Бабочки в моем животе, или История моей девственности, стр. 41
Мне внезапно захотелось сделать ему больно, и я громко расхохоталась:
– Да, Марат, я уже!
– Хочешь сказать, что ты больше не девственница?
– Вот именно. А ты у нас догадливый, Марат.
– И кто же этот счастливец? Руслан? Я убью его.
– Оставь его в покое. Это не он.
– Кто-то другой? И когда же ты успела, прелесть моя? – злился он.
– Лет пять назад, милый.
– Что? Значит, ты мне все наврала?
– Вот именно, – расплылась я в улыбке.
– Но зачем?
– Хотела быть для тебя особенной, – кривлялась я.
– Но ты ведь была. И не нужно было тебе для этого быть девственницей.
– Так надежнее, Марат. Это проверенный ход.
– Проверенный? На ком? – не понимал он.
– На десятках других дурачков.
– Но зачем?
– Затем, что так удобнее разводить вас на деньги, милый.
– Деньги? Значит, те нужны были всего лишь деньги?
– Ну конечно. А что же еще? Ты ведь сам говорил, что всем девушкам нужны деньги. Ты был прав, милый.
– Значит, это была всего лишь игра? – ходуном ходили его желваки.
Я смотрела в его обезумевшие глаза и ждала, что он меня ударит. Его боль доставляла мне удовольствие. Я ликовала.
– Да, всего лишь игра. Иначе зачем мне, по-твоему, такие отношения?
– Какая же ты лживая, – шипел он, размахивая руками перед моим лицом. – Строила тут из себя невинность, а сама такая же, как и другие, готовая за деньги растоптать, унизить. А я ведь почти любил тебя.
Я проглотила ком в горле и опустила глаза:
– Извини, Марат, мне больше некогда с тобой разговаривать. Меня ждут.
– Руслан – твоя очередная жертва? – больно схватил он меня за руку. – С ним ты тоже ради денег?
– Ну, конечно, друг мой. Впрочем, в отличие от тебя, он привлекает меня еще и как мужчина.
Звонкой пощечиной отлетела от моей щеки его рука. Я смело уставилась в его взбешенные, черные от расширенных зрачков глаза.
– С ним мне не придется разыгрывать из себя девственницу. Он и так готов платить. И гораздо больше, чем ты.
Резко отвернувшись, я поспешила в зал. Там, в темноте, никто не заметит моих слез.
– Я подумала над твоим предложением. И я согласна, – решительным тоном заявила я Малышеву.
– Тогда не будем терять времени, девочка. – Руслан был вне себя от радости. – Мне не терпится заняться с тобой любовью.
Он потащил меня к выходу, попутно целуя в шею и бросая на Марата победный взгляд.
– Желаю удачи! – раздался его потерянный голос.
Я оглянулась ему вслед, наблюдая за его отчаянием, яростью, ненавистью. Кровь все так же текла из его губ. Я подумала, что это кровь нашей с ним умирающей любви. И я решилась на контрольный выстрел:
– Прощай!
Глава 26
ДЛЯ ТЕХ, КТО ЛЮБИТ ПОГОРЯЧЕЕ
Руслан набросился на меня прямо в машине. Он был груб и настойчив. Его рот терзал мои губы, его руки мяли мое тело. Казалось, он собирался овладеть мною прямо на заднем сиденье автомобиля, нисколько не смущаясь присутствия водителя.
– Руслан, – пыталась сопротивляться я, – может быть, мы хотя бы доедем до постели?
– Не волнуйся, девочка. Моих сил хватит и здесь, и в постели. Тебя сегодня ожидает бессонная ночь. Но увидишь, ты об этом не пожалеешь. Ты правильно сделала, что выбрала меня. Я настоящий мужчина, не то что этот слабак. Тебе понравится, вот увидишь.
– Не будем о нем, – попросила я и закрыла его рот поцелуем.
Я целовала этого чужого, презираемого мною человека и ничего не чувствовала. Это пугало меня и радовало одновременно. Я превратилась в робота, одного из многих биороботов, над которыми мы еще недавно смеялись с Маратом. Или я умерла? Пожалуй, я бы так и решила, если бы внутри, в моей груди, так больно не сжималось, так бешено не колотилось сердце. Зачем я сделала это? Зачем наврала Марату? Зачем поехала с Русланом? Я мечтала о том, чтобы мой первый мужчина был особенным. И что же в итоге? Меня вот-вот лишит девственности на заднем сиденье автомобиля озабоченный, грубый подонок. Впрочем, не все ли равно? Кому нужна моя девственность? Нечего с ней носиться. Продать ее за деньги, как все. Покончить с ней раз и навсегда. И я потянула за ремень Руслана.
