Нежить, стр. 69

Именно здесь мы в прошлый раз потеряли след женщины-зомби. Сегодня Лайон не медлит. Он перебегает шоссе, врезается в заросли кукурузы, и я теряю его из виду, слышу лишь шуршание ветра среди стволов, они наклоняются, ломаются, и я теряюсь среди них.

Я останавливаюсь. Я вижу тропу — стебли кукурузы раздвинуты, здесь прошел Лайон, или женщина-зомби, или олень. Я слышу шелест листьев; затем наступает зловещая тишина, не нарушаемая треском цикад, а затем снова поднимается ветер. Я углубляюсь в поле, и лежащие на земле стебли хрустят у меня под ногами, словно кости. Я оставила рюкзак на кладбище, не ожидая, что мы вот так сорвемся с места. Что мне делать, если я найду зомби или зомби найдет меня? Думаю, мне стоит просто медленно, осторожно возвращаться обратно в город.

Но нужно быть уверенной, что меня не схватят. В поле, в темноте, я не могу понять, где она, и здесь ли она вообще. Что-то шевелится слева от меня, это не ветер, и я шепчу: «Лайон?» Сама не знаю зачем. Если это зомби, она, наверное, уже знает, где я. Я придерживаю дыхание.

И кричу, издаю дикий вопль; потому что кричит Лайон, скорее визжит, резко, отрывисто. Я слепо бросаюсь в заросли, продираюсь к просеке, оставленной трактором, и ору: «Лайон!» Еще одна канава, какая-то дорожка, в темноте не различить цветов, но вот я вижу движение. Я бегу. Останавливаюсь на краю канавы, Лайон неподвижно лежит внизу, а за спиной у меня слышны тяжелая, неуклюжая поступь и хруст ломающейся кукурузы. Я собираюсь с силами, чтобы развернуться и бежать за зомби, но останавливаюсь. Я не могу оставить Лайона.

Конец истории с зомби бывает не очень-то веселым. Нельзя совместить зомби и хеппи-энд. Даже если главная героиня остается в живых. Даже если остаются в живых ее друзья, хотя давайте взглянем правде в глаза: такое редко случается. Я спускаюсь в канаву, скользя по камням и сырой земле, хватаюсь за какое-то дерево, чтобы не упасть. Здесь, внизу, холоднее — теплый воздух поднимается вверх. В низких местах собирается туман. Лайон дрожит, обхватив вывихнутую щиколотку, лицо его измазано грязью. Но он не сдается, не плачет. Я рада, что это так. Но я знаю, что нельзя спрашивать: «С тобой все в порядке?», — и вместо этого говорю:

— Ты видел ее?

Он не отвечает. По-моему, он не слышит. А видела ли она его? Она прошаркала мимо и оставила нас здесь. Не знаю, что бы это значило. Может быть, не только он шел по следам. Может быть, и эта девушка-зомби ищет кого-то. Тогда все будет по-другому. Будут беспорядки. Военное положение. Заколоченные двери и бейсбольные биты. Мне придется остаться. Я здесь понадоблюсь.

В этом заключается другая проблема с концовками в историях про зомби: победить можно, лишь обманув них. Вы можете убежать, если зомби один. Можете увернуться от двух или размозжить им головы дубиной. Но зомби никогда не выходят по одному или по двое. Нет, их трое, или четверо, или еще больше, они, покачиваясь, бредут по кукурузным полям или по улицам, и попытки спрятаться и забаррикадироваться от них бессмысленны. Я никогда не поставлю против зомби. Никогда в жизни.

До дома далеко, щиколотка — место болезненное, и даже если мы доберемся до шоссе, Лайон не сможет ехать на велосипеде.

— Она тебя укусила? — спрашиваю я, и он качает головой:

— Пока нет.

Слез нет, в глазах его — решимость. Я глотаю комок в горле. Поднимаю Лайона на ноги и обнимаю, неистово, и говорю, уткнувшись ему в грудь:

— Мне будет не хватать тебя.

Есть мнение, что стать зомби — хуже смерти. Это неверно. Зомби находятся в положении между жизнью и смертью, из которого всегда есть выход. По-моему, стать зомби — это хуже жизни.

