Верный обманщик, стр. 27

— Без сомнения, звонили из автомата, — сказала Ариэль, удивляясь в глубине души, откуда у нее только берутся силы так убедительно лгать. — Я слышала шум улицы.

— Я предупрежу дворецкого, чтобы он сам поднимал трубку и не звал тебя к телефону, если номер не высветился на определителе, — сказал Стюарт, гневно сжимая кулаки. И, прижав к себе Ариэль, прибавил: — А ты, моя маленькая дурочка, больше не расстраивайся из-за всякой чепухи. Это же надо было додуматься: обращать внимание на злобные измышления какого-то мерзавца, вероятно нанятого Петицией!

Ариэль пообещала больше не волноваться из-за подобной ерунды, а потом заговорила про маскарад. Против ее ожидания Стюарт с энтузиазмом поддержал идею бабушки. Правда, Ариэль заподозрила, что он сделал это только ради нее, чтобы перебить неприятное впечатление, вызванное мнимым звонком.

Сидя за чайным столом и наблюдая, как Стюарт и баронесса оживленно обсуждают предстоящий бал, Ариэль думала, что поступила правильно, не сказав Стюарту про свое бесплодие. Во-первых, их отношения были еще слишком неопределенными и Стюарт мог раздумать жениться на ней всерьез. Зачем же тогда омрачать их прекрасный роман? А во-вторых, Ариэль была просто не в силах рассказать Стюарту про свою беду. Потерять его сейчас, когда она так счастлива с ним? Ни за что! Пусть это случится потом, когда он охладеет к ней. Тогда разрыв со Стюартом не будет для нее таким мучительным, каким бы стал сейчас, когда все идет так хорошо.

В конце концов, разве я не заслужила несколько недель счастья? — резонно подумала Ариэль.

13

Так как бабушка Стюарта взяла на себя все хлопоты по подготовке бала, Ариэль оставалось лишь заняться маскарадными костюмами. И она с энтузиазмом предалась этому занятию. После долгих раздумий и советов с леди Джоанной Ариэль решила заказать костюм в стиле той эпохи, когда был построен Хемилтон-парк. Иными словами, платье, которое могла носить знатная дама двадцатых годов семнадцатого века.

— Разумное решение, — сказал Стюарт, когда Ариэль поделилась с ним своей задумкой. — Начни с этой исторической эпохи. А в последующие годы будешь шить костюмы следующих исторических периодов: конца семнадцатого века, начала восемнадцатого и так далее.

— То есть ты предлагаешь мне как бы отобразить на маскарадах всю историю твоего имения? — с улыбкой спросила Ариэль, стараясь не думать о том, что в следующем году ее уже здесь не будет.

— Именно так, — улыбнулся Стюарт. — И гостям мы тоже предложим выбрать костюмы из соответствующих эпох, чтобы не было нелепой пестроты, которая всегда ужасно раздражала меня на маскарадах.

— Думаешь, им понравится эта идея? Ведь мы в какой-то мере навязываем им свою волю и ограничиваем фантазию…

— Понравится, вот увидишь. Кое-кто из гостей на прошлых маскарадах уже подкидывал мне подобные идейки.

— Почему же ты им не следовал?

Стюарт слегка нахмурился.

— Потому что этого не хотела Петиция. Трудно сказать почему, но, вероятно, из чувства протеста. Да и мне самому, откровенно говоря, все это было безразлично.

— Ну что ж, теперь мы исправим это упущение, — усмехнулась Ариэль.

За неделю до маскарада костюм был готов. Ариэль втайне от всех примерила его и пришла в полный восторг от своего вида. Действительно, платье выглядело великолепно. Оно было сшито из атласа цвета слоновой кости и щедро расшито золотом и жемчугом. Корсаж был облегающим, а юбка довольно широкой, но без кринолина. Рукава платья были длинными, узкими ниже локтя и широкими вверху. Согласно моде той эпохи, платье имело глубокое декольте и роскошный, импозантный стоячий воротник: сделанный из тонких белоснежных кружев, он напоминал наполовину раскрытый цветок лилии. К этому туалету Ариэль решила надеть жемчужное ожерелье с алмазной застежкой и висячие серьги из жемчуга и бриллиантов. Две нитки отборного жемчуга должны были украсить ее прическу с небольшим шиньоном. Все украшения принадлежали к фамильным драгоценностям Хемилтонов. К наряду прилагалась изящная полумаска из черного бархата, чуть заметно мерцающая золотым шитьем.

