Муха и сверкающий рыцарь (Муха – внучка резидента), стр. 29
ГЛАВА XX
ЭТО ЖЕ САМОСВАЛ!
Машу спасли играючи: Петька просто подставил ей под ноги лестницу. Первым делом она кинулась на кухню и выключила огонь под кастрюлей с борщом. А Петька быстро нашел нужные краны и перекрыл воду во всей квартире, ничего при этом не сломав. Маше стало казаться, что жизненные невзгоды изменили «укропольского егеря» к лучшему. Но не тут-то было.
С торжествующим видом Петька притащил садовый насос.
— Отдыхай, Незнамова. Все остальное сделает техника, — объявил он и повернул выключатель.
Техника захрюкала. Шланг обдал водой сунувшегося поближе Динамита и заскакал по полу. Петька поймал его и бросил в ванну, но шланг только шипел и плевался.
Мелковато у нас, — озабоченно пожаловался Петька. Вода кругом стояла по щиколотку. — В инструкции написано, что надежная работа обеспечивается в водоеме не мельче пятнадцати сантиметров.
А ты напусти еще водички, чтобы обеспечить надежную работу, — посоветовала Маша.
Она разрезала наискось большую пластиковую бутылку, и получилось два черпака. Один Маша взяла себе, другим завладел Динамит. Вдвоем с дошколенком они собрали с полов сто восемьдесят четыре таза воды, а Петька мудрил над насосом и говорил:
— Отдохните, я все налажу. Тут надо манжетку нарастить, всего и делов.
И он все наладил, но к тому времени оставалось только подтереть полы тряпками. Петька испытал насос в тазу с водой. Кажется, он был недоволен тем, что Маша и Динамит сделали всю работу и не дали ему применить новую технику.
Сильно пахло чесноком. Потоп разнес по квартире три литра заправки, и запах теперь не скоро выветрится. Вытирая полы, Маша добралась до кухни. На плите остывала кастрюля со злополучным борщом. Отмытые дочиста осколки банки валялись по всему полу. Под одним, как в прозрачном шалашике, лежало целых две монеты — золотая и серебряная!
Динамит уже пересказал, как сумел, телепередачу с дедушкой Колей, и Маша поняла, что Деду опять не верят. Да и как ему поверить? Грязный, оборванный старик что-то лепечет о сокровищах на дне моря. А у самого вместо доказательств — картинка с золотым блюдечком, вместо документов — подозрительная бумажка из американской тюрьмы… Было ясно, что после телепередачи он пойдет в милицию доказывать свое. Вот бы пригодились Деду монеты из музея!
Маша стала обдумывать разные способы поскорее доехать в Сочи. И тут на глаза ей попался проволочный ске-летик, державший монеты в банке. Еще одно вещественное доказательство для милиции.
Она повертела скелетик в руках, представляя, как он сидел в банке. Четыре растопыренные лапки сверху, четыре снизу — это чтобы он держался плотно, не болтаясь и не звякая по стеклу. Еще десятка два лапок были загнуты: раньше они прижимали столбики монет. А это что? В сплетении проволок виднелась трубочка из фольги. Она почти сливалась цветом со скелетиком. Маша выцарапала у него трубочку, развернула и нашла плотно скатанную в рулон записку:
«Кашель, муфлон трекает, что скоро покапает в Турцию. Отмаксай ему тонну деревяшек, а как западет, засвети драхмы и смаръяжь, что теперь он замазан. Пускай толкнет драхмы в Турции и привезет нам капусты на первое время. Гони фуфло по-любому, лишь бы привез, а там дадим ему оборотку. Ментавра не вали. Пусть пайку хавает, а ты паси его в оба. Пока не подорвем отсюда, шлак нам без мазы. Вернем свое, тогда прикроем ему дых мякотью.
Седой»
Сначала Маша ничего не поняла. У муфлона кашель, а ментавра надо пасти. Зоопарк. Она прочитала записку еще раз и стала разбирать по слову.
Кашель — обращение, воровская кличка. Одним пишут: «Дорогой Иван Иванович», а другим — «Кашель», потому что большего они не заслужили.
Муфлон — кажется, горный козел. Козел! Так, так…
Петь! — крикнула Маша. — А Витька в Турцию не собирался?
А что? — в дверь заглянул Петька с тряпкой в руках. Наконец-то взялся за ум. — Он говорил, что его буксир пойдет в Турцию, ракушки с днища соскребать. Но Витьку не возьмут. У него документов для заграницы нет.
