Большая жемчужина, стр. 15

КРЮЧКИ ОСТАЛИСЬ

Владелец шхуны остался один. Ему вдруг стало не по себе. Чужой он ведь всё-таки на Тааму-Тара. Захотелось вернуться на судно.

Но покинуть остров удалось не сразу. Пришлось долго сигналить руками, пока катер не отвалил от шхуны. Его вёл один из матросов. Это мистер Берти, отдышавшись, догадался наконец послать за минданайцем.

Вещи, сваленные на берегу, Чуонг прихватил с собой. Он считал, что сделка между господином Деньги и охотником не состоялась и, следовательно, нет никакого смысла задаром оставлять добро. Американцу же будет представлен счёт. Мистер Берти всё равно не сумеет разобраться, остался ли товар на острове или вернулся в трюм шхуны.

Хотел минданаец собрать также и разбросанные белым рыболовные крючки, но потом передумал: бог с ними, пусть остаются. Стоят они гроши, а перед островитянами зато, когда снова побывает здесь, сможет похвастать своей щедростью. Вот, мол, оставил вам в подарок несколько дюжин первосортных крючков. Они их подберут. Весь песок в том месте просеят, но соберут. Крючки для них ценность.

КАССЕТА ПОЛЕТЕЛА ЗА БОРТ

Ступив на борт шхуны, Чуонг немедленно направился в каюту белого. Он всегда считал, что дело делать надо не откладывая. Его дело сейчас заключалось в том, чтобы вытянуть из мистера Берти те семьдесят долларов, что ему причитались за съёмку.

Господин Деньги лежал в каюте на койке скучный и вялый.

— Мистер Берти, — начал минданаец, с деланным оживлением потирая сухие маленькие руки, — я все сделал, как вы сказали: снимал, снимал, снимал. Ничего не пропустил. Вашему киноаппарату досталось. Он, по-моему, вспотел от работы, хе-хе…

Господин Деньги поднялся с койки.,

Значит, всё снял?

Каждый ваш шаг и каждый шаг чёрного, даже когда эти шаги… — минданаец хотел удержаться, но не смог и хихикнул, — даже когда эти шаги были немножко большие, немножко быстрые.

Мистер Берти покраснел, но пропустил ехидный владельца шхуны мимо ушей. «Проклятый торговец! думал он. — Надо заткнуть ему рот».

— Значит, снял? — повторил вопрос господин Деньги, как бы думая о чём-то другом. — Так, так… — со скучающим видом он протянул к минданайцу руку: — Ну-ка, дай аппарат.

— Пожалуйста. — Торговец снял с шеи висевший на ремешке чёрный ящичек и отдал американцу.

Господин Деньги молча повернул рычажок, вынул из ящичка кассету с отснятой плёнкой и так же молча, ничего не говоря, выбросил кассету в открытый иллюминатор, туда, где за деревянной обшивкой шхуны плескался океан. Была киноплёнка — и нет киноплёнки; было на ней запечатлено несколько сот маленьких снимков, сделанных на Тааму-Тара, — и нет больше снимков. Никто о них не должен знать. Не к чему показывать, как белый убегал от негра.

Минданаец, горько улыбаясь, проследил взглядом за полётом кассеты в иллюминатор.

Неужели вместе с нею вылетели из кармана и обещанные семьдесят долларов? Американец может не отдать. Работа, которую выбрасывают, — не работа. За неё денег не платят.

Но торговец напрасно огорчался. Швырнув киноплёнку за борт, мистер Берти сунул руку под подушку, достал бумажник, вынул пачку зелёненьких бумажек.

Вот что, Чу, — сказал он, протягивая Чуонгу деньги. — Тут семьдесят долларов за съёмку и ещё пятьдесят за то, что съёмки не было. Понял?

Н-не совсем, мистер Берти.

Не было съёмки, не было черномазого, не было прилипалы… Ты ничего не снимал и ничего не видел. Я не хочу больше ни одного слова слышать об этом. Ясно?