Лайон выше меня и тяжелее, но он повисает у меня на плече и хромает сильнее обычного, пока мы снова не выходим на шоссе. Мы знаем, куда идти, у нас есть цель и есть мозги. Думаю, здесь мы обгоним зомби. Я отламываю ветку с дерева, растущего на краю поля, и Лайон берет ее у меня. Это лучшее, что мы можем сделать. Он пытается замахнуться. Наверное, бейсболисты тоже это знают: нельзя бросать биту, если не собираешься бежать.

Но в конце концов бежать приходится. Именно так спасаются от зомби. Ты отступаешь на пару шагов. Прощаешься. Затем разворачиваешься. Бежишь. Ты не оглядываешься. Ты не делаешь зигзагов, потому что это задержит тебя.

Нужно бежать, потому что зомби медлительны, но упорны, и еще потому, что они правы. Существуют вещи худшие, чем жизнь, и зомби — лучшая из них.

Лиза Мортон

Искры устремляется вверх

Лиза Мортон — писатель и сценарист. Ее короткие рассказы издавались во множестве антологий («Mondo Zombie», «Dark Delicacies», «Dark Terrors 6», «The Museum of Horrors», «Horrors! 365 Scary Stories» и других) и публиковались в журналах (например, в «Cemetery Dance»).

Мортон считает, что многие авторы, решившие писать о зомби, попали в ловушку, пытаясь перещеголять друг друга в раскрытии табуированных тем и используя при этом максимально красочные описания экстремального секса. Поэтому, когда Мортон сама собралась писать рассказ про зомби, она сначала спросила себя, какие табу еще остались незатронутыми в историях о зомби. «Ответ был — социальные, — рассказывает Мортон. — Очень трудно представить себе более горячую социальную тему, чем аборты, и когда я подумала, что можно объединить ее с рассказом о выживших, ограничивающих и тщательно распределяющих свои ресурсы, все встало на свои места».

Дыхание мое ослабело; дни мои угасают; гробы предо мною.

Книга Иова, 17:1

Блажен и свят имеющий участие в воскресении первом…

Откровение Иоанна Богослова, 20:6

Июнь, 16

Завтра ровно год, как здесь основали Колонию, и сейчас все заняты подготовкой к большому празднику. Две недели назад мы собрали свой первый настоящий урожай, поэтому у нас есть много вкусной еды, а что до выпивки… ну продукция Джорджа большинству все еще кажется несколько чрезмерной, поэтому Том и несколько мальчиков вчера устроили вылазку, чтобы добыть настоящего спирт ного. Разумеется, меня не обрадовало, когда Том сказал мне, что пойдет (да еще не за чем-то жизненно важным, а просто за бухлом), но он говорит, все прошло не так уж плохо. Первые пять миль после того, как они вышли из Колонии, дорога была совершенно пустой, и даже большая часть Филипсвилля, крошечного городишки, где они ограбили винную лавку, тоже давно опустела. Том говорит, он застрелил одного в погребе винного магазина, когда спустился туда в поисках хорошего вина, — старуху, может бывшую когда-то женой хозяина лавки. К несчастью, она похватала почти все хорошие бутылки и разбила их об пол. Том пошарил среди того, что осталось, и обнаружил ящик хорошего бургундского. В Колонии сто тридцать один взрослый, и он сосчитал, что получится бутылка на двоих на День годовщины.

Прошло уже две недели с тех пор, как у стен Колонии видели мертвяка. Педро Квинтеро, наш лучший стрелок, снял его выстрелом в голову с восточной башни. Проще всего дурачить самих себя, думая, что положение наконец-то выправляется… Проще и опаснее, потому что все вовсе не так. То, что в последнее время мертвяков рядом почти нет, говорит только об одном: Док Фриман правильно выбрал для нас место, подальше от городов и скоростных шоссе. Конечно, Док Фриман был прав — он вообще всегда прав. Он сказал, что мы должны уйти так далеко на север, потому что на юге становится все жарче, и точно — вот уже неделя, как у нас больше 80 градусов. [32] Даже думать не хочу, что там сейчас в Лос-Анджелесе — может, все 120 [33] в тени.

Завтра мы будем не только праздновать Годовщину, но еще и чествовать Дока Фримана. Если бы не он, полагаю, Том, малышка Джессика и я бродили бы сейчас там вместе со всеми остальными — мертвые уже год, но все еще голодные. Всегда голодные.

вернуться

32

По Фаренгейту. Соответствует 26,5 градуса по Цельсию.

вернуться

33

49 градусов по Цельсию.