Кое-что прояснилось. Дотрекался муфлон Витька. Если бы он сейчас не прикарманил монеты, то позже получил бы их от вора Кашля с приказом продать в Турции. Но в Турцию его не возьмут. Скорее всего, Витька бы не признался во вранье, а взял монеты и стал скрываться от грабителей…
Ладно. Этого уже не будет никогда. Гораздо интереснее вторая часть записки. «Ментавра не вали». Минотавр — мифическое чудище, человек с головой быка. Но их не бывает. Может быть, ментавр — это мент, милиционер? Тогда выходит: «Милиционера не вали, пусть что-то паяет, а ты его паси (то есть присматривай за ним?) в оба глаза».
Подошел Петька и потянул из рук у Маши записку:
Это что?
В банке лежало. Муфлон — твой Витька, а про ментавра я еще до конца не поняла.
«Укропольский егерь» пробежал записку глазами и не задумываясь выдал:
Плохи дела у этого ментавра. Убивать его хотят, правда, не сразу. А пока в плену держат.
Да ну! — не поверила Маша. — Тут ни слова про лен. И про убийство тоже. Если «валить» — это «убивать», то Седой, наоборот, пишет: «Ментавра не вали».
А потом-то? «Прикроем ему дых мякотью», — с выражением прочитал Петька и для наглядности закрыл себе от ладонью.
Пускай, — согласилась Маша, — но про плен-то где?
А где еще пайку едят?
Едят?! Пайка — это когда паяют! Паяльником.
— Простота! — снисходительно улыбнулся Петька. — пайка — это паек. Порция, другими словами. И получается, что Кашель стережет этого ментавра, кормит. А как ни вернут свое…
Сокровища, — вставила Маша.
Ну! Поднимут из моря сокровища, соберутся бежать задушат ментавра!
«Бежать» здесь тоже не написано, — сомневалась Маша. — Они что-то взорвать хотят.
Не взорвать, а подорвать, и не что-то, а отсюда. «Мужичок с ноготок» читала? «Рванул под уздцы и быстрей зашагал». Вот и они рванут. А перед этим прикроют дых ментавру.
Самосвалову, — добавила Маша, еще не до конца веря своей догадке.
Петька молчал. Брови у него ползли на лоб, а губы немо шевелились.
— Сто пудов, Самосвалову, — тихо выдохнул «укропольский егерь». — Я же вчера видел, как Триантафилиди с ним разговаривал!
Маша с Петькой говорили взахлеб, наперегонки, то споря, то понимая друг друга с полуслова, и забытое вспоминалось, а догадки превращались в уверенность.
Вчерашний день. После кораблекрушения Евгений Евгеньич развозит по домам Петьку с Динамитом и Машу с Дедом. Петька переодевается в сухое, берет оставленную у Торговой пристани тележку и возвращается на берег безымянной бухты. Ему нужно довезти до сарая пробитую лодку. Но рабочие с тарного, оказывается, уже все сделали, не дожидаясь его просьб.
Петька остается поглядеть, как спасают подводную лодку Самосвалова. Ее волоком протащили по дну до мелководья, прицепив к двум моторкам. Дело близится к концу: Самосвалов уже подогнал свой «уазик», чтобы на буксире втянуть подлодку на обрыв. Петьке становится неинтересно, и он бежит в универмаг за клеем для своей лодки.
Вновь он видит Самосвалова в универмаге. Начальник укропольской милиции стоит у прилавка, где продают. фо-топленку и делают карточки. В очереди перед ним компания младшеклассников. Серьезные-то люди давно снимают цифровыми камерами, несерьезные — телефонами, а пленочными «мыльницами» забавляются одни дети. И Самосвал. Петька похихикал про себя и отлично запомнил, что на груди у начальника укропольской милиции висел желтый фотик для подводной съемки. Тот самый, которым он щелкнул загадочного рыцаря. Почему-то Самосвал был в парадной милицейской форме с белой рубашкой.
Как назло, прилавок с фотопленками у самого выхода — мимо не проскочишь. А Петька чувствует себя виноватым за кораблекрушение и не хочет попадаться на глаза Самосвалу. Он ждет, прячась за колонной. И тут к Само-свалову подходит Триантафилиди! Только Петька не узнал огородника без его знаменитого помидора.