Минданаец бережно взял доллары.

Можете быть спокойны, мистер Берти. Мало ли что бывает… Они ужасно глупые, эти люди на островах…

Довольно! — прервал мистер Берти. — Я ведь сказал — ни слова.

Всё, мистер Берти, всё… — Минданаец засеменил к выходу. — У нас здесь больше дел нет. Я распоряжусь, чтобы подняли якорь.

Вскоре застучал мотор, шхуна развернулась и быстро, будто убегая, стала удаляться от Тааму-Тара.

ПИРАМИДКА ИЗ КОРАЛЛОВ

Нкуэнг наблюдал с берега за шхуной, потом медленно побрёл домой.

Он шёл и думал о Большой Жемчужине. Жалко рыбу! Ох, как жалко! До того жалко, что сказать невозможно. Не скоро раздобудет он вторую такую, а ещё вернее — никогда. Большая Жемчужина была одна. Равную ей не найти.

Погружённый в свои мысли, охотник собрался свернуть на тропинку, ведущую к хижине, как вдруг услышал, будто за кустами, загораживающими берег, кто-то плачет.

Страх мурашками побежал по спине. Уж не душа ли это рыбы-добытчицы тоскует и рвётся в море?

Океанийца тянуло прибавить шаг, но он пересилил себя, остановился. Плач донёсся явственней. Было в нём нечто знакомое. Нкуэнг пошёл на звук. Обогнув кусты, он увидел маленькую тёмную фигурку, освещенную лучами солнца. Да ведь это Руайя!

— Руайя! — окликнул девочку отец.

Девочка не шевельнулась.

Охотник подошёл вплотную. Руайя сидела у песчаного холмика, насыпанного господином Деньги. Вершина его заканчивалась пирамидкой, сложенной из кораллов.

Ты сложила? — спросил Нкуэнг.

Девочка подняла голову.

Да. Так лучше. Я хочу знать это место.

Хорошо сделала. Пойдём домой.

Руайя встала. У ног её что-то блеснуло. Нкуэнг пригляделся. Это было зеркальце — овальное, двойное, в пластмассовой окантовке.

Смотри, потеряла. — Он показал пальцем на подарок белого.

Не потеряла, бросила, — сказала Руайя. — Не нужно оно мне, ничего от белого не нужно.

Руайя наклонилась и куском коралла ударила по маленькому блестящему овалу, в котором отражался песчаный холмик с пирамидкой на вершине. Зеркальце распалось на мелкие куски. В каждом отразился песчаный холмик.

— Хорошо сделала. Пойдём домой, — снова повторил Нкуэнг.

Больше до самого дома отец и дочь не произнесли ни слова.

ГРОЗНО ШУМИТ ОКЕАН

В ту ночь в доме охотника за черепахами долго никто не мог уснуть. Угли в очаге покрылись золой, каждый лежал на своей циновке, но спать не спал: мысли мешали.

Нкуэнг думал: трудно сейчас будет без рыбы-добытчицы. Как семью прокормить?

Жена охотника думала: жалко Нкуэнга, очень он гордился своей Большой Жемчужиной. И рыбу тоже жалко. С нею семья была сыта, без неё голодно будет.

Руайя думала: проклятый господин Деньги! Хоть бы он упал с палубы шхуны и утонул; хоть бы его акула схватила; хоть бы большой кокос его по голове стукнул… Что же касается овального зеркальца, то оно у неё ещё будет. Большое. Такое, что всю её отразит.

Мальчики, поджав ноги к подбородку, тоже думали. И всё об одном: вырастут, обзаведутся рыбами-добытчицами и станут такими же знаменитыми охотниками за черепахами, как их отец. И уж они-то господина Деньги на остров не пустят. Ни за что!.. Стрелять из ружей будут, если он приплывёт.

Тлели угли в очаге, каждый ворочался на своей циновке, а за тростниковыми стенами хижины грозно шумел Тихий океан.

Что-то он сердитый сегодня, что-то беспокойный.