– Вот это мне уже нравится гораздо больше, девочка, – зарычал он мне в ухо. – Ты ведь специально дразнила меня, так?
– Хватит слов. Давай уже ближе к делу, – резко ответила я.
– К чему спешить, малыш? Мы все успеем, обещаю тебе.
Мы подъехали к дому. Огромный забор, серая крыша. Ну что ж, самое место для того, чтобы покончить с невинностью.
Руслан схватил бутылку виски и отхлебнул прямо из горлышка. Я сделала то же самое.
– Любишь погорячее, малышка? – спросил он. – Значит, я не ошибся в тебе. Сразу понял, что ты горячая штучка.
Я отхлебнула еще. Пылающая жидкость обжигала горло, теплом сползала в живот и путала мысли. Кто я? Где я? С кем? Важно ли это?
– Да, я такая, – пьяно откровенничала я. – И я еще устрою тебе горячую ночь!
Словно безумная тигрица, я вскочила на него.
– Значит, хочешь остренького, милый?
– Еще как, – растаял он подо мной.
– Тогда получай.
Я впилась зубами в его шею, пытаясь прокусить ее насквозь, оставляя за собой глубокие следы.
– Нравится? – рычала я.
– О, да! – безвольно соглашался он, превращенный в послушную жертву.
Не расстегивая пуговиц, я разорвала его рубашку, скинула клочья на пол.
– А ты тигрица, детка!
– Еще бы!
Он схватил меня и понес в спальню. Бросив на кровать, он разорвал на мне одежду и набросился на меня. Его губы на моем теле, его руки, его тяжесть – все это было таким чужим, таким безразличным. Казалось, что это не я, что это чужое неживое тело бесчувственно лежит под этим мужчиной. И эта ночь должна стать самой незабываемой для меня?
– У тебя есть наручники? – игриво проворковала я, силой перевернув его на спину и оказавшись сверху.
– Хочешь поиграть, малыш? – хищно заулыбался он.
– О, да!
– В верхней полке тумбочки.
Кто бы сомневался! Там было еще много всяких штук – наручники, платок для глаз, даже плеть. Как раз то, что надо. Я лихо пристегнула его к изголовью кровати, завязала глаза и села сверху:
– Ты готов получать удовольствие, милый?
– Да, крошка, действуй!
Я шла по улице – злая, дикая, удовлетворенная. Меня не морозил холодный воздух, не мочил мокрый снег. Я рассекала воздух кожаной плетью и рычала, словно дикий зверь. Я прошла по мосту и, размахнувшись, выбросила плеть в реку. Она еще не совсем замерзла. И словно та большая лужа в моем дворе, вобрала в себя этот предмет быстро и жадно.
Я шла домой. А позади меня оставались ночь, серый коттедж и избитый любовник. Лишь девственность, моя верная подруга, по-прежнему была со мной. Я не решилась, не захотела, не смогла оставить ее там, этому чужому грубому подонку. Уж лучше мне навсегда остаться невинной. Но я не могла упустить возможность и не отомстить ему за ту ночь, когда он пытался меня изнасиловать. Сегодня была его очередь стонать, умолять о пощаде и орать от боли. Я оставила на его спине долгую память о своем темпераменте, расписавшись на ней десятками хлестких ударов. Он будет вспоминать меня каждый раз, глядя в зеркало на свое изодранное лицо, свои вырванные клочьями волосы. И конечно, надолго запомнит мои ногти, длинные, острые, сильные, – на его боках, ребрах, бедрах. Теперь-то он точно знает, что такое погорячее.
Я стала жестокой и беспощадной. Я была злобным, диким зверем, готовым порвать в клочья всех вокруг. Но даже эта, новая для меня звериная сущность не могла заглушить животного чувства боли, разъедающего меня изнутри.
В эту ночь я опять не спала. Меня трясло, словно в лихорадке. Я не могла не думать о Марате. О его глазах, его разбитых в кровь губах. Они стояли передо мной, беспомощные, пылающие. Что они говорили? Они каялись. Не хотел, боялся. Просил прощения. Почему я не могу никак забыть о них? Они ведь делали мне больно, куда больнее, чем терзающие губы Руслана. Но эта боль была такая сладкая, пьяная и пьянящая, боль-наркотик, от которой невозможно легко отказаться. Забыть его, вычеркнуть, стереть, выбросить из жизни раз и навсегда. Я больше не верила ему, не надеялась, не ждала. Его слова, оправдания, извинения больше меня не трогали. Им больше не хотелось верить. Все ложь! Испугался, не поверил. Разве такое может быть? Я открыла ему самое сокровенное, я считала его особенным, единственным. А он испугался. Будто бы я прокаженная какая-то, неполноценная, калека. Никогда и никому больше не поверю.