Серебряная книга сказок, стр. 33
Согласились глупые черти. И бросились бежать.
А королевский сын накинул на себя плащ, обул туфли и, стегнув кнутом, сказал: „Хочу быть у Черного города, где живет Золотая Берона!" И в тот же миг поднялся в воздух, полетел над горами, долинами и водами и опустился у ворот Черного города. Сбросил с себя плащ и туфли и отшвырнул кнут.
В это время неподалеку прогуливалась одна из девушек, что с Бероной за золотыми яблоками прилетала. Увидала она королевского сына, побежала своей госпоже доложить. А Берона уже не надеется с принцем повстречаться, не верит! Вторую девушку шлет, третью, и все одно и то же твердят: „Королевский сын сюда пришел." Поспешила к нему навстречу Золотая дева. А тут и черти явились.
— Ах ты, обманщик! — орут они хором. — Отдавай наш плащ, туфли и кнут!
Вернул им королевский сын их добро и от души поблагодарил. Ведь без них не попасть бы ему к своей дорогой Бероне.
Привела его Берона в свой замок, стали они мужем и женой и, если бы не умерли, могли бы еще пожить!
КТО СЪЕЛ ГОЛУБЕЙ
Изжарила как-то раз жена башмачника двух голубей на обед, одного для себя, второго для муженька. Подрумянились голуби, золотистой корочкой покрылись. Поставила на плиту, а сама на улицу вышла. Башмачник в это время не делом занимался, а только носом водил, уж очень аппетитно пахло. Терпел, терпел и не утерпел. Только жена за порог, а он шасть к плите! Постоял, послушал, нет ли жены в сенях, у дверей покрутился, а потом схватил голубка за ножки и съел, только косточки остались.
В старой поговорке говорится: „Лакомке — только облизать, а голодному еще и насытиться." А башмачник, надо вам сказать, был лакомкой, а тут еще и проголодаться изрядно успел. Не долго думая, слопал он и второго голубка!
А потом, как ни в чем не бывало, губы утер, уселся на свою треногу и принялся за работу.
Часы пробили полдень, вернулась жена, стала на стол собирать. Сидят, обедают. Все чин-чином, пока до жаркого не добрались. Тут-то и грянул гром: „Кто съел голубей?" — кричит жена, а башмачник отвечает:
— Я и не знал и не ведал, что ты голубей жарила!
И пошло, и пошло, слово за слово, брань да ссора. Башмачник отпирается, на жену сваливает, сама, мол, съела, а с меня спрашиваешь!
Спорили, спорили, ни до чего не дошли.
— Ну, ладно, — говорит тогда хитрая жена, — с этой минуты ни ты, ни я ни словечком не обмолвимся. А кто первым заговорит, тот, выходит, и голубей съел!
На том и порешили.
Стало в дому тихо, как в гробу: жене ни поворчать, ни посплетничать, башмачнику ни огрызнуться, ни песню затянуть. Лучше бы ему женину брань слушать, чем эту мертвую тишину терпеть. Но уговор — дороже денег.
Молчат себе оба, помалкивают. День проходит, второй. На третий день останавливается возле их дома богатая карета. С запяток лакей соскакивает и спрашивает, как в город проехать. Встала жена со стула, открыла было рот, хочет объяснить, да вдруг как плюхнется обратно, только руками машет. И башмачник молчит — ни гу-гу!
Вернулся лакей и говорит своему барину: „В доме-то немые живут."
Но тут из дому хозяйка выскакивает и прямо в карету лезет, сама дорогу показать собирается. Села рядом с барином, кучер стеганул коней, и карета тронулась.
А башмачник увидал, что жена уезжает, испугался, высунулся из окна, кричит: „Женушка, не уезжай, прости меня, это я голубей съел!"
Засмеялась жена и все барину рассказала.
Тот повеселился от души и расщедрился — дал ей дукат, чтоб она еще голубей купила. Так она и сделала, да только на этот раз мужу-лакомке не перепало ни крошки!