Костюм Стюарта получился не менее роскошным. Для него Ариэль заказала штаны и камзол из темно-красного бархата, также украшенный золотым шитьем и имеющий воротник из белоснежных кружев, только не стоячий, а отложной. В тон наряду был сшит элегантный короткий плащ из серо-голубого муара. Наряд дополняли туфли, обшитые красным бархатом, с золотыми пряжками. Сама же Ариэль заказала туфельки на высоких каблуках из того же материала, что и платье, с изящными бантиками и золотым шитьем.

— Настоящая Золушкина туфелька, — сказал Стюарт, восхищенно рассматривая это замечательное произведение портняжного искусства. — Вообще, наши костюмы хоть в музей отправляй!

— В музей? — задумчиво переспросила Ариэль. — А тебе не приходило в голову устроить музей прямо здесь, в Хемилтон-парке? Я слышала, что некоторые аристократы разрешают туристам осматривать свои имения и замки. И берут за это деньги.

— Моя прагматичная американка! — ласково поддел ее Стюарт. — Что ж, мысль неплохая. Обещаю над ней подумать.

— А в танцевальном зале можно устроить выставку исторических костюмов и предметов быта, — оживленно продолжала Ариэль. — Ведь этот зал целый год остается закрытым и никто не видит его красоты.

— Полностью с тобой согласен. — Стюарт нежно поцеловал ее в нос. — При том условии, что ты станешь заниматься всем этим сама. Я загружен делами и не смогу выкраивать много времени для хобби.

— Ну что ж, если Джоанна не станет возражать… — Ариэль философски пожала плечами.

Лишь когда Стюарт ушел, Ариэль грустно усмехнулась своим фантазиям. Музей, маскарады… Может, ими кто-то и будет всерьез заниматься, но только не она. Ведь она здесь, увы, только временная гостья. Но странно: в присутствии Стюарта Ариэль как-то умудрялась об этом забывать. Когда он был рядом, ей казалось, что все происходит всерьез и что она истинная, долговременная хозяйка Хемилтон-парка. Она будет жить в этом прекрасном имении до самой смерти, а когда леди Джоанны не станет, вплотную займется домом и парком. Она будет принимать гостей, устраивать веселые костюмированные балы, наносить визиты соседям, с гордостью показывать туристам усадьбу и рассказывать ее историю.

Самым странным было то, что Ариэль чувствовала себя готовой к такому образу жизни. Наверное, если бы Стюарт сразу женился на ней всерьез, она бы испугалась столь резкой перемены в своей жизни. Она бы панически боялась знакомых Стюарта, его соседей и, конечно, бабушки. Но случилось так, что она вошла в свою новую роль незаметно для самой себя, без малейшего напряжения. Постепенно, день ото дня, Ариэль привыкала к дому, царящим в нем обычаям, присутствию слуг. Одним словом, она привыкла к роли хозяйки Хемилтон-парка. И к роли жены Стюарта.

Боже мой, боже мой! — думала Ариэль, обхватив руками голову. Но почему судьба решила сыграть со мной такую жестокую шутку? Она вознесла меня на вершину блаженства лишь для того, чтобы в один прекрасный момент сбросить в пропасть, где царят горе, одиночество и беспросветный мрак!

И все-таки Ариэль не жалела, что судьба свела ее со Стюартом. Потому что теперь она не представляла, что могла не встретить его, не узнать счастья разделенной любви. А Стюарт, без сомнения, любит ее. С того вечера во французской гостинице он никогда больше не говорил об этом, но об этом свидетельствовало все его поведение. Наверное, он не хотел показаться слишком навязчивым. Или хорошо запомнил ее фразу о том, что любовь и преданность надо доказывать делом, а не словами.

За все пять недель, прошедшие после объяснения в кабинете Ариэль, Стюарт ни разу не заговорил о том, что не хочет разводиться. Поначалу Ариэль удивлялась, но потом поняла в чем дело. Он смотрит на отмену фиктивности их брака как на дело решенное, которое уже невозможно оспорить. Он видел в Ариэль свою настоящую, постоянную жену. Такое положение вещей радовало Ариэль и очень льстило ее самолюбию. Но в то же время и доставляло ей мучительные душевные терзания. Правильно ли она делает, скрывая от Стюарта свое бесплодие? Не ведет ли она себя как закоренелая эгоистка? Ведь Стюарт может сильно к ней привязаться и тогда разрыв отношений причинит ему глубокую боль. А он совсем не заслуживает новых страданий.