными благодаря кулинарным неудачам, и понимая, что волшебным ингредиентом являются яйца, я задумал приготовить блюдо, символизирующее самих хранителей.